Государственный палач
Шрифт:
Мертво встав на тормоза, не глуша мотор, я, можно сказать, вывалился из доселе уютного, сдобренного французской оркестровой музыкой и французским же одеколоном «Чарли» салона наружу, прямо в раскисшую снеговую хлябь, и припал ухом к грудной клетке вольно распростертого, обездвиженного пешехода, который в эту трагическую для нас обоих минуту пребывал в некотором обморочном трансе, не позволяя себе приходить в сознание целую вечность (минуты полторы, которые превратились для меня черт знает в какие десять, а то и больше минут!).
Этот задумчивый пешеход мужского пола в своих еще мало запачканных ботинках, по всей видимости, вообразил себя настоящим погибшим мертвецом,
– Живой, сволочь! А еще притворяется анатомическим трупом! Живой же, сволочь…
И подло, по-детски всхлипнул, радуясь за себя и за пешехода. Разумеется, больше радуясь за свою шоферскую жизнь.
Доселе молчаливая жертва наезда уразумела, что не сумела отойти в мир иной и наверняка более приспособленный для человеческого существования (а представши перед Всевышним, гордо ответствовать: погиб при исполнении пешеходных обязанностей), и потому на удивление трезвым и даже не надтреснутым от пертурбации голосом оповестила меня:
– Извините, сударь, я тут шел…
На дальнейшую ценную информацию у моей жертвы сил, видно, недоставало, и она вновь загадочно ушла, ускользнула в молчаливую неизведанность, сохраняя на чисто скобленном подсиненном лице какую-то старинную принужденную виноватость.
Ишь ты, отметил я про себя, таращась на примолкшего вежливого незнакомца, какие мы вежливые и предупредительные… И совсем не в церемонной манере ухватился обеими руками за его холостяцкие немодные лацканы пальтеца.
– Слышишь, хватит дурака валять, ты-ы! Это тебе не диван, и…
– Шел за хлебцем, а тут вы, сударь. Я не успел… испугаться. Упал, – уже несколько невоспитанно вклинился вновь очнувшийся потерто-ухоженный пешеход, затуманенным взглядом глядя мимо меня вверх, видимо, в самые глаза Создателя, как бы упрекая за немилость Его и сдержанность.
Всяких доводилось мне встречать на своем шоферскому веку прохожих, но подобной безропотности и фатализма… Бывалыча, и пальцем грозно грозили, насылая на мою душу чертей, претерпел и мстительный удар кулаком по лобовому стеклу, вследствие чего мой правый «дворник» нынче притворяется контуженным —
и волынит, и потыкается, и цепляется за любую возможность, чтобы застрять и прикинуться окончательно изломанным судьбою. То есть я хочу сказать, что залегший, весь из себя такой благородный пешеход весьма живо напомнил мне моего прибитого «дворника».
Так вот, все-таки хочу довыразить мысль, когда пытаюсь сравнить бездушную механическую резиновую метелку с моим протараненным интеллигентным пешеходом. С одного раза сковырнуть с отвратительной снеговой хляби моего подопечного мне не удалось. Не пожелало его тощее, почти костлявое тело переместиться на сухую твердь – выскользнув из моих неумелых рук, оно со сладострастным чмоканьем угрузло в тот же самый податливый вытаявший снеговой окопчик. Я по-сержантски выругался и сказал притворщику-недотепе:
– Слушай, будешь сопротивляться моим санитарным действиям – простынешь и подцепишь какую-нибудь летальную чахотку. Хватит, дядя, выкобениваться. Я ведь тебе не теща. От меня ты слова ласкового не дождешься. Ты меня, сука такая, под статью хочешь подвести? Да я ж тебе, дурню, и так денег дам. Подымайся, если ты не подлец последний, ну!
