Господин следователь

– Но ты-то не горничная, а дворянка. Вон как ты память о муже хранишь. Это я во всем виноват.

Наталья Никифоровна засмеялась, потом чмокнула меня куда-то в нос.

– Ох, Ваня, ты меня уморил. Сам, видите ли, виноват… Может, я только этого и ждала, чтобы ты пришел? Не самой же к молодому парню лезть? Приду, а он меня взашей погонит… Стыдоба!

Я только вздохнул и покрепче обнял женщину, задумавшись на пару секунд – как же моя кареглазая гимназистка? Или мне показалось, что влюбился?

Нет, не показалось. В девушку, полную тезку своей бывшей жены, я и на самом деле влюблен. Одну люблю, с другой трахаюсь. Где моя совесть?

Совесть что-то промямлила, но я ее быстренько успокоил тем, что нас с этой девочкой-гимназисткой пока ничего не связывает. Вот если бы она моей невестой была, тогда да, никаких посторонних баб. Женщин, в смысле.

– Ваня… Иван Александрович. Ты не считай, что я такая благородная и порядочная, вроде Татьяны, – сказала хозяйка. Пока до меня доходило, кого она имеет в виду, Наталья Никифоровна продолжила: – Был у меня когда-то любовник.

– Когда ты успела? – удивился я. – Сама говорила, что вышла замуж в семнадцать лет по большой любви.

– Дурное дело нехитрое, а любовников и раньше заводят, – резонно отвечала Наталья. – Но я-то замуж честной девушкой выходила, а любовника отыскала, когда уже три года замужней была. Я ведь тебе как-то сказала, что родные мои похлопотали, чтобы моего покойного мужа в Череповец перевели ради карьеры? Не всю я правду сказала. Василий Кондратьевич тогда инспектором учебных заведений Устюжского уезда был, в разъездах часто. А тут приехал в Устюжну один поручик в отпуск, к родственникам, все и закрутилось. Да так закрутилось, что забеременела.

– И что такого? Может, от мужа?

– От мужа три года забеременеть не могла, а тут – на тебе? Да и сама знала, от кого забеременела. И другие тоже. В Устюжне-то все на виду, не скроешься. Толки разные, пересуды, до мужа дошло. Над мужем, не то что сослуживцы, даже ученики издеваться стали: записочки пакостные писали, а иной раз прямо в лицо насмехались. Мол, в следующий раз сам не сможешь – зови помощника.

– И что, он поручика на дуэль вызвал? – полюбопытствовал я.

– Какая дуэль? Поручик – человек военный, а мой супруг даже не личный дворянин. Офицер такого просто с лестницы спустит или из окна выкинет. Родственники вмешались. Мы сами-то из мелкопоместных, зато родственники большой вес в уезде имеют. Поручика в столицу вернули, моего супруга в Череповец перевели, от сплетен подальше. Василий Кондратьевич меня простил, но ребеночка велел вытравить.

– И ты согласилась?

– А что делать? Плакал он сильно, говорил: измена, дескать, это ничего, случается. Поговорят и забудут. Но если незаконный ребенок – это клеймо. Куда угодно уезжай, не спрячешь. Дознаются – опять станут записочки писать, издеваться. А ребенок у нас еще свой будет, да не один. Послушалась, да понадеялась, что будут у меня дети. Пошла к бабке-знахарке, она цветочков желтеньких заварила прямо при мне… Я выпила… Ну дальше и рассказывать не хочу.

Глава двадцатая Сельский коллега

Все потихонечку устаканилось. Здание суда отремонтировали, судейские чиновники вернулись в родные стены. Из Луковца, куда отправилась полиция, дурных известий не поступало – видно, никого не убили, не обокрали; значит, мне туда ехать не надо. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Во взаимоотношениях с квартирной хозяйкой тоже все утряслось. В том смысле, что рефлексировать и биться головой о стенку ни я, ни Наталья не стали. Договорились только, что станем обращаться друг к другу по имени и отчеству. Везде, даже в спальне. Если наедине привыкнем называть Ваня и Наташа, обязательно проколемся – ляпнем в присутствии посторонних, а народ у нас умный, сложить два и два сумеют. Как станут дальше развиваться наши отношения, мы не знаем, но с квартиры меня не гонят. Значит, как пойдет. А вот входную дверь следует запирать. Повезло, что никто из соседей не приперся, но все может быть.

