Гостиница Четыре стихии

38

доверие, выказанное отцом посредством этого подарка. Он волен был забрать ятаган в любой момент, но отказаться от подвернувшегося случая попортить отпрыску кровь не сможет ни один чёрный маг.

Без обычного обывательского страха поминая шайтана и его демонов, Хасан ещё раз окинул взглядом внутренний дворик. Заглянул в пруд с обновляемой водой, раздвинув листья водных лилий. Но оставить бесценное оружие на свой страх и риск не решился. Ятаган не мог долго лежать на одном месте без ощущения хозяйского тепла и вполне мог попасть в руки если не случайно выпущенному на волю нерадивым учеником духу или самому ученику, то кому-нибудь из ночной стражи дома. К слову сказать, что-то давненько не видно никого из упомянутых...

– Шайтан!..
– выдохнул Хасан, пригибаясь и бросаясь в укрытие полосы из колонн, огибавшей дворик по периметру. Но метнувшаяся с противоположного конца пруда тень без колебаний юркнула вслед за юношей. Вцепилась лапками в штанину сына великого колдуна и проворно вскарабкалась по Хасану как по пальмовому стволу, укрепившись на плече.
– Тьфу, сын шакала и верблюдицы, это ты!

Юноша повёл головой, высвобождая длинные чёрные локоны из-под лап прочно обосновавшейся обезьянки, и вытащил из воздуха пару больших фиников. Подразнил мартышку, пока та ловко не перехватила фрукты, обхитрив хозяина, и погладил её по голове.

– Что, не усидел в комнате один? Правильно, клянусь шайтаном, я бы тоже так и сделал...

– Как ты сделал, глюпий непослюшный отрок?! Твой храбрый оте... м! Омуы мым! Мыма! У-у-у...

– Молчи, молчи, бесполезная полоса стали!
– зловредно пропел Хасан, туже затягивая кушак на рукояти.
– Молчи и знай! Когда я стану таким же великим колдуном, как мой отец, да будет он всегда силён и весел, я воскрешу твоего кузнеца и накажу его так, что он, даже умерший, будет снова молить о смерти!
– из-под ткани донеслось скептическое карканье, которое при известной фантазии можно было отнести к издевательскому смеху.
– Что, болтливая железка, ты вздумала смеяться надо мной?! Над сыном самого...

Хасан вынужденно сомкнул губы, внезапно осознав, что пустые угрозы всё равно ни к чему не приведут. Точнее, приведут. К тому, что когда ятаган придётся возвращать отцу или, того хуже, Фараду, "железка" ещё чего недоброго начнёт его высмеивать. Только того Хасану и не хватало для полного унижения! Поэтому стоило придумать, как договориться с клинком полюбовно. Беззвучно вздохнув, юноша стянул ткань с рукоятки и, торжественно подняв над собой ятаган на вытянутых руках, покорно склонил голову:

– О светоч мудрости и кладезь памяти о величайших сынах Востока! Моя вина! Как я только посмел, недостойный, грозить твоему могуществу далёкими звёздами?! Что мне сделать, о прекраснейший из когда-либо создававшихся в мире, чтобы заслужить смиренно твоё высочайшее прощение?
– о, да! Отец был бы им доволен! Только самый хитрый дэв мог распознать в голосе будущего великого колдуна неискренность, а в его послушной позе - издёвку. Но беспокоиться было не о чём. Ятаган, подобно простым смертным, оказался чрезвычайно падок на лесть. А чего ещё можно было ожидать от превосходного вояки, вся сила которого - в таланте приносить господину безоговорочную победу?

39

– Э-э, а ты не такой глюпий, как притворялся, да!
– довольно причмокнул невидимым языком рубин.
– Красивый поражений у тибя получился, э! Я так не умею... Хочеш' заслюжить прощений, отрок, возвращайся к сибе-е, да? Садись за сто-ол, открывай умный книга-а и учи, э!

