Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники

На другой день после покушения Лорис-Меликов был в глазах общества подлинным героем: событие 20 февраля свидетельствовало, насколько опасна и сопряжена с риском роль «спасителя России». Казнь Млодецкого, с которой начиналась борьба с крамольниками, наложила свой отпечаток на восприятие «диктатуры сердца». Если такие личности, как В. Гаршин или Ф. Достоевский, обостренно пережили случившееся, связывая с ним раздумья о судьбах родины, то для многих обывателей оно стало плохой приметой — своего рода «знаком беды», предшествующим правлению диктатора.

Исполнительный комитет «Народной воли» разъяснял в специальной прокламации, что покушение на диктатора не санкционировал и что Млодецкий совершил его по своей инициативе. Лорис-Меликов был единственным генерал-губернатором, которому не был вынесен смертный приговор: революционеры вынуждены были считаться с общественным мнением. Именно поэтому при назначении графа на новый пост народовольцы воздержались от высказываний. Казнь Млодецкого создала возможность дать первую оценку Лорис-Меликову, которая уже не могла восприниматься предвзятой и беспочвенной, а заставляла задуматься. «Тяжек нравственный облик этого диктатора — обновителя России», — заявили народовольцы о Лорис-Меликове, подписавшем первый смертный приговор на своем новом посту²⁹³. Но, справедливо осуждая виселицы, обвинение власти с позиции нравственности предъявляли те, кто в стремлении «обновить» страну путем переворота действовал динамитом.

* * *

По указу Александра II 12 февраля 1880 г. начальнику Верховной распорядительной комиссии было предоставлено право «призывать в комиссию всех лиц, присутствие коих будет полезным». Назначать их следовало по велениям царя, испрашиваемым главой комиссии²⁹⁴. Свобода Лорис-Меликова в выборе членов комиссии, нужных ему для сотрудничества, по сути, была ограничена необходимостью учесть мнение царя и наследника, а также представителей различных группировок в «верхах». В составе Верховной распорядительной комиссии оказались: великий князь Александр Александрович и такие лица из его ближайшего окружения, как член Государственного совета К.П. Победоносцев и генерал-майор свиты императора П.А. Черевин. Наследник не сомневался, что именно ему удалось отстоять мысль о диктатуре с самыми широкими и жесткими методами управления, и Лорис-Меликов эту его уверенность поддерживал. Из военных в комиссию были введены также генерал-майор свиты М.И. Батьянов и князь А. К. Имеретинский, которого Лорис-Меликов знал ехце по Кавказу, а затем как отличившегося в Русско-турецкой войне при взятии Плевны сподвижника М.Д. Скобелева. Несколько позднее к комиссии были причислены близкие наследнику генерал Е.В. Богданович, полковник Н.М. Баранов и генерал-майор Р.А. Фадеев, состоявший при Главном штабе²⁹⁵. Сенаторы М.Е. Ковалевский и И.И. Шамшин, обер-прокурор Сената П.А. Марков, управляющий делами Комитета министров М.С. Каханов, правитель канцелярии министра внутренних дел С.С. Перфильев представляли в комиссии административноуправленческий элемент.

В итоге в новом правительственном органе оказались и консерваторы, противники преобразований, и люди, остро чувствующие их необходимость. Но при всей пестроте и неоднородности состава комиссии он не был случайным. Согласовывая кандидатуры с царем и наследником, советуясь с теми, чье мнение считал значимым (Д.А. Милютиным, А.А. Абазой, П.А. Валуевым), граф руководствовался собственными соображениями о функциях комиссии. Он пригласил к сотрудничеству как людей влиятельных, с большими связями в государственном аппарате, так и тех, кто имел большой управленческий опыт. В деловых качествах многих из них Михаил Тариелович не разочаровался. Сенаторы М.Е. Ковалевский и И.И. Шамшин к либеральной бюрократии не принадлежали, но их компетентность, честность, объективность была большой поддержкой для Аорис-Меликова в его начинаниях. М.И. Батьянов, М.С. Каханов будут поддерживать диктатора как единомышленники, а наследник, К.П. Победоносцев, П.А. Черевин, С.С. Перфильев станут сначала скрытыми, а потом явными его врагами. Но 4 марта 1880 г. на первое заседание Верховной распорядительной комиссии ее члены собрались, одинаково воодушевленные задачей восстановить потрясенный в стране порядок, обеспечить ей «путь дальнейшего мирного преуспеяния»²⁹⁶.

