Гость из прошлого

Зная все это, Прохоров озадаченно пил кофе. Каждое слово, каждый взгляд Кругловой сегодня нес в себе особую информацию. Это было так не характерно для нее. Списав впечатление на счет своего удрученного состояния, Дмитрий Ильич выбросил из головы утренний эпизод. Но к концу рабочего дня, когда они столкнулись в коридоре отделения, в глазах Кругловой он прочел ту же готовность, участие плюс томительное ожидание.

Тогда он впервые взглянул на нее как на женщину. Во всех смыслах привлекательная, она была красива той не похожей на классические каноны запоминающейся красотой. Густые выбеленные волосы цвета спелой пшеницы, чуть раскосые зеленые глаза, кошачья грация при совсем не идеальной фигуре. Эта женщина умела сделать так, что недостатки становились ее достоинствами. Правда, главное, что нужно было бы сказать о Кругловой, укладывалось в три слова: она была замужем.

Два сына-подростка, в меру пьющий муж, старенькая мама, требующая постоянной заботы, – Светлана Николаевна выполняла роль локомотива, тянущего тяжелый состав. Уставшая от устоявшегося быта, она мечтала о всплеске эмоций, празднике, позволившем хоть на короткий промежуток времени вернуть утерянную остроту чувств. Прохоров решил, что она бы ни за что не вела себя подобным образом, если бы, как и он, отчаянно не нуждалась в поддержке, добром слове, ласке. Он вдруг понял, что готов оправдать ее легкомыслие – забыть о детях, семье. Если бы у него самого не было так паршиво на душе, он бы никогда не позволил себе произнести:

– Не выпить ли нам кофе, Светлана Николаевна?

– Где?

– У меня дома, разумеется, – прямо глядя ей в глаза, ответил Прохоров. – Согласитесь?

– С радостью.

Они вели себя безответственно: вместе вышли из клиники, и это никого не удивило. Но утром они вместе пришли на работу, и тогда одна внимательная медсестра заподозрила нечто из ряда вон выходящее. Она не преминула пошушукаться об этом с коллегами и была права в своих подозрениях: в эту ночь Светлана Николаевна осталась у Прохорова. Ее давняя мечта сбылась в один миг. И усилий прикладывать не пришлось. Дмитрий Ильич был необычно покладист, но при этом чем-то крайне удручен. Это чувствовалось в его потерянных взглядах, напрасных попытках выглядеть веселым.

– Со мной не нужно притворяться, – прошептала Круглова в их вторую ночь.

– Спасибо тебе… – Он действительно был ей благодарен, но не более. Саша не шла у него из головы, поэтому Дмитрию Ильичу было совестно. Он считал, что не имел права отвечать на знаки внимания Светланы. Он ничего не мог предложить ей взамен на ее несмелое признание в чувствах. Правда, она поспешила его успокоить:

– Дима, ты только не волнуйся. Это моя проблема. Ты мне ничего не должен.

Он внимательно взглянул в ее зеленые глаза, понимая, каких слов она ждет от него в эту минуту. Прохоров промолчал. Он не хотел лжи. Рана от предательства Саши, боль разбитых надежд – он еще не успел смириться с потерей. Все эти дни он был как в дурмане. Неожиданную близость с сотрудницей воспринял как спасательный круг, брошенный утопающему. Светлана спасла его – он никогда не забудет этого. Только от благодарности до любви бездонная пропасть. Никогда не путать жалость и благодарность с любовью – таково было правило жизни Прохорова. Он вывел его еще в студенческие годы и, кажется, придерживался все это время. Именно поэтому он первым предложил расстаться.

– Нам хорошо вдвоем, Света, – Прохоров пытался объяснить свое решение, – но эти отношения обречены. У тебя семья…

– Если и есть вина, то она только моя. – Ее глаза наполнились слезами. – То, что было между нами, – самое светлое, что случилось в моей жизни.

– Неправда. А дети? – искренне изумился Дмитрий Ильич.

– Дети? Без них никак… Это забота, каждодневный труд.

– Не слышу ничего о радости.

– Радость, это когда рожаешь ребенка от любимого мужчины, а я замуж вышла по глупости. По глупости не разошлась сразу. По дурости родила двоих детей.

