Господин следователь. Книга восьмая

— Ой, милый, тебе-то туда рано, — покачала головой бабушка. — Да и я еще поживу. Но верно сказал — как попадем туда, так и узнаем. Пожалуй, я тоже пойду.

Я протянул Нине Николаевна руку, чтобы помочь, но она фыркнула:

— Старая я, да не дряхлая.

Мы разошлись. Нина Николаевна, как я надеюсь, пошла домой, а сам отправился в Воскресенский собор ставить свечи за упокой Сидора Вараксина и его детей, подавать записки. Покровская церковь ближе, но она кладбищенская и службы там проводят не каждый день. А Воскресенский собор уже стал для меня родным.

Из собора пошел по Воскресенскому, рассчитывая, что еще намотаю пару кругов, а потом-таки пойду в гости к невесте. Или домой вначале заглянуть?

Решив, что все-таки нужно посмотреть — как там дела у отчаянных гимназисток, проводивших субботник, решил немного срезать и пройти мимо здания с каланчей, где у нас и Городская управа, и Городская дума, да и управление полиции.

В иной день заглянул бы в управление — у них служба заканчивается позже, но без Абрютина там и чай разучились заваривать, а трудиться вместо господина Щуки не намерен. Опять, небось, господин надворный советник попытается спихнуть на рассмотрение Окружного суда какую-нибудь хрень, которую сам должен решать.

— Иван Александрович, а почему мимо проходишь?

Ба! Сам господин исправник собственной персоной. Нет, он уже должен стать исполняющим обязанности начальника какого-то структурного подразделения департамента полиции МВД. Забыл, правда, какая должность у Василия, но знаю, что почти генеральская. А генералам высовываться из окна несолидно. Исправникам, к слову сказать, тем более. В столице начальников как стерляди в Шексне, а исправник у нас один.

Через минуту уже обнимался с начальником нашего уезда. А ведь я и на самом деле соскучился по Абрютину. Все-таки, не хватает мне его мудрого слова, а то и насмешки.

— Ты что это, господин кавалер, ходишь, как неприкаянный? — поинтересовался Абрютин.

— Из дома выгнали, — поспешил наябедничать я. — Причем, собственная прислуга.

— Эта, которая Нюшка, а теперь гимназистка? — хохотнул исправник. — Эта может… Она что, полы моет?

Ну вот, даже неинтересно. Хотел на судьбу пожаловаться, а Василий сразу просек.

— Их там у меня трое. Сама Анька, а с ней две подружки. Печку у меня перекладывали, а барышни уборку устроили.

— О, тогда правильно сделали, что выгнали, — авторитетно заявил Абрютин. — Меня тоже, если Верочка с горничной убираются, из дома во двор выгоняют. А грустный-то ты чего?

Отделаться шуточкой не удалось, пришлось рассказывать.

— На кладбище был, старушку встретил — вдова Вараксина, может помнишь такого? Поговорили, я немного расстроился.

— Помню, конечно, — кивнул исправник. — И старика помню, и Нину Николаевну знаю. Очень достойная женщина. А Сидор Пантелеймонович, насколько помню, еще весной умер. Дай Бог ему Царствие небесное.

Василий Яковлевич перекрестился и пошел давать указания заваривать чай. Канцелярист, судя по его унылому тону, за время отсутствия начальства подрасслабился, и хотел уйти домой. А тут, начальство.

Дождавшись, пока исправник озадачит канцеляриста подготовкой к чаепитию, спросил:

— Василий, ты за вещами? А когда окончательно переберешься в столицу?

— А я, Иван, насовсем вернулся, — вздохнул Абрютин.

— В каком смысле — насовсем? — не понял я. — Тебе что, столица не показалась?