К этому дню Лорис-Меликов уже добился осуществления некоторых своих замыслов. 26 февраля он представил Александру II доклад с обоснованием необходимости подчинения Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии главному начальнику Верховной распорядительной комиссии. Граф доказывал, что разрозненность и несогласованность правительственных действий — одна из главных причин нерезультативной борьбы с заговорщиками, и «объединение всех властей есть единственно верный путь достижения успеха в мерах против крамолы»²⁹⁷. Указ Александра II 3 марта временно подчинял Третье отделение главному начальнику Верховной распорядительной комиссии. Шеф жандармов А.Р. Дрентельн был уволен с должности, исполняющим, ее назначался П.А. Черевин. Деловые качества его оценивались Д.А. Милютиным и П.А. Валуевым весьма низко, но искупались в глазах Михаила Тариеловича близостью генерал-майора к наследнику.

Открывая первое заседание Верховной распорядительной комиссии, Лорис-Меликов определил ее задачи. Первая состояла в принятии «решительных мер к подавлению наиболее возмутительных действий анархистов». Вторая же, по его словам, «более сложная» — «в изыскании средств врачевания причин, породивших крамолу и поддерживающих ее»²⁹⁸. Забегая вперед, надо сказать, что обсуждение этой второй задачи никак не отразилось, что симптоматично, в Журналах комиссии, из которых следует, что ее заседания целиком сосредоточились на первой из поставленных ее начальником задач. Это относится и к заседанию, казалось бы, специально посвященному «врачеванию причин, породивших крамолу». (По-видимому, врачевание было невозможно и бесполезно. — Примеч. ред.)

На совещании начальника комиссии 5 марта 1880 г. по пригла-шению Лорис-Меликова присутствовали городской голова барон П.Л. Корф и гласные городской думы. Граф попросил представителей городского самоуправления «изложить с полной откровенностью соображения о причинах покушений поколебать государственный порядок» и высказаться о тех мерах, которые могут способствовать их прекращению. Как следует из записи совещания, отзывы городского головы и гласных касались «желательных, по их мнению, мер к ослаблению восприимчивости различных общественных элементов по отношению крайних революционных учений». Однако, «не останавливаясь ныне» на их «предположениях», начальник комиссии «обратил сркдения совещания к вопросам, принадлежащим ко второй категории», то есть о полицейских мерах по предотвращению покушений²⁹⁹.

Итак, хотя вопрос о причинах распространения революционных настроений на заседании не обсуждался, Лорис-Меликов и присутствовавший на совещании статс-секретарь М.С. Каханов выслушали соображения на этот счет представителей столичного городского самоуправления, высказанные «с полной откровенностью».

Характерно, что Лорис-Меликов по своей инициативе определил второй задачей Верховной распорядительной комиссии изыскание причин, породивших крамолу, и средств их врачевания. Указ императора такой задачи не ставил, ограничивая деятельность этого органа исключительно полицейскими функциями. Но граф пытался доискаться до корней того общественного недовольства, которое питало революционные настроения. В апрельском докладе царю соображения на этот счет диктатора, как увидим, окажутся достаточно зрелыми и аргументированными. Свой материал для них дала и Верховная распорядительная комиссия, куда стекалось множество писем и записок о положении в стране.

В центре внимания комиссии оказались меры по охране порядка, исполнение властями настоящих репрессивных, карательных функций. Лорис-Меликов привлек внимание ее членов к изъянам и просчетам в борьбе с крамолой: разъединенности действий властей, медленности производства дознаний по делам о государственных преступлениях, а также к недостаткам в организации административной ссылки и политического надзора. По его инициативе комиссия предприняла ревизию дел по государственным преступлениям в Петербурге (она была поручена П.А. Маркову, И.И. Шамшину и М.И. Батьянову). Списки таких дел в канцеляриях петербургского градоначальника А.Е. Зурова, генерал-губернатора И.В. Гурко и Третьего отделения оказались различными, что подтверждала несогласованность действий этих учреждений.

Были обнаружены серьезные недостатки в состоянии сыска и надзора³⁰⁰. Сенатор М.Е. Ковалевский, проверявший дела административно высланных, нашел множество «уклонений и увлечений», противоречащих законам, и предлагал ограничить права местной администрации в вопросе политической ссылки³⁰¹. М.С. Каханов представил в комиссию наглядные доказательства существующей розни между действиями Третьего отделения и Министерством юстиции — «ведомствами, которые должны бы в деле пресечения беспорядков преследовать одну и ту же цель»³⁰².

Князь А. К. Имеретинский, проверявший состояние ряда политических тюрем, отметил отсутствие единообразия режима в них³⁰³. Комиссией были поставлены вопросы об объединении всех жандармских, полицейских и судебных органов для борьбы с революционерами, об ускорении производства дел по политическим преступлениям, о пересмотре организации административной ссылки и надзора. Материалы комиссии позднее использованы Лорис-Мелико-вым в его обосновании плана преобразования полиции, о котором речь впереди. Но был и непосредственно практический результат проведенной по инициативе диктатора ревизии: число дел, заведенных по политическому обвинению, резко уменьшилось — комиссия признала часть их необоснованными³⁰⁴. Сотни людей, преимущественно из учащейся молодежи, были возвращены из административной ссылки.