– Ты не должна так говорить! – Прохорову стало не по себе. Он впервые слышал, чтобы мать так говорила о своих детях. Это еще больше укрепило его в намерении разорвать отношения.

Круглова поступила умно: она делала вид, что все в порядке. В порядке с ней, ее жизнью. Закончился один из периодов, очень приятный, полный удовольствий. Гнала от себя мысли о том, что больше всего на свете желает его вернуть. Эту боль она прятала в самые потаенные уголки своей души и по-прежнему излучала обаяние, спокойствие. Она не шарахалась при виде Прохорова, не бросала на него гневные взгляды, не пыталась привлечь внимание. Они встречались не чаще, чем раньше, а потом она поняла, что беременна. Жаркая получилась осень. Муж сразу бросился с кулаками. Сыновья, уже взрослые, чтобы не понимать что к чему, приняли его сторону.

Тогда Светлана решилась на развод. Она давно чувствовала себя чужой в этой семье, где каждому от нее был нужен только обед да чистое белье. Как будто ничего плохого, но той близости, общности интересов, о которых мечтала Круглова в этом браке, она так и не нашла. Недовольный своей судьбой муж предпочитал хорошую дозу спиртного любому времяпрепровождению. Театр, кино, выставки – все это было не для него. Он и новости-то слушал в лучшем случае раз в неделю. После работы пропадал в гараже, ремонт обычно заканчивался посиделками с пивком или чем покрепче. На недовольство Светланы реагировал одинаково:

– Вам, бабам, этого не понять!

– Не говори со мной так, Сергей!

Ей было с ним невыносимо тоскливо. Благо, нашла отдушину в любимой работе – Светлану уважали в коллективе, со временем она стала старшей медсестрой отделения. Правда, дома ее повышение восприняли с колкими прибаутками, смысл которых сводился к известной пословице: «Не по Сеньке шапка». Ваня прямо сказал:

– Это твой Эверест, мать.

– Во-во! – осклабился муж. – Предлагаю выпить за многолетнее восхождение!

Сыновья открыто смеялись, хлопая отца по плечу. Панибратство в их отношениях раздражало Светлану. Сама она чувствовала, что Ваня и Леня выросли грубыми, эгоистичными, но не без талантов. Она знала, что оба ее сына смогут твердо стать на ноги. Она была уверена в этом, но ни во что не вмешивалась, ничего не комментировала. К ней бы все равно не прислушались. Чем старше они становились, тем больше разрасталась пропасть между ними. Светлане было очень обидно: почему мальчишки всегда на стороне вечно пьяного отца? Он никогда их не контролировал. Хвалил за любую мелочь, гордо выпячивал нижнюю губу, когда слышал, что сыновья очень на него похожи внешне. Чем больше была доза выпитого, тем меньшей становилась доля участия Светланы в воспитании и взрослении детей.

– Я хочу развестись, – она сказала это, вернувшись из женской консультации. Сомнений в беременности не осталось, в отцовстве – тоже.

– Что ты имеешь в виду? – Сергей мгновенно протрезвел.

– То, что это наш последний ужин вместе.

– С ума сошла? Климакс наступает? – гадливо улыбнулся муж.

– Мам, ты переработала на своем очень ответственном посту, – презрительно сложил губы Иван.

– Мам, ты нас бросаешь? – Леня с вызовом смотрел на нее.

– Я не хочу больше быть женой вашего отца. В любом случае я остаюсь вашей матерью.

– А ты спросила: нужна им такая мать? – Круглов резко встал из-за стола.

В этот же вечер муж и сыновья собрали самое необходимое и уехали. Квартира, доставшаяся Сергею после смерти его родителей, давно пустовала. Светлане было запрещено переступать ее порог. Круглова легко смирилась с запретом – она была влюблена, и все происходящее не казалось ей трагедией. Она смирилась с выбором сыновей, не забыв сказать им, что двери ее дома всегда для них открыты. Правда, они воспользовались ее приглашением лишь по одному разу: каждый перед отъездом за рубеж. Оба знали, что это последняя встреча, но обошлись без лирики и слов любви. Сергея уже не было в живых, Иван, а потом Леонид прощались с матерью, испытывая двойственное чувство. Старший не удержался от вопроса: