Граф

— Потребуются годы, чтобы добро обустроить торговый путь от Персидского побережья до Балтики. Кроме того, это не ударит по торгу на Средиземном море. Испания, как покупала у турецких купцов персидский шелк, так покупать и будет. Особенно, если в Аравийском море окажется больше пиратов и португальские корабли чаще станут идти ко дну. Северные страны бедны. Им много не продашь ни шелка, ни специй. Так что особенной угрозы русский путь через Волгу не будет представлять.

— Ты уверен?

— Московия — бедная страна. У нее мало денег. Мало сил. Мало людей. Но просторные и во многом не устроенные земли. Дорог нет. Мостов тоже. Ремесло и торговля не развиты. На всю страну дай Бог десяток каменных крепостей. Для нее и та малость, что станет поступать из Персии — уже радость. Все ее потуги — лишь жалкие попытки подобрать крошки со стола моего Повелителя.

— И что ты предлагаешь?

— Не враждовать с ней. Окончательно ее победить нет никакой возможности. В силу того, что она очень удалена и неустроенна. Отправлять туда армии — обрекать их на верную гибель. А главное — она бедна. И даже если удастся ее завоевать, пользы от этого никакой не будет. Угрозы от нее военной особенно нет. Однако мысли Андрея о развитии корсарства на Черном море и разбойные рейды на наше побережье могут создать проблемы. На это у Руси хватит сил. И раньше, в былые годы, они так иной раз щипали ромеев. Однако, если с ними не враждовать, а торговать, то это принесет много взаимной выгоды. Особенно если не отдавать это на откуп Шейтанголу.

— Не любишь ты его.

— А за что его любить? Повелителя моего обворовывает. С людьми вроде меня грязно интригует. Со своими единоверцами ведет себя как с псами бродячими. Он вызывает только отвращение и презрение.

— Будет тебе, — улыбнулся Сулейман. Он знал о нелюбви своего старого и верного слуги к Михаилу Кантакузину, именуемого за глаза практически исключительно сыном Шайтана за свои мерзкие поступки. И любил его подначить при случае. — Лучше расскажи о том, как получилось, что ты с тульским пашей задушевные разговоры вел.

— После теплого приема у Царя я поехал обратно. И задержался в Туле, показал царскую грамоту и указав на дьяка, что меня сопровождал. Андрей встретил меня все также настороженно. Но в этот раз уже не арестовывал и позволил с ним общаться. Потихоньку. Я сослался на то, что хотел бы его лучше узнать и сравнить свои наблюдения с наветами.

— О чем вы беседовали?

— О разном. Больше всего о падении Константинополя. Он принял меня за эллина и относился с нескрываемым презрением. Постоянно называл всех эллинов трусами и предателями. Рассказывал об их коварстве. Я не мешал ему и не оправдывался. Скорее, напротив. Повелитель знает, я тоже об эллинах невысокого мнения. Для меня была услада слышать его слова. Тем более, что многие из них только укрепляли меня в уже сложившемся мнении. Не ожидал, что мы обретем с неверным настолько удивительное единодушие.

— А почему он называл их предателями?

— По его мнению Ромейская держава пала не из-за того, что ее завоевали, а из-за того, что ее аристократы со своими дворами перешли на сторону ислама. Через что Великая Порта оказалась заражена всеми старинными болезнями Рима, точнее даже не Вечного города, а его восточных провинций. И которые очень непросто будет излечить. Например, страсть к содомии среди уважаемых людей.

— Он так сказал? Интересно…

— Он вообще интересный человек. И если так сложится, то его очень полезно принять на службу. Но не сейчас. Сейчас он полон раздражения. Это связано с трудностями, которые ему пришлось пережить из-за верных слуг Повелителя. И да, крымчаков он на дух не переносит и именует не иначе, чем тати. У него отец от их рук погиб. Да и в нищете их семьи они повинны из-за постоянных набегов и грабежей.

— Тати? Не воины?

— Нет. За воинов он их не держит. И ненавидит их люто. Особенно за людоловство. Для него работорговля — худших из пороков человечества.

— Как ты думаешь, он возьмет Азак? — переменил тему султан.

— Не знаю. Честно не знаю. — ответил собеседник. — У него мало людей нет и нет ломовой артиллерии. Но эти люди славно вооружены и обучены. Кроме того, он ОЧЕНЬ большой выдумщик. Азак — это испытание. Если возьмет, то подтвердит мои подозрения в его талантах.

— Ты сможешь его переманить на мою службу?

— Он сейчас к тебе Повелитель относится очень негативно. Но жизнь она полная неожиданностей. Поэтому, несмотря на боль, может так статься, что ему больше и податься некуда.

— Отчего же?

— Царь боится Андрея.

— Серьезно? — немало удивился Сулейман.

— Во всяком случае, мне так показалось. Уже сейчас тульский паша командует самым сильным полком в Московской Руси. По мнению самого Царя — он сильнее столичного. Учитывая это и репутацию непобедимого полководца — это большая заявка.

— Но ты сам говоришь, что у Андрея-паши мало воинов.

— Войско Крымского хана он разбил еще меньшим числом. Он во многом ориентируется на золотые годы ромеев. На их славных воинов, которые, по его словам, почти столетие громили всех подряд не зная поражений. И практически всегда сражались с врагом, что превосходил их числом. Иной раз во много раз.

— Ты в это веришь? — скептично выгнул бровь Сулейман и едва заметно улыбнулся. Снисходительно так.

— Я по пути сюда заехал на Афон и попытался проверить его слова. Монахи знают немного, так как мало интересуются былым. Да и времени у меня много не имелось, чтобы самому зарыться в древние рукописи. Но то, что удалось выяснить… — он развел руками.

— Так он прав?

— Повелитель, я не знаю кто или что такое Андрей. Но он знает ОЧЕНЬ много. Его голова стоит больше, чем все твое собрание книг. Я уже думал о том, что было бы недурно его выкрасть и посадив в клетку, выпытывать эти знания. Но я боюсь, это может не сработать. Мы ведь не знаем кто он на самом деле.

— А ты думаешь, что не человек?

— Я думаю, что он кто угодно, только не Андрей сын бедного сипаха Прохора. Все вокруг в этом уверены. Но этого не может быть, потому что не может быть. Это настолько невозможно, как если бы у двух любящих друг друга содомитов родился ребенок от этой любви.

— Поэтому его боится Царь?

— Он его боится потому что в старину у ромеев не редко полководцы свергали своих повелителей. Почти все новые династии восходили именно так. И, я мню, Иоанну кто-то об этом шепнул на ушко. Поэтому он опасается Андрея и той силы, которую тот набрал. И нам можно наступить на эту мозоль.

— В прошлом году Курбский умер очень позорной смертью, стремясь поссорить Царя и тульского пашу. Не боишься последовать за ним?

— Все мы можем ошибаться. — пожал плечами собеседник. — Если Андрея-пашу не получится привлечь на твою службу, то его всегда можно занять делом подальше от наших границ.

— Это где же?

— В Ливонии. Она сама очень слаба. И, если проявить немного участия, то может появиться много желающих откусить от нее кусок побольше. Поэтому, мню, можно в ней столкнуть Литву и Москву лбами. Подкидывая проигрывающей стороне немного денег, дабы война шла как можно дольше. Вот на этой войне Андрея и можно занять. Каким бы чудным полководцем не был — война вымывает воинов. И воевать против Литвы и Ливонии он не сможет долго своим полком.

— Ты думаешь, что царь его отправит в Ливонию? С южной границы? Даже если тот возьмет Азак?