Гостиница Четыре стихии

полом... А посему, когда обычный в понимании юноши танец прервался яркими вспышками над головами колдунов, Хасан поначалу даже не заподозрил неладного. Приоткрыв рот, он с не достойным своего будущего могущества блаженством неотрывно следил за каждым движением. Яростные крики и звуки борьбы прорвались

– - его сознание вместе с недовольными криками вездесущего рубина.

– ... дюрак, глюпец, ишак паршивый! Да открой ты глаза, самый тупоголовый отпрыск самого вонючего гуля во всех семи пустынях! Нападение! Нападение на великого Фарукха! Война! Война, блоха ты дохлый!

Тряхнув чёрными кудрями, Хасан подался вперёд и всем весом навалился на тонкую стенку. Отпрянул от неё, точно от раскалённого казана, но в зале подозрительного колыхания шелков, казалось, никто не заметил. Охнув, молодой колдун снова прилип к щёлочке, но на этот раз осторожнее. По ту сторону перегородки творилось нечто невообразимое. Прекраснейшие из танцовщиц, несколько мгновений назад услаждавшие час отдыха десятка чёрных колдунов, недобрая слава о которых распространилась далеко за стенами Багдада, сейчас превратились в настоящих фурий. Искажённые нечеловеческой злобой лица оказались вовсе не так пленительны, как пригрезилось поначалу. Изрыгающие проклятия твари с развевающимися лохмами, длинными когтями на руках и плотоядными оскалами, голодными гиенами кружили возле недавних хозяев. Сбитые с толку, но довольно быстро собравшиеся с силами колдуны дали мерзавкам достойный отпор, ловко защищаясь от их ничтожных разноцветных молний и отвечая мощными заклинаниями. Хасан видел, как вскочил на ноги посуровевший отец, как он взмахнул широкими рукавами одеяния, словно чёрный ворон - крыльями, и четверо из семи "танцовщиц" были нещадно отброшены на другой конец комнаты и в единый миг заволочены клубами дыма. Этот дым Хасан знал не понаслышке: это было его первое заклинание, прочитанное по собственной инициативе и применённое без разрешения наставников. Правда, после пришлось спасать свою мартышку от кровожадного демона, которым, в сущности, и была напущенная завеса... Зато после того как отец вдоволь посмеялся над его неудачной попыткой, он сам же и похвалил сына, сказав, что из него выйдет толк. Отчасти благодаря последовавшему за этим тяжкому наказанию, юноша запомнил похвалу надолго. И теперь по-мальчишески облегчённо вздохнул, поняв, что бой для женоподобных тварей проигран. А, впрочем, неужели он до этого сомневался в мощи великого Фарукха?..

– Смотри же, почтенный рубин, как непобедимый Фарукх отблагодарит танцовщиц за их послушание...
– усмехнулся Хасан. Рубин помолчал и скептически выдавил:

– А отчего тогда ты так скривился, э? Не кислый же шербет кюшаешь... Юноша попробовал был пропустить мимо ушей ехидное замечание, но

заверещала на плече и крепко обхватила за шею мартышка (причём и лапами, и хвостом), Хасан подавился вдохнутым воздухом и уставился перед собой. Что-то

41

опасное клубилось сейчас в насланном на фурий отцовском дыме, и справляющие свою чёрную трапезу демоны не имели к тому отношения.

– Фарад, что ты возишься с этой неблагодарной!
– расхохотался отец, подталкивая сына под руку. Тот подавился заклинанием. Сплелась в воздухе страшная морда, кашлянула белым облачком и лопнула вместе с ним. Колдуны разразились дружным хохотом.

– Лучше кашляни на неё сам, смотришь, и развеется!
– поддержал Фарукха самый умудрённый годами наставник - низенький старичок с жидкой бородёнкой и противным каркающим голоском. Учитель самого великого колдуна, превосходивший его по силе. И тут же продемонстрировал юному Фараду, как именно это надо сделать. Каково же было изумление, когда задыхающаяся от ярости тварь раскрыла руки в сторону букета ядовитых роз; широко раскрыла непомерно увеличившуюся клыкастую пасть и с утробным рычанием заглотнула проклятие. В зале разразилась тишина, прерываемая лишь редким стуком барахтавшихся в клубке Фарукха фурий.

– Ах ты, вшивая подстилка для верблюда!
– прищурил глазки затрясшийся от ярости старик.
– А ну-ка, посмотрим, как ты справишься вот с этим!..

Однако и тучи мух, и облака истощения и обескровливания, и простые сгустки чёрной силы были немедленно и даже со вкусом поглощены прожорливой тварью. Остальные колдуны разъединились, частью помогая старику, частью - занявшись прочими двумя. В тот момент, когда согнувшийся точно под огромной тяжестью почтенный наставник, побледнев, рухнул на пол, стало ясно, что эту первую в их жизни битву кудесники Тьмы проигрывают.

– Он не поднимется!
– визгливо окликнули Фарада, кинувшегося к старику. Четыре фурии, не оставившие от сильнейшего проклятия великого Фарукха даже тени, медленно надвигались на колдунов.
– Колдуйте! Колдуйте! Ещё!.. Ещё!.. Ещё!.. Мы возьмём всё! Всё!.. Всё возьмём!