— Да бог с ней, со столицей, — махнул рукой Василий. Поморщившись, пояснил: — Понимаешь, Верочка снова кашлять начала. Я к докторам, а они — давайте-ка вы свою жену обратно увозите. Климат в Петербурге не подходящий. Я к господину товарищу министра — дескать, простите, Ваше превосходительство, обстоятельства. Он только руками развел, нахмурился, да и сказал — что тут поделать, езжай назад. Губернатору Новгородскому депешу сам отправлю — мол, не ищите в Череповецкий уезд исправника, прежний останется. Так что, прости меня Ваня, не оправдал я твоих надежд.

— Вася, ты на мои надежды плюнь, — махнул я рукой. — Ты же знаешь, что Веру Львовну — твою Верочку, я очень люблю и уважаю. Не стоит карьера здоровья жены. Правда, — вздохнул я, — придется свадьбу в Череповце играть. Тебе так и так шафером на ней быть, а без Веры ты в Петербург не поедешь.

— Ты сначала до свадьбы доживи, потом думать станешь — кого шафером звать.

Заметно, что Василий Яковлевич повеселел. Он что, на самом деле считал, что я обижусь, что он отказался от повышения?

— Василий, а знаешь, я даже и рад, что ты остаешься, — сообщил я. — Мне в Череповце еще год, а кого на твое место назначат — неизвестно. Ладно, если Щуку, он хотя бы дров не наломает, а если какого-нибудь дуболома?

Хотел сказать — вроде кирилловского коллеги Абрютина, но не стал. Тем более, что мрачный канцелярист принес нам чай и мы на какое-то время отвлеклись.

Вон, как начальство вернулось — опять чай в полиции нормальный, а не тот, которым меня Щука угощал.

Абрютин, горделиво выпятив грудь, звеневшую наградами, отхлебнул из стакана и сказал:

— Думаю, господину тайному советнику проще найти управляющего делопроизводством, нежели исправника.

— А ты с каким тайным советником дело имел? С министром? А я-то думал, что ты с отцом договаривался.

— Иван, а ты что, газет не читаешь? — удивленно вытаращился Абрютин.

— Почему не читаю? Читаю, — слегка обиделся я. — Вот, как мне делать нечего, так я газеты и читаю. И «Новгородские губернские ведомости» и «Биржевые». Правда, в последнюю неделю дел навалилось. Сам понимаешь — не каждый день печку перекладывают, а тут аж на три дня затянулось. Еще козу у меня украли — слава богу, что вернули потом.

— Да, если хочешь — подскажу, кто твою козу похищал, — развеселился Абрютин.

— Не надо, — отмахнулся я. — Вернули — так уже хорошо. Подозреваю, что гимназистка увела, класса так… четвертого — пятого.

— Силен! — восхищенно покачал головой Абрютин. — Только не одна гимназистка была, а две. Ко мне папаша одной из похитительниц приходил — мол, христом-богом молю, заступитесь, Василий Яковлевич. Просыпаюсь — а во дворе коза чужая блеет. Дочка Маринка, а с ней подружка Светка. Спрашиваю — откуда коза? Говорят, у господина Чернавского ненадолго взяли, хотим барышнями настоящими стать. Папашу аж в холодный пот кинуло. У самого Чернавского козу украсть? Он ремень схватил, девок отлупил не разбираясь — где своя, где чужая, а козу к тебе и отвел. Подвел, а сам деру дал. Теперь две семьи трясутся — мол, а как Чернавский прознает, кто украл? А ты бы прознал?

— Если бы цель поставил — прознал бы, — кивнул я. — Психологический портрет похитителя я сразу составил, следы преступления были — капуста, а дальше ерунда. Дома около Покровского кладбища — вроде их и много, но сколько там гимназисток четвертого класса живет? Вот и все. Городовому всех дел на час. А теперь мне и раскрывать ничего не нужно — исправник уже сам все раскрыл. Когда и успел?

Надо было сказать, что с семейств «похитительниц» в пользу Маньки следует взять хоть какой-нибудь штраф. Даже на пару кочанов капусты согласен за моральный ущерб.