Готика Белого Отребья

Автобус поехал дальше, оставив зверство позади. “Мёртвый Дикинс”, очевидно, изобретение Южан, и, Господи, КАКОЙ вклад в общество! Какие же они чокнутые, эти Южане. Интересно, Уильям Фолкнер^[8] когда-нибудь был свидетелем убийства?

Слава Богу, ужас остался позади… или нет?

Теперь только темные леса окаймляли дорогу впереди, и глубоко в этих лесах он мог видеть крошечный трепещущий желтый огонёк, похожий на далёкое движущееся пламя. Он двигался зигзагами вдоль линии его зрения, и Писатель понял, что это могла быть только женщина, чья голова была подожжена.

Писатель откинулся на спинку сиденья с бутылкой пива, смотря прямо перед собой. Добро пожаловать,– поприветствовал он сам себя, - на великий, старый Юг…

* * *

Дальнейшие подробности, связанные с прибытием писателя в Люнтвилль, не нуждаются в подробностях. Достаточно лишь сказать, что после пятнадцати минут пути по обсаженной деревьями дороге, он приехал и сошёл с автобуса с сумками в руках. Выйдя из автобуса, он повернулся к водителю и весело сказал:

– Спасибо, что подвезли, сэр, и приятного вечера.

В слабом свете приборной доски лицо водителя казалось рыбьим.

– Это место не для вас, мистер, - сказал он, и тут дверь захлопнулась, и автобус с грохотом тронулся, подняв облако пыли с парковки, сверкавшее в свете уличных фонарей.

Это место не для меня? Вздор! Здесь все секреты моей жизни, и они ждут открытия!

Было слишком темно, чтобы разглядеть большую часть города: скудный ряд магазинов, почти все из них были закрыты в этот час - или нет? За тёмным стеклом жужжала неоновая вывеска ОТКРЫТО - очевидно, это было что-то вроде массажного салона. В конце улицы мигали неоновые огни бара, догадался Писатель. Может быть, это и есть тот самый «Перекрёсток», где он двадцать лет назад оставил солидную сумму. Но сейчас было не время выяснять это.

Быстрыми шагами он пересёк мощенную гравием дорогу, где, как и было обещано, его ждал старый мотель. Он предстал перед ним в виде ветхого трехэтажного здания, вероятно, это был плантационный дом времен Гражданской войны. Несколько стариков сидели на темном крыльце, поскрипывая в креслах-качалках и потягивая пиво. Писатель приветливо кивнул, поднимаясь на крыльцо, зная, что его оценивают. Сердечных кивков в ответ не последовало.

После того, как он прошел через освещенную тусклым светом, довольно потрёпанную, входную дверь, его встретил мрачный, обшарпанный ковер нехорошего цвета, который привел его к стойке регистрации, где…

Это БЕЗУСЛОВНО мать Сноуи!

Служащая была выше своей дочери, но в остальном представляла собой точную копию, за исключением двадцатилетней разницы в возрасте. Те же бледные вьющиеся волосы, розовые глаза, белая, как бумага, кожа, та же фигура с пышной грудью. Точно такое же длинное, узкое и смутно мужественное лицо, не говоря уже о такой же выступающей челюсти, из-за которой на её лице доминировал подбородок.

– Здравствуйте, мэм. Я хотел бы снять комнату минимум на неделю, и я друг Сноуи.

– Эта маленькая дрянь - моя дочь, - сказала женщина скрипучим голосом.
– Ну, по крайней мере, вы хоть прилично выглядите и хорошо говорите, в отличие от тех, с кем она обычно якшается. Я так понимаю, вы - образованный джентльмен?

Писатель не хотел хвастаться, когда ответил:

– У меня несколько ученых степеней в Гарварде и Йеле.

– О, никогда о таких не слышала. Должно быть, какие-то общественные колледжи с Cевера, наверно…

Писатель поморщился.

– Как бы то ни было, я - Хэйзел Говард, и добро пожаловать в «Расинку», - oна положила ключ на стойку регистрации.
– Ваш - шестой номер, лучший в нашем мотеле.

– Премного благодарен, мэм.

Длинное лицо женщины исказила легкая гримаса презрения, создалось такое впечатление, как будто она внимательно изучала его.

– Ну, я думаю, вы тот самый писатель, который, как я слышала, должен был приехать сюда. Вы же писатель?

Писатель был изрядно удивлён странным вопросом.

– Я действительно писатель, мэм, но совершенно не понимаю, как вы узнали о моём приезде.

Она задумчиво коснулась подбородка.

– Вы довольно забавный, я думаю, вам понравится наш город. Да, и завтра к нам приедет знаменитый телевизионный проповедник… Две знаменитости в одно время, это надо же!

Писатель ответил ошарашенно:

– Я романист-фантаст, и хоть я действительно заслужил признание критиков в литературных кругах, вряд ли могу назвать себя знаменитым. И я откровенно озадачен. Каким образом вы узнали, что я приеду к вам?

Глаза женщины затуманились, словно она пыталась что-то вспомнить, но знала, что это невозможно.

– Действительно, странно. Я знаю, что слышала это от кого-то, но не знаю, от кого…

– Как… странно, - но затем он вспомнил «злого гения».

Доктор Оффенбах? Хотя нет, она не могла знать, что я остановлюсь именно в этом отеле. Я и сам не планировал здесь останавливаться, пока не встретил Сноуи. И я уверен, что не говорил ей, что я писатель…

– А, какая разница, - сказала пышногрудая женщина, - просто ещё одна странная вещь. Как, например, много лет назад, сразу после рождения Сноуи. Я работала уборщицей в библиотеке, помню, как толкала ведро со швабрами в секцию «М», и потом - бах! Книга упала с верхней полки и ударила меня по голове.

– Надеюсь, это была не книга Миченера?^[9]– попытался пошутить Писатель.

Ответа не последовало.

– Это была всего лишь тонкая бумажная обложка. И было совсем не больно. Но в ту же секунду, как она ударила меня, в голове у меня что-то вспыхнуло, и я поняла, что мой муж - Бифф - бросил меня. И как бы то ни было, я больше никогда его не виделa.

Писатель счёл это предзнаменованием, но тут же отверг эту мысль. Однако следующий вопрос, который он задал, был вполне уместен:

– Что это была за книга?

– Книга? А, чё-eрт, простое название какое-то… «Смерть молочника», «Смерть мороженщика», или «Смерть…»

Писатель пристально посмотрел на женщину.

– Может, «Смерть коммивояжёра»?

Она щёлкнула пальцами и воскликнула:

– Да! Точно! Она!

Возможно, его отказ от предчувствия был сделан слишком поспешно.

– Как странно. Это пьеса Артура Миллера, одна из самых важных в истории Американской литературы. Исчезновение - там центральная тема, - и тут он понял, что его замечание было ужасным.
– Мне очень жаль это слышать, мэм. Какое, должно быть, было ужасное время, потерять мужа сразу после рождения ребёнка.