Гость из будущего. Том 2
Шрифт:
— Твою ж дивизию, — тяжело вздохнул я. — Значится так, Высоцкий в хате свою «лебединую песню» уже спел. Поэтому сейчас там же снимаем монолог вора Кумарина, а лицо товарища Высоцкого подклеим на монтаже. А дальше я подумаю, кого и куда переносить.
— А с ними, что делать? — спросил Леонид Быков.
— У нас сегодня на площадке присутствует медицинская сестра, вот пусть она ребят нашатырочкой и полечит, — проворчал я и от нахлынувшей ярости, с лёта сочинил небольшой стишок, такое со мной иногда случалось:
Если в рот налить случайно непонятного вина,
Жизнь промчится незаметно от темна и до
Затем я указал пальцем на лежачую на полянке троицу и тихо добавил:
— Твою ж дивизию, я так этого дела не оставлю.
Глава 22
— Я коней напою, я куплет допою, хоть немного еще постою на краю, — пророкотал авторитетный вор Кумарин, в исполнении Станислава Чекана, сидя в окружении загримированных под бандитов дзюдоистов-каскадёров и трёх актрис из массовки. — Хорошо гуляем, братва, душевно, — сказал он, встав из-за стола и выйдя на центр светлицы, то есть самой большой комнаты в избе, на которую главный оператор выставил киношный свет. — Тут некоторые пренебрежительно нас называют «джентльменами удачи», дескать вся наша жизнь — это украл, выпил, в тюрьму, украл, выпил, получил заточку в бок. Дескать живём мы не по уму, живём как-то не так.
— А ты, Кум, этих умников посади не перо, вот и весь сказ, — ляпнул вор Сиплый, чем вызвал одобрительный смех остальной братвы.
— Не в этом дело, Сиплый, — криво усмехнулся Чекан-Кумарин. — Правда в том, что всё это ложь! Мы с вами — свободные люди! Мы красиво живём, мы красиво гуляем! Мы берём, что хотим, и никто нам не указ!
— А как же быть с моральной точки зрения, в натуре? — спросил вор, который лежал на лавке.
Для этой роли я лично подобрал актёра из массовки, который чем-то неуловимо напоминал Евгения Леонова. Он был таким же невысоким, коренастым и чуть-чуть склонным к полноте.
— Опаньки, Доцент очнулся, — громко захохотал Кумарин, как и вся остальная братва. — Спокуха, профессура, работяг мы как раз и не касаемся. Тем более что можно взять с работяги кроме пары запасных носков?
— Ха-ха-ха! — ещё раз захохотала собравшаяся в хате банда.
— Да, мы абы кого не трогаем, — прорычал Чекан-Кумарин, когда затих взрыв гогота. — А вот кто по торговой части проворовался, или кто втихаря от государства дела всякие проворачивает, да тех сам Бог велел пощипать.
— Правильно! — раздались разрозненные выкрики.
— Да мы с вами — прямые потомки Емельки Пугачёва и Стеньки Разина! — продолжил Кумарин, крепко сжав правый кулак. — Мы с вами…
— Выстрел! — выкрикнул я и громко хлопнул в ладоши.
И Чекан-Кумарин резко пригнулся, а лежавший на лавке вор по кличке Доцент грохнулся на пол. Повыскакивали из-за стола и остальные бандиты, а девчонки дружно и звонко завизжали, добавив своими голосами паники и нервозности.
— Граждане бандиты! Ваша «малина» окружена, поэтому предлагаю сдаться по-хорошему! — заорал я, находясь за спиной кинооператора, чтобы потом на монтаже в этом фрагменте подложить голос подполковника Петренко.
Тем временем Кумарин, так же согнувшись в три погибели, подкрался к окну и выглянул на улицу.
— Обложили легавые, черти, — пророкотал он.
— Кто-то сдал, Кум! — рявкнул вор Сиплый.
