Гость из прошлого

– Ты мне жизнь сломал… – прошептала Светлана.

Прохоров погладил ее по голове, укрыл и вышел из комнаты. Он понимал, что сейчас с ней бесполезно спорить. Завтра, когда она проспится, он скажет ей все, что думает. Пожалуй, ему действительно нужно уехать и как можно быстрее. Все здесь будет напоминать об Илье, о времени, которое они провели вместе, а встречи со Светланой каждый раз будут возвращать его в прошлое. У него нет желания совершать подобные экскурсии. В его жизни больше нет места празднику, счастью. Судьбе угодно отобрать у него самое дорогое. Пришло время быть самим собой. Наконец, он может безбоязненно говорить то, что думает. Теперь правда – его единственная и бескорыстная подруга. Она никому не навредит, кроме него самого.

Утром его разбудил шум на кухне. Уснувший сидя в кресле, Прохоров с трудом распрямился. Потирая поясницу, он заглянул на кухню. Рассыпанная по столу заварка, свистящий чайник – Дмитрий Ильич так и не обзавелся электрическим.

– Задолбал меня этот свист, – стоя лицом к окну, Светлана Николаевна курила, сбивая пепел в единственный цветочный горшок с геранью. Прохоров молча выключил газ. Свист прекратился. – Чай сделай.

– Где сигареты взяла?

– Заначка осталась с давних времен.

– Не кури, я не выношу дыма, ты же знаешь. – Достав чашки, Дмитрий Ильич взял коробку с чаем.

– А я тебя не выношу, но я же молчу.

– Вот уже и сказала… Чай готов.

– Мне две ложки сахара.

– Ты погасила сигарету? – Прохоров стоял к ней спиной. Он не хотел встречаться с женой взглядом. Вчерашняя смелость куда-то подевалась, от решимости жить по законам правды остался пшик. Пристыдив себя, он начал издалека. – Спала?

– Да, представь себе. Только голова раскалывается. Мне бы рюмочку. Только чего-то покрепче.

– Утро нужно начинать чашкой чая. Чай готов. – Дмитрий Ильич не собирался признаваться в том, что все запасы крепких напитков закончились, потому что в эти дни они заменяли ему и чай, и кофе, и компанию.

– К черту чай! Ладно, давай твое дурацкое шампанское. – У Светланы Николаевны был довольно помятый вид. Она злилась на себя за то, что, проснувшись, не ушла, избежав ненужных разговоров с мужем. Они уже все сказали друг другу. Ничего не изменить. Хотя зачем-то же она притащилась к нему вчера.

– Ничего, кроме чая. Я размешал сахар, садись. – Прохоров старался не обращать внимания на ее выпады.

Он совсем не отдохнул за ночь. Это раньше, в молодости, два-три часа сна на скрипучей раскладушке давали ощущение полноценного отдыха. Силы восстанавливались быстро. Еще бы, у Дмитрия была цель: его ждала стремительная карьера лучшего хирурга! Такое будущее пророчил ему его учитель, его наставник, золотые руки – Константин Павлович Дерябин. Это ему Прохоров обязан всем, что умеет… умел. Он так и не стал лучшим. Все в его жизни круто изменилось с появлением Светланы. Ее не интересовали его планы, она посмеивалась над его амбициями, твердя о том, что для мужчины главное – прокормить семью, ответственность, которую он взял на себя, прижимала к земле, не давала распрямиться. Поэтому он бросился в бизнес, стал отказываться от интересных операций. Первые деньги вскружили голову, его пристрастие к коньяку отразилось на твердости рук. Все как-то незаметно, исподволь.

Сначала его понизили в должности, перестав доверять сложные операции. Он ушел из больницы, в которой работал после защиты кандидатской. Кандидатская… Тогда ему едва перевалило за тридцать. Его считали очень талантливым и очень перспективным. Как же ему завидовали, как он был горд собой! Тогда он бы никогда не поверил, что судьба его сложится так серо, буднично. Сначала ушел из коллектива, в котором его ценили, уважали, но в какой-то момент перестали понимать. Он на них не обижался. Порой, глядя в зеркало, он и сам не верил, что видит свое отражение. Этот неизвестный ему располневший, полысевший мужчина с потухшими бледно-голубыми глазами и следами неконтролируемой любви к спиртному отдаленно напоминал того энергичного жизнелюба, каким он был до расставания с Сашей, до встречи со Светланой.

К бизнесу и его законам не имел никаких способностей. Сумасшедшие девяностые одних поставили на колени, других подняли до небес. Прохоров со временем оказался в числе первых – плохо вписавшихся в колорит бурного и безжалостного времени. Первые деньги пришли довольно легко, но и неприятности не заставили себя ждать, когда вдруг куда-то пропала фирма, обналичивающая деньги. Его партнер смог не делать из этого вселенскую проблему и был настроен идти дальше, а Прохоров, споткнувшись, так и не нашел в себе сил и желания продолжать. Из него так и не получилось хорошего бизнесмена.

Вернулся на прежнее место работы. Время было потеряно, ориентиры размыты – хирургу от бога, каким его считали в институте, предлагались лишь самые простые операции. С его квалификацией приходилось оперировать грыжи, вправлять вывихи, диагностировать растяжения. Как же это было скучно. Неужели Светлана не видела, что происходит? Даже Илья однажды, в очередной раз увидев его навеселе, сказал:

– Пап, тебе настолько плохо? Никогда не поздно что-то изменить… – Это в семнадцать-то лет быть настолько прозорливым, настолько тонко прочувствовать ситуацию.

Жена понимала его меньше, чем сын. Она то и дело высказывала свое разочарование жизнью, браком. Поспешив уйти на пенсию, тяготилась домашними заботами. Иногда срывала свою неудовлетворенность на Илье. За это Прохоров был готов ударить ее, но каждый раз сдерживался. Он уже смирился с утверждением Светланы, что ответственность за все их беды, несчастья лежит на нем и только на нем. Вот когда вспоминались слова отца: «Сглазили тебя, сынок, или опоили…» Верно, как в дурмане прожил двадцать лет.

Сейчас Дмитрию Ильичу казалось, что с любой другой женщиной все бы сложилось иначе. С любой из тех, кого он нарочно не замечал, будучи студентом. С любой из тех, кто пытался обратить на себя его внимание в те далекие годы становления. Взять хотя бы Сашу… Наверное, она стала его последней любовью. Ведь с тех пор, как они расстались, в его сердце пустота. В нем, конечно, поселилась любовь к сыну, но даже это нежданное счастье длилось недолго.

– Что ты сидишь, как тюфяк, скукожившись, а? – голос Светланы вывел Прохорова из раздумий. Мутные зеленые глаза были совсем близко. Хотелось отмахнуться от них, чтобы не чувствовать неприятные ощущения.

– Твой чай остыл. – Не реагировать – его излюбленная тактика предотвращения скандала. Многолетний опыт подсказывал, что лучше попытаться все сгладить, даже если обвинения и угрозы ранят тебя больнее самого острого копья. Она пыталась раздуть пламя, а он – не дать ему разгореться.

– Знаешь, Дима, – жена поставила локти на стол, скрестила пальцы. Она снова стала похожа на маленькую обиженную девочку, какой часто представлялась Дмитрию Ильичу, когда он хотел заглушить свою обиду, злость, – знаешь, я в детстве очень любила пенку от варенья, особенно от малинового.