Государственный преступник

— Давай письма, я должен отдать их одной барыне.

— Кажется, ты уже отдал свои письма одной барыне… И что? Получил награду? А может, получил и не делишься?

— Ей нужны все письма, и тогда она отдаст деньги.

— Я тебе не верю. Ты обманешь меня… А может, уже надул.

— Послушай, Кузьма, — горячо заговорил Сеня. — Я тебя не обманываю. Как только я отдам ей письма, так сразу же получу деньги. И принесу тебе твои пятьдесят рублей.

— Пятьдесят рублей?! Ты говорил о других деньгах.

— Больше она не дает. Хорошо, что хоть столько.

— Нет, братец, так дело не пойдет. Знаешь, что я тебе скажу? Я пойду с тобой, так будет вернее. И сам отдам письма этой твоей барыне. Ну, что скажешь?

Допустить этого Сенька, конечно, не мог. Ведь если Кузьма пойдет с ним, то он узнает, что награда за письма составляет вовсе не сто рублей, а пятьсот. И Сенька вместо пятидесяти рублей будет вынужден отдать ему целых двести пятьдесят. А за что?

— Чего молчишь? — спросил Кузьма.

— Я согласен, — с трудом выдавил Сенька, уже решив, что ему делать дальше.

— Ну, вот и лады, — довольно сказал Кузьма, и пристав с отставным штабс-ротмистром услышали скрежет половиц.

— Верно, достает письма, — прошептал пристав. — Прятал их, шельмец, под полом.

А потом послышался сдавленный крик и возня. Аристов взглянул в оконце и тотчас бросился к дверям бани. Рванув их, он пулей влетел внутрь и принялся оттаскивать Сеньку, вцепившегося в горло Кузьмы. Последний хрипел и колотил Сеньку по бокам и голове, но тот держал Кузьму мертвой хваткой. Лишь с помощью пристава Артемию Платоновичу удалось растащить парней. Связав руки обоим бельевыми веревками, нашедшимися в бане, Обличайло усадил их на лавку. Сам же вместе с Аристовым сел напротив.

— Чего не поделили, ребятки? — душевно поинтересовался пристав.

Те, тяжело дыша, молчали.

— Эти, что ли? — спросил Обличайно, передавая отставному штабс-ротмистру поднятые с пола несколько писем.

— Похоже, что они.

— Не хотите говорить, не надо, — ласково продолжал Обличайло. — Упрашивать не буду, мы и так все знаем. Вот эти бумаги, — указал он на письма в руках Артемия Платоновича, — были похищены у убитого в поезде чиновника, из-за которых его и лишили жизни. И вам обоим, ненаглядные мои, светит каталажка.

— А мне-то за что? — невесело пробубнил Кузьма. — Мне эти письма вот он дал.

— Суду в данном случае будет неважно, откуда у вас появились письма. Важно будет то, что они находились спрятанными под полом вашей баньки. А это, как я уже сказал, очень важные улики, за сокрытие которых вам положен весьма приличный тюремный срок. Вам же, милейший, — перевел взгляд на Сеньку пристав, — светит срок еще больший.

— За что? — привстал с лавки Сенька. — Я нашел эти письма в лесу! И хотел принести их, — он мотнул головой в сторону Аристова, — вот этому господину.

— Это неправда, молодой человек, — не согласился с заверением Сеньки Артемий Платонович. — Вы хотели отдать эти письма вовсе не мне, а некой красивой даме, посулившей вам за них пятьсот рублей. Или вы будете возражать?

— Пятьсот? — воскликнул Кузьма, и, ежели бы не веревки, связывающие руки, он разорвал бы, верно, Сеньку в куски. — Ах ты, падаль…

— Как видите, нам известно все, — продолжал Аристов. — Но вы, — пристально посмотрел он на Сеньку, — будете сидеть в тюрьме не за письма, а за покушение на убийство, чему мы с господином приставом были свидетелями.

— Так ему! — радостно осклабился Кузьма.

Аристов нахмурился.

— Вы рано веселитесь, молодой человек, — заметил ему Артемий Платонович. — Наш разговор еще не закончен. Господин пристав, — обратился он к Обличайло, — сделайте одолжение, выведите Семена на воздух. Мне кажется, он вот-вот впадет в состояние прострации.

Когда они вышли, отставной штабс-ротмистр какое-то время смотрел на Кузьму немигающим взглядом. Что парень этот пропащий, он понял сразу. Такие кончают каторгой или финским ножом в животе. Но на один шанс он все же имел право. И Артемий Платонович решил дать ему этот шанс.

— Послушай, — начал он. — Я знаю, что ты ничуть не лучше своего дружка. Ты хуже его. И посадить тебя было бы делом справедливым. Но я не судья и не полицейский, поэтому предлагаю тебе сделку.

— Что я должен сделать? — быстро спросил Кузьма, сообразив, что на этот раз может дешево отделаться.

— Ты должен будешь всю последующую неделю безвылазно сидеть дома. За тобой будут наблюдать, поэтому, как только ты задумаешь куда-нибудь отлучиться, мне это сразу станет известно.

— И все? — повеселел Кузьма.

— Нет, не все, — жестко ответил Аристов. — И еще ты должен позабыть о письмах и о том, что произошло этой ночью. Исполнишь эти условия — хорошо, проболтаешься кому-нибудь, то будешь сидеть в тюрьме, я это тебе обещаю.

Кузьма встретился взглядом с Аристовым и понял, что этого человека лучше не злить и что он сделает именно так, как обещал.

— Тебе все ясно? — спросил Артемий Платонович.

— Да, — ответил Кузьма.

— Тогда ступай, погуляй покуда во дворе, — сказал Аристов, развязав парню руки. — И скажи господину приставу, что я его жду.

Когда пристав с Сенькой вернулись в баньку, отставной штабс-ротмистр сидел на лавке в глубокой задумчивости, из коей его вывел возглас Сеньки:

— Вы чо, отпустили его? Одному мне, что ли, в тюрьму идти?

— Ну, если ты будешь благоразумен, — вздохнул Аристов, — то, может быть, мы сможем обойтись и без тюрьмы. Господин пристав, развяжите ему, пожалуйста, руки.

Обличайло освободил парня от пут, но на всякий случай встал у дверей. А Артемий Платонович приступил к осуществлению второй части своего плана.

— У нас с господином приставом к тебе большая просьба. Вернее, две, — начал Аристов. — Выполнишь их, гуляй на все четыре стороны. Не выполнишь — пеняй на себя.

— Все исполню, господин барин, все, что прикажете, сделаю, — горячо заверил его Сенька.

— Молодец, — похвалил парня Аристов. — Ты ведь грамотен? Читать-писать умеешь?

— Могу. Меня барыня учили.

— Вера Михайловна? — поинтересовался Артемий Платонович.

Сенька закивал:

— Она.

— Значит, записку ты написать сможешь?