— Граждане бандиты, ещё раз предлагаю сдаться! — крикнул я.
— Потом-потом разберемся, кто из нас крыса, — прошипел Кумарин. — Доцент, а угости ка наших непрошеных гостей свинцом. У тебя справка
из психушки, с тебя спрос невелик.— А мы как? — спросил, тоже подбежав к окну Массарский-Сиплый.
— Уходим через лаз в подполе, и в рассыпную, — прошептал Чекан-Кумарин.
— Стоп! Снято! — захлопал я в ладоши. — Отличный дубль, молодцы! Первые два в принципе тоже были хороши. Перерыв 15 минут.
— Как перерыв? — удивился Станислав Чекан, моментально выйдя из образа вора в законе. — Володя Высоцкий в ауте, как мы дальше продолжим работать? У нас ведь дальше по сценарию драка.
— Давыдыч, ответь, пожалуйста, а то у меня скоро голос охрипнет, — буркнул я, углубившись в сценарий.
— Станислав Юлианович, — забубнил главный оператор, — на общем плане всё рано за Высоцкого будет драться другой человек, а на крупных планах мы Владимира Семёновича подснимем, когда тот придёт в себя. Прав, Феллини, нечего сопли жевать. Собрались, сняли, разошлись.
— Золотые слова, — поддакнул я, уже прикидывая, как мне убрать из дальнейшего сценария фарцовщика Паганини.
Обычно от тех персонажей, которых играют актёры с непростым характером, да ещё подверженные алкогольной зависимости, режиссёры со сценаристами избавляются просто — они их либо убивают, либо сокращают роль по самое не балуй. Вот и я не стал выдумывать велосипед, и как мне было не жаль, решил фарцовщика Паганини при задержании банды банально застрелить. Тем более концовку детектива, из-за перебора хронометража, всё равно пришлось бы переписывать.
«Ничего-ничего, в следующий раз будет Владимиру Семёновичу наука, — подумал я, выходя из избы. — А ведь сейчас бегать и драться за Паганини придётся мне, ведь дублёр тоже в обмороке. Всё сам, всё сам».
— Высоцкий уже открыл глаза, и уже немного соображает, — сообщила мне Нонна, когда увидела, как я отчаянно перечёркиваю сценарий.
— Передай ему мои поздравления, — пробурчал я.
— Хочешь сократить его роль? — догадалась моя ненаглядная актриса.
— Хочу, чтобы миллионы советских людей зарыдали перед экраном, когда фарцовщика Паганини застрелят на глазах старшего брата, вора Кумарина.
— Ты — жестокий человек, — внезапно обиделась на меня Нонна Новосядлова.
— Нонночка, я — режиссёр, поэтому не имею права быть добреньким, потому что отвечаю за успех всего фильма в целом. Да и потом, если на киностудию начнут писать со всей страны: «За что убили Паганини? Простите его, ведь он такой хороший». То героя можно и воскресить, — я подмигнул своей любимой актрисе.
— Как это? — пролепетала она.
— Да очень просто, — захохотал я и, приобняв девушку, пропел:
А врач потом всё цокал языком
И, удивляясь, пули удалял.
В бреду ж актёр беседовал тайком
С тем сценаристом, который не стрелял.
Для съёмки большой сцены задержания банды вора Кумарина, мы решили задействовать всё оборудование, которое было под рукой. Какие-то ракурсы решено было сделать с тележки, катающейся по рельсам. Кое-что лучше было запечатлеть сверху, сто стрелы киносъёмочного крана. Особенно те динамичные эпизоды, где я должен был драться вместо фарцовщика Паганини, чтобы в кинотеатре никто не догадался, кто так бодро машет ногами. Но основной материал всё равно снимался с ручной кинокамеры «Конвас-автомат». Такая манера съёмки создавала непередаваемый эффект присутствия, как будто зритель сам участник нашей киношной потасовки.