К рассказу о ее неродившемся ребенке у меня двойственное отношение: с одной стороны, жалко женщину, лишенную радости материнства, с другой, почувствовал облегчение. Когда я принялся «утешать» Наталью, думал не головой, а другим местом. С презервативами в девятнадцатом веке напряжно. Читал, что эта нужная вещь была изобретена еще для любвеобильного английского короля Карла II, но сомневаюсь, что правда. У Пикуля в какой-то книге жена главного героя пользовалась «французскими средствами» контрацепции, но что за средства, писатель не указал.

Просить квартирную хозяйку разузнать о Елене Георгиевне теперь вроде и неудобно, но она сама узнала о кареглазке. Небось соседи доложили, что видели квартиранта на карауле около гимназии, или углядели, как мы наматывали круги вокруг дома ее тетушки.

– Леночка Бравлина – хорошая девушка, – сообщила Наталья Никифоровна после ужина. – Фамилия из наших, из новгородских дворян. Родственники в Устюжне живут и здесь, в Череповце. Родители у нее в Белозерске, отец – управляющий казенной палаты, а дочку сюда прислал. В Белозерске, как и у нас, в Устюжне, лишь прогимназия [14] , так что в Череповец девчонок отовсюду везут. Брат у нее есть младший, в Морском училище учится. Если вам невеста нужна, то лучше не найти. Правда, про приданое ничего не знаю. Поместье у Бравлиных было, но что с ним теперь? Возможно, продано или заложено.

14

Прогимназия – учебное заведение, где обучались дети от 7 до 10 лет. По сути – начальная школа. Но большинству девушек этого образования хватало. Квартирная хозяйка Чернавского в прогимназии не училась, потому что в Устюжне она появилась лишь в 1875 году.

М-да… Женщина, с которой я недавно был близок, говорит любовнику о его потенциальной невесте. Как это понимать? Лучше голову не ломать. А Леночка Бравлина, если судить по наставлениям маменьки, вполне подходящая партия для сыночка вице-губернатора.

Наталья Никифоровна озаботилась краткими наставлениями по части ухаживаний за барышней. Цветы, конфеты и прочие подарки до тех пор, пока нас официально не объявят женихом и невестой, дарить нельзя. Искать свидания наедине лучше не стоит, а если провожать до дома, так непременно, чтобы рядом шагала подружка. Мы и так в прошлый раз нарушили правила, но хорошо, что бродили под бдительным оком тетки.

Еще не возбраняется пригласить девушку погулять, в воскресенье можно покататься в экипаже, но тут уж не подружка должна быть рядом, а кто-нибудь из родственников – матушка или тетушка. В крайнем случае, старший брат.

Зато можно написать письмо, передать записочку, но чтобы в них не было ничего фривольного. И в дом Бравлиных я так просто не могу войти, следует подождать приглашения, и не от тетки, а от родителей Елены. Или если тетушка заручится их согласием.

М-да, трудновато за девушками ухаживать. Столько правил.

Выслушав, поблагодарил Наталью Никифоровну за консультацию и отправился в собственную постель. Нельзя же спать со своей квартирной хозяйкой, верно? А то, что перед сном зашел пожелать женщине доброй ночи (ну да, пожелание было долгим), так это простая вежливость.

Городовые еще не вернулись из командировки в Луковец, на арест ехать не с кем, и я снова перебирал полученные от архивариуса выписки, сопоставлял и обдумывал. Было скучновато. В моем времени я бы уже всунул кипятильник в стакан, изладил бы кофе, здесь за кипятком придется идти к служителю и не факт, что в его каморке в данный момент кипит самовар. Что пить стану? Чайных пакетиков не придумали, растворимого кофе нет. Начал понимать, отчего деятельность чиновников Российской империи считается эффективнее, нежели труд их коллег в СССР или постсоветской России. Просто тут на работе не распивают чаи.