– Ае... Да, о мудрейший, - ещё больше согнул спину Хасан. Мартышка из последних сил висела на его плече, вцепившись в халат.
– Но не дозволено ли мне будет, о бездонный колодезь терпения, подняться к отцу и спросить, не хотел ли он поручить мне ещё какую-нибудь работу, чтобы не видел я отдохновения?

– Конечно, слюшай, какой разговор! А то все книжка перечитай - и что делай потом? Спи? Эге-е, нет уж!

– Как ты прав, драгоценнейший, как ты прав! Позволь же привязать тебя к своему поясу?
– рубин проворчал нечто одобрительное, и юноша, сдержав ехидный смешок, прицепил клинок к поясу. Настоящий чёрный колдун мог долго пресмыкаться даже перед заклятым врагом, что не мешало ему обдумывать тёмные мыслишки и пользоваться плодами заслуженной выгоды.

По широкому коридору второго яруса эхом раздавался отдалённый звон, музыка

– - мужские голоса. Бесшумно ступая, Хасан поспешил к нужной двери, настороженно оглядываясь по сторонам. Бдительность не прошла даром. Мгла глухо заворчала с обеих сторон, и юноша быстро слепил и бросил через плечо чёрный сгусток силы. Рыкнув от обиды, стражи коридора отступили, признавая хозяина, и отправились сторожить другую добычу. Хмыкнув, Хасан развернулся и запустил чёрными сгустками уже с двух рук: пусть привыкают к господской благодарности. Послышался злобный лязг челюстями и торопливый перестук когтей по мрамору пола, но броситься в отместку на колдуна ни одна тварь не посмела. Ятаган аль-Рассула довольно хохотнул, но юноша вовремя накрыл рубин ладонями, опустился на корточки и зашептал:

– О храбрейший, не стоит шуметь вблизи от покоев великого Фарукха! Он может быть крайне занят, и я никому бы не посоветовал его отвлекать! Нижайше прошу тебя, величайший из рубинов, говори потише!

Рубин так и не ответил. Несколько настороженный его покладистостью, Хасан ускорил шаг. Уже на быстром ходу прошептал выросшим из-под пола фигурам заклинание отмены и... проскочил мимо заветной двери. Ну уж нет, с такого угла он ничего интересного не увидит! Стоило пробраться к тайному ходу, где, под прикрытием резных стен и завешивавших их шелков, можно было в полной мере насладиться манящим зрелищем.

– Ты миня совсем за дюрака держиш', э?
– мгновенно заинтересовался ятаган. К удовольствию Хасана, всё же шёпотом.
– Почему через дверь не ходиш', да? Тол'ко не говори, что хочеш' смотрет' сначала, не занят ли твой отец важный дело!

Хасан открыл и закрыл рот. Как ни странно, именно это он и хотел сказать. Надо было срочно придумывать новую отговорку, но в этот момент юноша добрался до долгожданной занавеси, отогнул краешек в сторону и... расплылся в довольной улыбке. Все возможные проблемы отошли на двадцатый план, а то и вовсе были пожраны шакалами-падальщиками. Торговец действительно не обманул: танцовщицы, привезённые им, были достойны райских кущ и прозвания гуриями. Стройны, как кипарисы, свежи, как алые розы, прекрасны и пьянящи, точно первое колдовство... Юноша невольно накрыл ладонью рубин и подался вперёд, захваченный восхитительным танцем красавиц.

40

– Э! Глюпый отрок... Убери ты рюку, да! Мне тоже интересна... Слышиш', не?! Но Хасан не слышал. У него было куда более увлекательное занятие. Очень быстро уплыл из мыслей образ довольного Фарада, сидевшего по левую руку от отца. Уплыло и красноречивое воображение того, что великий колдун сделает с нерадивым сыном без лишних колебаний. И даже то, как будут зубоскалить его одногодки и

младшие, которые завтра с успехом пройдут испытания... Никогда ещё молодой колдун не был настолько увлечён противоположным