Колдуны принялись осыпать тварей смертельными проклятиями без перерыва.

– - каждое достигало своей цели, било безошибочно и покорно. И с каждым проклятием лица колдунов покрывались всё большей бледностью, дрожали руки, кровью наливались глаза. Пока Фарад с диким криком не выхватил из обоих рукавов по метательному ножу и не всадил их в глазницы ближайшей твари. И тут же свалился замертво, израсходовав последнюю толику силы. Убитая им фурия завизжала на пределе звука, в жутких корчах повалилась на пол, раздирая когтями лицо и шею, и в единый момент взорвалась и рассыпалась мельчайшими искрами. Поглощённая ею магическая сила ушла в ничто, развеявшись вместе с тварью.

Хасан вскочил на ноги, выхватив ятаган из перевязи кушака. Перерезанная, точно тончайший шёлк, ткань упала на пол, оставив на волю судьбы разошедшиеся полы халата. Юноша жёстко сжал зубы. Какое тут первое боевое правило чёрного колдуна - спасать собственную жизнь при первой же опасности оной! Твари были смертны! Их можно уничтожить! И он не бросит отца глупо погибать от когтей пусть и порождённой самой изощрённой фантазией шайтана - и всё же танцовщицы!

Молодой колдун решительно шагнул вперёд, намереваясь на ходу разрубить занавесь и ненадёжную перегородку и... был отброшен на несколько шагов назад. Узкий проход для слуг был явно не предназначен для подобных манёвров, Хасан больно ударился о противоположную стену - куда более крепкую - и только за счёт онемения пальцев, вцепившихся в рукоятку, не выронил прославленного оружия.

42

Из-за перегородки раздался глухой стук повалившегося тела, визгливый смех тварей и слабый стон: "Фару-укх..." Хасан закусил губу, торопливо взмахнул рукой, и невидимая магическая защита, выставленная отцом, отозвалась протестующим шипением.

– Не думай больше о нём!
– прокричала тварь.
– Он отдал свою последнюю силу! И ты отдашь! Вам всем недолго осталось! Бери пример с нас - мы не скорбим о смерти нашей сестры! Нам больше достанется!

Взревев, молодой колдун вскочил на ноги и, не тратя времени и сил на вскрытие отцовской защиты, бросился в коридор. Фарукх не зря пожертвовал собой ради него. Не всегда прозорливый по части намёков, в этот раз Хасан прекрасно осознал, что великий колдун пожелал бы, чтобы живой сын отомстил за смерть отца, а не бросался очертя голову на верную гибель. Как бы ни было юноше больно, ему хватило ума понять: лишённые силы колдуны сами не захотели бы жить на свете. Отнимать у других силу или полагаться на быстро расходуемые амулеты человеку, познавшему истинное могущество...

Хасан слышал, как зазвенела сталь в помещении, некоторое время назад оглашавшемся лишь музыкой и мужскими голосами. Двое колдунов, вовремя сообразивших, что к чему, пробовали последовать первому правилу боя (юноша кожей почувствовал, как сгустилось вокруг них нарушаемое магией пространство), но мощный выброс силы оказался лакомым кусочкам для фурий. Сливаясь для перемещения с силовыми потоками, кудесники растворили в воздухе последнюю надежду на спасение. Твари просто-напросто вдохнули всю магию, таившуюся в телах колдунов. Беглецы были выброшены из протестующего пространства высушенными до последней капли. Юноша невольно передёрнул плечами. В зале сейчас находились шестеро накопителей чистой силы, пресытившиеся настолько, что теперь вытягивали из колдунов магию, не оформленную в заклинания.

И всё же они продолжали оставаться искусными воинами. И способные устоять на ногах колдуны запоздало схватились за оружие, вознамерившись подороже продать свои жизни. Судя по раздавшемуся дикому визгу ещё одной поверженной твари, в этом они преуспели. Кроме того, стало ясно, что сами пользоваться поглощённой силой фурии не способны. Воистину неизвестный враг избрал для колдунов жесточайшую казнь из тех, о которых Хасан когда-либо слышал. Он уже сейчас знал, что долго наставники не продержаться: их сопротивление было лишь слабой возможностью отсрочить давно оговорённую судьбой смерть. И, намереваясь вернуться на подмогу колдунам со свежими силами, юноша где-то в глубине своей чёрной души знал, что обратно пути нет.

– Паршивый сын самой старой и блохастой верблюдицы, куда тибя направляэт шайтан, э! Ты несёш' свои ноги не в ту сторону! Нада убиват' врага, а ты что делаеш'! Верныс', да?! Я искромсаю в плов куски их гнилого мяса! А ты поджариш' их и закусиш', вспоминая свой великий отец! Э-э!!

– Они не дождутся даже того священного мига, когда я занесу тебя для удара, почтенный!

– А ты заранее занеси, какой вопрос, да...

... Хасан закрыл себе рот ладонью и прижался к стене, опасаясь выглянуть во внутренний дворик. Действительно, глупо было предположить, что столь расчётливый враг закроет ловушку лишь с одной стороны. Внутренний дворик озарялся яркими вспышками - отличительная черта всех молодых колдунов, в начале своего пути рука