– Я рад, сударь, вам подсобить… Так заноза в пояснице. Я ведь радикулитник
со стажем. Уж простите за мое невежество, – с кротким и задумчивым лицом обращался к небу фаталист-прохожий, выводя своей ангельской физиономией меня из последнего терпения.– Хочешь сказать, я тебе хребет поломавши, так сказать? За твою поломанную хребетину я должен тянуть срок на нарах со всякой шантрапой… Ишь ты какой ласковый и любвеобильный. А если сейчас гаишники припрутся, а?
– А вы… Вы скажите: мол, случайный пешеход. Утерял равновесие… Ведь там подо мною голый холодный асфальт. Я подтвержу: утерял равновесие. Углубился на проезжую часть…
– Куда ты, сволочь, углубился? А? Дурака из меня делаешь, значит. А след вон юза остался, а микроцарапины на капоте, а… Ты взгляни, подлец, что сотворил с моей фарой! Тут же определенно трещина от твоего взлетевшего каблука. Нет бы врезать дуба мешком, обязательно ножками ссучить вздумал! Ответь, кто мне за эту запчасть станет платить? Ведь ты ж наверняка алиментщик со стажем, да? Ведь копейки же получаешь. Зачем ты, подлец, живешь и небо коптишь? Тебе же нельзя жить. Ты не заслужил эту должность – человеческий жилец – ничем. И пионерских поручений ты избегал, и комсомольские взносы наверняка зажимал. И явно твоя физиономия недемократическая. Я подозреваю, ты испытываешь к моей пролетарскую неприязнь. Давай договоримся, я тебя отвезу подальше… Вон взгляни, вон на ту стройку. Там есть отличный котлован. Така-ая прекрасная ямища – она станет твоей персональной погребальницей. Твой ненужный труп сперва склюют вороны, а все остальное зальют бетоном. Будет жилой дом на твоих костях…
Фонтанировала моя черная фантазия, пока я стоял и с отвращением изучал поверженного неудачника жизни.
– Вы, сударь, юморист из «Вокруг смеха». Вы мне напомнили одного весьма просвещенного интеллигентного пародиста. Езжайте, я как-нибудь отлежусь. И пойду своей дорогой. Я ведь за хлебцем шел…
– Это называется «шел»! Летел, точно подстреленная ворона. Думаешь здесь отлежаться? А я потом мучайся. Вздрагивай от взгляда случайных гаишников. Форменный подлец ты и иуда, вот что ты такое.
И резко наклонившись, не образуя широкого русского замаха, впечатал-врубил ребром ладони сбоку кадыка, целясь в район сонной трубки-артерии. Затем окончательно обмякшего, ухватил за подмышки и перетащил на задние сиденья, благо в чехлы не успел обрядить – в химчистке застряли.
Только усевшись за баранку, широко огляделся, потыкался в близживущие молчаливые оконные стекла. Ладно, пока все тихо. Обывателям не до меня, не до моей отключенной случайной жертвы.
Подъезжая к застарелой, многолетней, развороченной и разворованной строительной площадке, я попытался проанализировать приключившееся. Случайно ли все это? Этот недотепистый интеллигент, любитель просвещенных пародистов, не желающий прозябать без хлеба, но прибегнувший к моей помощи, чтоб с комфортом отправиться в лучший из миров, на какую-нибудь аллейку в вечнозеленых кущах райского сада-Эдема.
Ну что ж, можно договориться. Можно даже и бесплатно. Могу я себе позволить на минуту стать милым альтруистом-гробовщиком? Разумеется, могу. Дядя примет мой бесплатный сервис с благодарностью.
– Дядя! Ты как, еще дрыхнешь? Вот что значит умеючи прищемить сонную артерию. Слушай, а может, тебя не будить? Еще вопросы станешь задавать. Интересоваться своей дальнейшей биографией. К чему эти формальности?
Вот же мне судьба поставила выбор: доставить этого неудачника в какую-нибудь травматологическую лечебницу или без похоронных церемоний успокоить навеки.