Гость из будущего. Том 3
Шрифт:
— Давай-давай, — прошипел на него конвоир.
— Чё давать-то? Я тебе не автомат с газировкой. Вот сунь в него три копейки, тогда и требуй, — хмыкнул Крамаров, чем вызвал ещё один взрыв хохота.
Однако мой короткометражный фильм не все встретили с восторгом, особенно недовольными выглядели мои коллеги по киношному цеху. Но возмущаться прямо в кинозале эти деятели кино поостереглись. Ведь кроме них на открытие фестиваля пожаловала почти тысяча обычных сторонних зрителей, которым моё кино нравилось. И они после каждой фразы Савелия Крамарова и дяди Лёши Смирнова буквально сотрясались от гогота.
«Н-да, — подумалось мне, —
— Наверное, кто-то решил пошутить? — шепнула мне Нонна, прижавшись к правой руке.
— Скорее всего. А потом скажут, что это мои проделки, — так же тихо буркнул я.
— Седьмой раз смотрю, седьмой раз смешно, — пробурчал мне в левое ухо кинооператор Дмитрий Месхиев. — А первый приз всё равно дадут «Гамлету». — Он кивнул на правый край вышестоящего третьего ряда, где сидели создатели этого фильма, и добавил, — нашего «Бедного Йорика» хотят послать на Венецианский фестиваль. Так что всё уже заранее известно.
И я, глянув туда украдкой, чётко разглядел важный профиль режиссёра Григория Козинцева и немного смущённое лицо Иннокентия Смоктуновского. А рядом со Смоктуновским, ближе к нам, сидели Анастасия Вертинская и, непонятно как проникший на фестиваль, молоденький Никита Михалков. Хотя чисто с формальной точки зрения, он как исполнитель роли рабочего-метростроевца в фильме «Я шагаю по Москве», имел право здесь быть. Просто фестиваль не резиновый и приглашение на него получили далеко не все.
— Поговаривают, что это ты с Козинцевым начинал снимать «Гамлета»? — шепнул я Месхиеву.
— Было дело, — помрачнел кинооператор. — Я предлагал сделать картину в цвете с преобладанием красных тонов: огонь, кровь и всё такое.
— А иначе наш «Гамлет» получится копией фильма 1948 года Лоренса Оливье? — спросил я, заранее зная ответ.
— Вот именно, — хмыкнул Дмитрий Месхиев и громко захохотал, потому что на экране Савелий Крамаров принялся потешно отплясывать под новый советский хит «Как провожают пароходы».
Кстати, моя короткометражка стала не первым косяком нашей ленинградской принимающей стороны. Почти двести гостей фестиваля сперва планировалось разместить в доме отдыха под Выборгом, а в последний момент его переиграли на «Дом творчества Союза театральных деятелей» в посёлке Комарово. Кто-то в обкоме решил, что если творческая интеллигенция будет пить и кутить поближе к Ленинграду, то возникнет гораздо меньше предполагаемых проблем. Ибо от чрезмерной радости до фатального инфаркта, как от любви до ненависти, всего один шаг.
Справедливости ради с праздничным фуршетом организаторы не подкачали. Сразу после торжественного открытия, на котором всё же после моей короткометражки были показаны фрагменты фильмов участвующих в конкурсной программе, всех творческих работников посадили на автобусы и отвезли на причал «Набережная Лейтенанта Шмидта», где уже под парами стоял трёхпалубный теплоход «Надежда Крупская». И в ресторане этого теплохода нас ждал самый настоящий сюрприз: столы, которые ломились от закусок и выпивки, и живой музыкальный оркестр с Эдуардом Хилем во главе.
«Если кораблик будет ползти до Комарово 4 часа, то не все встретят пристань в здравом уме и твёрдой памяти», — пробурчал я про себя. И тут же кто-то из толпы гостей гаркнул, увидев музыкантов:
— Давай нашу, пионерлагерную!
И сначала
раздался дружный хохот повеселевших киношников, а потом Эдуард Хиль кивнул своим парням головой и те заиграли очень актуальную в данный момент вещь — «Как провожают пароходы».— Молодой человек, можно вас на пару слов? — тронул меня за локоть интеллигентный пожилой мужчина с чётко выраженными еврейскими чертами лица.
— Можно, — рыкнул я, так как пока ехали в автобусе только ленивый не обозвал меня «выскочкой». А режиссёр Григорий Козинцев добавил, что я — «выскочка», которая далеко пойдёт, но недолго, что меня, «Сивку», быстро обломают крутые горки.
— Мне Эдик рассказал, что эту песню вы придумали чуть ли не за десять минут, — проплетал пожилой незнакомец, когда Хиль запел:
Как провожают пароходы?
Совсем не так, как поезда.
Морские медленные воды —
Не то, что рельсы в два ряда…
— Враньё, — хмыкнул я, — песня была написана за пятнадцать минут и тридцать секунд, может быт, за тридцать три. У вас ко мне всё?
— Ещё нет. Посмотрите, пожалуйста, сюда, — мужчина вытащил листок, где были напечатаны на машинке стихи Константина Ваншенкина, которые назывались «Как провожают пароходы». Правда у этих стихов не было припева, и выглядели они как стандартные шесть четверостиший. А ещё внизу стояла дата написания: «июль 1964 года». — Как вы это можете объяснить, что ещё не изданные и никому не известные стихи Кости, появились в вашей песне? Он как увидел вашу чёртову короткометражку, его чуть инфаркт не схватил.
«Что, вляпался, поэт-песенник? — обругал я сам себя. — Хотя песня-то записана раньше, чем поэт Константин Ваншенкин сочинил свой, ставший хитом стих. Тут вытанцовывается плагиат не в его пользу. Однако это всё равно меня не красит».
— А как вы можете объяснить то, что Попов и Маркони в один и тот же день изобрели радио? — уставился я на незнакомого товарища. — Идеи летают в воздухе, и кто первый встал, того и тапки, потому что в большой семье кое чем не щёлкают. И, между прочим, моя песня на месяц раньше записана в студии звукозаписи.
— Я, Косте, верю, что он не воровал чужое творчество, — прошипел незнакомец.
— А я верю своим глазам и ушам, и где в этих стихах припев? — проворчал я. — Кстати, с кем имею честь говорить?
— Композитор Аркадий Островский, — отрекомендовался пожилой мужчина.
— О как! — усмехнулся я. — А у меня к вам имеется замечательное творческое предложение, которое способно прославить на весь мир.
— С жуликами не разговариваю, — рыкнул он и пошёл в зал к своим коллегам композиторам.
— До Комарова четыре часа ходу! — кирнул я ему в спину. — У вас есть ещё время подумать — вписать своё имя в историю мировой музыки или нет?
«Ну вот, я уже не только „выскочка“, но и жулик. Какой сегодня насыщенный получается день», — тяжело вздохнул я и побрёл к своему столику, где собралась одна молодёжь, все как один — молодые да ранние гении отечественного кино. Здесь с большим аппетитом уплетали закуски Олег Видов, Лев Прыгунов, сёстры Вертинские, моя Нонночка Новосядлова и, неизвестно как проникший на фестиваль, Никита Михалков. Меня так и подмывало спросить: «Как ты, родной, сюда пролез, и где потерял старшего брательника, Андрея свет Кончаловского?». Однако первым обратился ко мне с вопросом сам Михалков: