Графиня Шатобриан
Шрифт:
С этими словами Флорентин отворил дверь в коридор, в углублении которого виднелась толпа вооруженных людей.
Наступила томительная минута. Но Брион скоро положил конец общему недоумению. Он быстро отвернулся от священников, стоявших у дверей, и, удалившись с графиней в глубину комнаты, где никто из присутствующих не мог слышать их, сказал шепотом:
– Вы видели этих вооруженных людей: они не выпустят нас отсюда и я напрасно подвергну свою жизнь неминуемой опасности. Останьтесь пока здесь, графиня; хитростью или насилием я освобожу вас. Может быть, мне удастся как-нибудь уговорить аббата…
– Берегитесь, нас могут подслушать, – сказала графиня.
– Когда вы увидите белый платок, привязанный к дереву под этим окном, то знайте, что я нашел возможность
Брион замолчал, так как Флорентин появился возле них. Он поспешно поцеловал руку графини и вышел из комнаты, сделав знак аббату, чтобы тот следовал за ним.
Флорентин, заметив это, тотчас же присоединился к ним. Он не хотел оставлять Бриона наедине с аббатом, зная по опыту уступчивость последнего. Хотя он был уверен, что графиня не выдаст его, но имел достаточный повод опасаться, что если она уедет от них в своем теперешнем настроении, то это может повредить аббатству и в особенности его будущей карьере. Он решил не выпускать молодой женщины из монастыря до тех пор, пока ему не удастся опять расположить ее в свою пользу.
Между тем графиня была в таком лихорадочном состоянии благодаря потрясающим впечатлениям, которые она испытала в продолжение нескольких часов, что еще более ухудшила свое положение необдуманным решением. Оставшись наедине с кормилицей, она бросилась к ней на шею и со слезами умоляла содействовать ее бегству из аббатства. Марго, представлявшая собой олицетворенное добродушие, тотчас же согласилась на все, обещала ничего не говорить своему сыну и помогать Бриону делом и словом. Никакие сомнения не тревожили ее. Вход в аббатство был открыт для нее днем и ночью; не подозревая, насколько бегство Франциски может повредить ее собственному сыну, она решила отыскать Бриона и устроить все в эту же ночь. Взяв за руку Химену, на которую никто не обращал внимания, и громко рассуждая сама с собой о том, как лучше приняться за дело, она вышла из комнаты.
В это время уже наступила длинная зимняя ночь; огонь в камине начал потухать. На дворе бушевал ветер, нагоняя облака на месяц. Грозно скрипели под окном столетние сосны, ударяя время от времени своими ветками о стену.
Франциска подошла к окну. Мысль о бегстве настолько занимала ее, что ей даже не пришло в голову запереть на ключ дверь, выходившую в коридор. Она в первый раз полюбопытствовала узнать, куда выходит ее единственное окно. Комната была угловая и в нижнем этаже; к счастью, только левая глухая стена принадлежала к фасаду, обращенному к замку Фуа, где был главный вход с кельей привратника, так что графиня могла смело рассчитывать, что со стороны фасада никто не увидит ее, если она вздумает убежать из окна. По-видимому, Флорентин, назначив ей эту комнату, вовсе не думал о возможности бегства, потому что нельзя было придумать помещения, более удобного для этой цели.
Широкая вековая стена, окружавшая дворы аббатства, в этом месте так близко подходила к карнизу окна, что можно было, сделав один шаг, прямо ступить на стену с подоконника, который находился почти вровень с полом. За этим углом сосны прекращались и начинался обширный луг, насколько можно было видеть среди окружающих его со всех сторон зданий аббатства. Полный месяц, выглядывая по временам из-за облаков, освещал своим фантастическим светом монастырские здания, луг и гору Святого Спасителя, похожую на громадное белое привидение.
Франциска открыла окно. Ветер затих в эту минуту, и она с наслаждением дышала свежим воздухом. Ей казалось, что она провела в заточении много лет. Разве бретонский замок, куда она вступила в качестве графини Шатобриан, не был для нее тяжелой тюрьмой?
