Граф Никита Панин
Шрифт:
Маша намочила мыльную траву в горячей воде и принялась мыть ноги Ксении.
Та не открыла глаза, так и лежала в жарком пару…
Маша уже оделась, сидела на приступке распахнутой в предбанник двери, а Ксения все лежала в горячем пару без всякого движения…
— Маша уже начала задыхаться, когда Ксения встала, наконец, облилась водой из ушата и натянула юбку и кофту.
— Куда, на мокрое, вот же рубашка свежая, и новая юбка, и кофта… А башмаки…
Маша без сил уронила руки, когда увидела, что Ксения, как была в мокрой рубашке с натянутыми поверх кофтой и юбкой, босая вышла из бани. Она кинулась
Она кинулась за баню, к крыльцу, влетела в комнаты. Юродивой нигде не было…
— Что же это, — закричала Маша, вбегая в дом, — куда ж она?
— А в поле, наверно, — спокойно ответила Антонова. — Она как из бани выйдет, сразу в поле, на просторе молится, стоит всю ночь на коленях…
— Простынет же, — пробовала горячиться Маша. — Она же надела прямо на мокрую рубашку кофту и юбку, и все, исчезла…
— Беспокойства хватит, — сказала Антонова, — не простынет, Бог ее хранит, и нам дай Бог такое здоровье… И всегда-то так, попарится, наденет юбку и кофту на мокрую рубаху, и след ее простыл… Вперве-то и я тряслась, а теперь знаю — такая она, и ничем ее приветить нельзя…
С тем Маша и поехала домой. Все ей виделась высокая белая фигура, без движения лежащая на полке в горячем жару парной и ее закрытые глаза…
А дома ждали. Приехал Петр Иванович с братом Никитой Ивановичем. Едва она вошла, как Петр Иванович кинулся к ней:
— Марья Родионовна, где это вы пропадаете, мы уже два часа вас дожидаемся…
— В бане парилась, — грустно отозвалась Маша.
— Как в бане, где же? — опешил Петр Иванович…
— Да вот так случилось, — сбивчиво начала объяснять Маша, — я искала Ксению, юродивую, нашла ее в дольгаузе. Чтобы она вымылась, придумала, что хочу сама в баню и ее прошу помочь. Она и пошла со мной, только…
Тут она остановилась, посмотрела на братьев печальными глазами и тихонько сказала:
— Что это я…
Никита Иванович с интересом и нежностью наблюдал за этой юной еще, такой простой девушкой, за ее неловкими движениями и думал про себя, как же повезло Петру…
— Никита Иванович, — вдруг обратилась она к нему, — как же это можно, там, в дольгаузе, даже вспомнить страшно… Грязь, вонь, духота, вши, женщины, мужчины, все вместе, дети тут же толкутся, в одной комнате, да и комнатой назвать ее нельзя, а ведь это больные, лишенные разума, им уход нужен, им няньки нужны, им санитары нужны. Собрали всех вместе, а этот Пуассонье, ведь он же, верно, ворует, раскрадывает все, их и кормят-то, наверно, один раз на дню…
Она с жаром рассказывала и рассказывала обо всем, что видела в дольгаузе, приюте для умалишенных, а Петр Иванович смотрел на нее и не понимал…
— Да ведь у нас свадьба на носу, — заикнулся было он.
— Мы-то счастливые, а они? — захлебнулась словами Маша.
— А как вы думаете, Марья Родионовна? — осторожно вмешался Никита Иванович.
— Ой, я бы им, ну пусть по двое–трое живут в комнате, да постели, у них же кроме тюфяков с соломой больше и нет ничего, да смотреть, чтоб кормили…
— Но ведь это умалишенные, — мягко возразил Никита Иванович.
— Бог лишил их разума, но не лишил жизни, — горячо вскинулась Маша, — значит, и они на что-то нужны? А мы — люди богатые и счастливые, можем так и глядеть на них
да руками разводить?Никита Иванович внимательно посмотрел на брата.
— Разумница, невестка моя, — смеясь, сказал он, — вон как рассуждает, как самый настоящий государственный ум…
Петр Иванович в изумлении глядел на Никиту. Какие-то там умалишенные, ходит где-то, по приютам каким-то, лучше бы дома сидела да вышивала…
— А знаете что, — заключил Никита Иванович, — что, если вам и впрямь заняться устройством такого приюта. Государыня указ издала о приютах этих для умалишенных, а уж как их сделали, да какие там порядки, за всем ведь не уследишь. Она и сама женщина…
— Ты еще, Никита, скажи, чтобы моя невеста вшами занималась, — резко сказал Петр Иванович.
— А вши — от грязи, а кто, как не женщина, должен чистоту наводить, чтобы и в приюте было, как дома? — засмеялся Никита Иванович.
Петр недовольно засопел носом, не хватало еще, чтобы его жена домой из такого приюта вшей тащила.
А Маша застеснялась.
— Что вы, Никита Иванович, я, чтобы помочь только, а так, я это просто потому, что жалко мне их…
— А вот я доложу императрице, да скажу, что есть такая жалостливая да домовитая, она и прикажет, тут уж ничего и не поделаешь, — он говорил со смехом и смотрел на Петра: у того был обиженный и недовольный вид.
— С тебя станется, и верно, доложишь Екатерине, — он вздохнул, — не порти ты счастья моего…
— А ты вот хочешь, чтобы жена в тереме сидела, из окошка выглядывала да нарядами тебя изводила, да сплетни собирала?
Петр Иванович махнул рукой.
— И так нехорошо, и так тоже плохо, — в сердцах бросил он. — Ну да после свадьбы разберемся, кто что обязан делать…
Маша поглядывала на Петра Ивановича, ей было и смешно, и больно смотреть на его обиженное лицо. Он вдруг показался ей большим ребенком, он, прошедший войну и все ее ужасы, он, старше ее на девятнадцать лет.
— Петр Иванович, — она подошла к нему, — не сердитесь, у вас такое обиженное лицо, просто мне вас жалко стало…
— Ну вот, довели старика, — смеясь, отошел сердцем Петр Иванович, — сладу с вами нету…
— Какой же вы старик, — качая головой, проговорила Маша, — мне вот показалось, что вам и восьми нет, такой вы ребенок…
Петр Иванович вытаращил глаза. Такая нежность и такая забота послышались ему в этих словах, какой он и не ожидал от молоденькой невесты своей.
— Ручку пожалуйте, — в душе заулыбался он я склонился над ее рукой, скрывая счастливое лицо.
— А насчет приюта подумайте, Мария Родионовна, — серьезно сказал Никита Иванович, — мало у нашей государыни хороших помощников, а у вас и глаз есть, и наблюдение сделать можете, и не ленитесь, а самое главное — совесть и сочувственность.
Маша только рукой махнула. Она считала шуткой все, что сказал Никита Иванович, и думать забыла об этом разговоре. Да не забыл Никита Иванович.
Все последние недели Маша старательно искала Ксению. Она и сама не понимала, почему ей так надо увидеть юродивую. Всюду натыкалась на следы Ксении, но увидеть ее Маше так и не удавалось.
Зато она познакомилась со многими петербуржцами, с которыми не могла бы и помыслить разговаривать, если бы сидела взаперти, в своем доме, да думала только о свадьбе и нарядах.