Государственный преступник
Шрифт:
— Понимаю вас, — восторженно воскликнул Михаил. — А потом вы передадите письма господину Аристову?
— Разумеется, — заверила его Петровская.
— Тогда — в путь! — воодушевляясь, предложил Михаил.
— Да, пойдемте немедля. Ведь дорога каждая минута, — подхватила под руку Валентина Дмитриевна охмелевшего от счастья молодого барона.
Когда они прошли Березовку и уже подходили к выселкам, Петровская, явно нервничая, остановилась и тихо сказала:
— Понимаете, Михаил, для меня крайне важно найти эти письма. И я хотела бы просить вас оставить все в тайне. О нашем разговоре и предпринятых
— Вы можете на меня положиться, — горячо заверил ее барон.
Петровская поднялась на цыпочки и коснулась губами его щеки. Губы ее были сухими и горячими.
Глава 14 «Я ХОЧУ ПЕРВОЙ ЗАПОЛУЧИТЬ ЭТИ ПИСЬМА»
— Так нету его, — пробормотала Марфа, пораженная тем, что ее Сеньку спрашивают столь высокие господа. И надо ж такому случиться!
Ну, барина, положим, она знала. Это был младший сынок барона Дагера. А вот барыня… Она никогда еще не видывала таких. По всему видать, из очень благородных. И надо же — она тоже желает видеть ее сына. Что же он такого наделал, пакостник!
— А где же он? — ласково спросила ее барыня.
— Чай, в роще, — ответила Марфа, во все глаза рассматривая наряд Петровской. — Где же ему еще быть-то, пострельцу!
— А когда он вернется? — продолжала допытываться барыня все тем же ласковым голосом.
— До ночи, думаю, придет. А то и раньше, коли жрать захочет.
— А вы не против, если мы его подождем… на улице? — спросила Петровская.
— Чай не куплено, ждите, — уже равнодушно ответила Марфа и отвернулась к окну.
Они вышли из хаты и уселись на старую рассохшуюся лавку, стоявшую возле покосившегося забора.
— Верно, этот негодяй ушел проверять свои западни, — раздраженно сказал Михаил, оглядываясь.
Валентина Дмитриевна укоризненно взглянула на него.
— Опять вы о своем, Мишель! Только не вздумайте ему угрожать, когда он вернется, — строго предупредила Валентина Дмитриевна. — Все надо решить благоразумно.
Петровская огляделась. По левую руку лежали выселки, будто вымершие в полуденный час, по правую — возвышался лес. Замерли возле забора подсолнечники, склонив в почтительном поклоне тяжелые головы, уже налившиеся семенами; крона старой липы, росшей рядом с лавкой, отбрасывала тень на землю, создавая причудливые узоры. Идиллическая тишина нарушалась разве что чириканьем воробьев, купающихся в пыли, за которыми лениво наблюдала из зарослей репейника большая серая кошка.
Говорить не хотелось, и молодые люди молча сидели на лавке, время от времени посматривая в сторону темнеющей рощи. Время тянулось медленно. Их клонило ко сну. Смеркалось быстро, как это и бывает на закате лета.
— Он что, целыми днями ничего не ест? — спросила Петровская, сбрасывая с себя дрему.
— Его кормит роща, — недовольно ответил Михаил, тоже приходя в себя.
Наконец от леса отделилась какая-то фигура и стала быстро приближаться к ним.
— Это он? — спросила Михаила Петровская, вглядываясь в фигуру.
— Вероятно, — ответил Михаил.
— Знаете что, барон, — сказала она, не сводя глаз с приближающейся фигуры, — ввиду ваших крайне недружелюбных отношений с этим молодым человеком, я попросила бы вас
спрятаться. Ну вот хотя бы за эту липу. Иначе, увидев вас, он может испугаться и убежать.— Хорошо, — согласился Михаил и встал за ствол дерева, почти слившись с ним.
Человек шел быстро, и скоро Петровская узнала в нем того самого парня, с которым едва не столкнулась в коридоре замка.
— Простите, вы — Семен? — дружелюбно спросила она, когда он поравнялся с лавкой.
Сенька приостановился, узнавая в ней ту самую красивую барышню, с которой едва не столкнулся в барских покоях. Как вести себя с ней, он не знал. Не мешало бы, конечно, вернуться в спасительный лес, но лицо барышни выглядело доброжелательным и приветливым.
— Ну да, — ответил он, подумав.
Лицо барышни продолжало источать любезность.
— Я вас давно уже жду, Семен. Мне надо с вами поговорить.
— О чем это? — уставился Сенька на барышню.
— Присядьте, пожалуйста, — ласково сказала дама.
Сенька, помявшись, сел.
— Мы ведь с вами уже виделись, не правда ли?
— Ну, — буркнул Сенька, не понимая, чего от него хотят.
— Меня зовут Валентина Дмитриевна. Сейчас я гощу в доме барона Андрея Андреевича Дагера.
— И что с того? — буркнул опять Сенька.
— Возможно, и ничего, — сдержанно отвечала барышня. — Так вот, Семен, я подруга Веры, и у меня от нее к тебе поручение. Я пришла за письмами.
— Какими еще письмами? — сделал удивленное лицо Сенька.
— Не надо так со мной, — сказала Петровская, превращаясь из доброй барышни в строгую госпожу. Сенька невольно поежился от ее ледяного голоса. — Я знаю, что Вере ты отдал не все письма, которые нашел в роще. Так вот, они теперь у меня. Их отдал мне господин Аристов, потому что они принадлежали моему жениху.
— Какой еще Аристов? — искренне удивился Сенька.
— Тот самый, у которого ты сегодня был и которому обещал отдать недостающие письма, — строго сказала Петровская. — Эти письма все равно попадут ко мне, так что будет лучше, если ты отдашь их мне немедленно.
Сенька шмыгнул носом.
— Тот барин обещал мне за них награду.
— Сколько? — примиряюще спросила Петровская.
— Триста рублей, — соврал Сенька.
— А я обещала ему за письма пятьсот, — насмешливо посмотрела в глаза Сеньке Петровская. — Видишь, он дурачит тебя и хочет присвоить себе твои двести рублей. Поэтому и требует принести ему эти письма, а не сразу мне. Я же, разумеется, отдам эти пятьсот рублей тебе. Как только ты принесешь мне недостающие письма.
Вопреки ожиданиям Петровской, Сенька не сорвался с места и не побежал сломя голову в тайник за письмами. Он посмотрел на нее и недоверчиво сказал:
— Не-ет, этот господин никогда так не сделает.
— Да? — криво усмехнулась Петровская. — А почему же тогда он обещал тебе триста рублей, а не пятьсот?
Сенька замолчал, не зная, как реагировать на слова красивой дамы. Но что-то подсказывало ему, что с ней следует вести себя осторожно.
— Впрочем, если тебе все равно, триста рублей ты получишь за письма или пятьсот, то мне тоже без разницы.
— Нет, мне не все равно, — прорвало наконец Сеньку.
— Тогда иди и принеси эти письма, — сказала Петровская.