Говорящие с...

– Врешь!

– Вру!
– согласился он, повесив голову.

– Не понимаю, зачем тебе было изображать из себя слабоумного.

– Потому что таков был уговор.

– Опять какой-то уговор!
– вскипела Эша, разматывая веревку и от волнения сама запутываясь в ней.
– Мне надоели всякие уговоры - один глупее другого!

– Эша, - мягко сказал подопечный, - я прожил в этом городе всю жизнь. Меня здесь все знают.

– Всю жизнь изображать слабоумного?!

– Я его не изображал!
– неожиданно разозлился и он, тоже пытаясь освободиться от веревки.
– Я был им! Четырнадцать лет я был абсолютным дебилом! Четырнадцать лет меня знали дебилом! Поэтому мне пришлось таким и остаться! Потому что так не бывает! Потому что умственная отсталость не лечится! Он сказал, что если кто-то узнает, будет катастрофа!

– "Он" - это, конечно же, Аркадий Алексеевич?! Тогда на кой черт он держал тебя в городе, где все тебя знают?!
– Эша отбросила веревку, и Сева одной рукой принялся яростно растирать свою спину, вторую, по обыкновению, прижимая к груди.
– Вставай быстро!

– Я был бы счастлив и в этом притворяться, - Сева насупился.
– Правда. Но тут все по-честному. Поэтому быстро не получится. К тому же, я сейчас плохо вижу.

– Прости. Держись за меня, - Эша обхватила его за талию, и Сева кое-как приподнялся, с упоением ругаясь сквозь зубы. Ругань была бедновата и слишком книжна - сказывалось отсутствие общения с молодежью.
– Теперь пошли. Сколько их было?

– Я видел одного, но их не меньше двух, это точно, - сообщил он, ковыляя к двери.
– Быстрее будет спуститься через бильярдную - попадем сразу на веранду.

– Тебе устраивали экскурсию по дому?

– Это дядина дача.

– Ой, как плохо-то!
– вырвалось у Шталь. Объяснить причину этого возгласа она не успела, потому как дверь в комнату распахнулась, и ввалился Илья - взъерошенный, с сухими веточками во всклокоченных волосах и с запекшейся струйкой крови на лбу. Он диким взором посмотрел на две застывшие фигуры, растопырил руки, словно хотел обнять сразу обоих, и опустил их.

– Тааак, - сказал он, недовольно глядя на кухонный нож в пальцах Эши.

– Ты выглядишь хуже, чем я, и это приятно, - заметила Эша, отступая и одновременно задвигая себе за спину бывшего олигофрена, который отчего-то начал отчаянно этому противиться. Илья потер голову, скривился и обиженно спросил:

– Зачем ты это сделала? Откуда ты вообще тут взялась?!

– А ты откуда тут взялся?

Она почувствовала, как позади нее Сева открывает рот - ему явно тоже хотелось знать, откуда и почему тут взялись все и он сам в том числе, причем спросить это он явно собирался совершенно неолигофреническим образом, и Эша дернула его за рукав. В комнату на очень большой скорости влетел еще один человек, наткнулся на Илью, обозрел мизансцену и тоже сказал "тааак". Шталь мрачно удивилась тому, что уже совершенно не удивляется.

– И чего теперь делать?
– уныло спросил Илья прибывшего.
– Они оба нас видели. И дом видели. Ладно дебил, но эта...

– А ты не мог меня предупредить прежде, чем я сюда заперся?!
– злобно отозвался эстет-официант, в соответствии со злодейским образом сжимавший в руке небольшой топорик.
– Теперь она сдаст нас обоих!

– Уже сдала, - кротко сказала Шталь.
– Группа захвата прибыла пару минут назад и разбила лагерь в кустах.

– Ерунда!
– у Ильи вырвался нервный смешок.
– Наверное, она шла за мной... но почему?.. я ведь никак не мог...

– Ты с ней встречался?!
– возопил Олег.
– Ты знал, что она не в больнице, и не сообщил мне?! Ты идиот!

Илья взмахнул рукой и тоже ударился в крик. Он заявил, что это было глупостью с самого начала, что похищать людей не его профиль, что невозможно нормально соображать в доме, где ты постоянно валишься со стульев и все на тебя падает, и что он совершенно не понимает, с чего Эша его заподозрила, потому что если не считать удара по голове, он обращался с ней крайне мило. Олег ехидно возразил, что глупостью было не само дело, а то, что Илья продолжал путаться с "прогульщицей" даже когда узнал, кто она. Илья сказал, что Олега это не касается. Олег спросил, хорошо ли теперь представляет себе Илья их общее будущее? Эша, чувствуя, что они с Севой временно начинают превращаться в частность, предприняла было попытку прокрасться к двери и увести Севу, но Олег резко передвинулся навстречу и погрозил обоим своим топориком.

– А ты знаешь, что угрожать людям топором противозаконно?
– осведомилась Эша.

– Да, - ответил Олег со зверским выражением лица.

– Ну, я просто думала, может ты забыл, - поразмыслив, она привела другой аргумент.
– Твоя мама убьет тебя, когда узнает.

– Ничего она не узнает! Уж я позабочусь.

– Ты сдурел?!
– всполошился Илья, правильно истолковав его интонацию.
– Этого еще не хватало! Уговор был подержать немного и выпустить вне зависимости от того, согласится он или нет! Это же практически шутка была!

– Мне было не смешно, - Шталь потерла затылок.
– Когда меня бьют по голове, я, почему-то, никогда не смеюсь. Думаете, это странно?

– Да тебе бы ничего не было! Я не сильно...

– Нет, ты точно идиот, - произнес Олег с усталым вздохом.

– От среднего сотрясения мозга недалеко до тяжелого, а от тяжелого - до симпатичной мраморной плиты. Киднеппинг плюс убийство...

– Никакого убийства не было!..

– Да еще и избиение подростка-инвалида...

– Это вышло случайно!..

– Значит, мы можем идти?

– Нет, - сказал Олег.
– И вообще заткнись! Или я тебе башку проломлю!

– Это тоже противозаконно.

– Свяжи их!
– распорядился Олег, чуть опуская руку с топором.
– И заткни им рты, особенно этой бабе! Надо подумать, что теперь делать. Ты хотя бы осознаешь, насколько все теперь хреново?! Если ты думаешь, что тебе, в отличие от меня, будет послабление, то ты ошибаешься, потому что если он все узнает, то от вас обоих мокрое место останется! Так что хорош ныть! Иди и упакуй их! А я потом подгоню машину.

Последняя фраза прозвучала для Шталь особенно зловеще, поскольку в машине имелся багажник, в который складывают не только вещи, но и нежелательных свидетелей. В глазах Ильи появилось что-то жалобное, и он нерешительно двинулся вперед, Олег, чуток выждав, шагнул следом, но решительно, с лисьей улыбкой на тонких губах, и когда он завершил первый шаг, в голове Эши окончательно сложилась общая картина происшедшего, хоть это сейчас было совершенно не важно, и больше всего удручало то, что она сама заплатила Олегу не только за личный статус козла отпущения, но и за то, что ее отправят на тот свет. На тот свет очень не хотелось.