«Разве я когда-нибудь была свободна, – спрашивала она себя с глубокой тоской, – и цепи невольничества не преследовали меня своим бряцанием в Блуа и не вынудили искать убежища за монастырскими стенами? А воспитание на этой горе в замке не было ли своего рода заточением? Не держала ли меня суровая мать за железными решетками своих предписаний? Моя дорогая Констанция, как изнывает мое сердце в разлуке с тобой! Если мне суждено опять увидеть тебя, то я буду руководить тобой, не насилуя
относительно выбора жизненного пути. О Боже! Возврати мне моего ребенка и спаси меня от соблазнов света!»Она облокотилась на подоконник, мечтая о возможности вырвать свою дочь из рук мужа и жить с нею на свободе вдали от света. Она не заметила, как поднялся ветер и дверь, выходившая в коридор, отворилась настежь. В голове ее мелькнула неприятная мысль и заставила усиленно биться ее сердце. Химена, совершенно незнакомое ей существо, которое она даже не удостоила приветливым словом, была свидетельницей ее разговора с Марго и знала весь план предполагаемого бегства. Оскорбленная девушка, при своей неопытности, могла все рассказать старой графине Фуа, у которой она жила в это время, тем более что вовсе не была заинтересована соблюдать тайну.
– Горе мне! – воскликнула Франциска. – Несчастие преследует меня! Я погибну, если останусь в этом доме: Флорентин овладеет мною!
Это печальное сознание явилось у молодой женщины вследствие того волнения, которое было возбуждено в ней объятиями Флорентина. Оно охватило ее в ту минуту, когда, стоя под руки с Брноном, она молча слушала его спор с Флорентином; даже теперь она чувствовала с болью в сердце трепет неудовлетворенного желания. Во всем теле это ощущение казалось ей таким же предвестником гибели, как крик ворона в замке.
Печально смотрела она то на высокую пустую комнату и на открытую дверь, через которую мог ежеминутно войти искуситель, то на деревья под окном, где должен был появиться спасительный знак. Не ошиблась ли она?… На ближайшем дереве действительно развевался белый платок, а вслед за тем на стене появилась мужская фигура. Это верно Шабо де Брион!.. Она узнала его и, дрожа от радости, хотела встать на подоконник и протянуть ему руку, но в эту минуту ей показалось, что кто-то идет по коридору поспешными шагами. Проклиная себя, что не догадалась запереть вовремя дверь, она остановилась в нерешимости среди комнаты, но, услыхав голос Бриона, который звал ее по имени, бросилась к двери и замерла от ужаса. Перед нею стоял Флорентин, которого она тотчас же узнала при лунном освещении.
У нее достало сил подавить крик испуга, готовый вырваться из ее груди; однако прошло несколько секунд, прежде чем она придумала, каким способом скрыть близкое присутствие Бриона. Она ясно слышала хруст ветвей за окном и, чтобы заглушить его, инстинктивно возвысила голос. Сначала она сама не сознавала что говорила, потому что думала о том, чтобы произвести побольше шуму, но мало-помалу невольно поддалась негодованию, накипевшему в ее сердце, и, забывая, что Брион слышит каждое ее слово, разразилась против Флорентина горькими упреками. Но она тотчас же смирилась, когда он взял ее за руку. Это прикосновение опять привело ее в то полусознательно возбужденное состояние, которого она так боялась, и ей нужно было употребить над собой нравственное усилие, чтобы отнять руку и отойти от него.
Флорентин запер за собой дверь и подошел к ней.
– Франциска, – сказал он, – ты имеешь право говорить со мной таким образом; в одном только ты несправедливо обвиняешь меня: будто бы я хочу погубить тебя и сделать несчастной. Я, напротив того, желаю тебе счастья и по возможности полного и продолжительного. Я подвергал тебя искушению, предполагая, что ты могла измениться со времени нашей разлуки, и убедился, что составил о тебе ложное мнение. Ты оказалась беспорочнее и неопытнее, нежели я думал. Но тем труднее будет для тебя борьба со светом и ты более нуждаешься в моей помощи, нежели ты в состоянии понять это. Я знаю, что невольно оскорбил тебя и мне не скоро удастся заслужить твое доверие, тем не менее, оно необходимо, если ты хочешь, чтобы победа осталась на твоей стороне в известном деле. Вот причина, почему я настаивал, чтобы ты осталась у нас. Даже помимо того, что мне нужно многое разъяснить тебе и наставить на путь истинный, я никогда не позволил бы тебе уехать с каким-нибудь легкомысленным сеньором. Это значило бы бросить на ветер все преимущества, которые доставила тебе твоя безупречная добродетель. Я знаю, например, что ты любишь короля Франциска…