Граненое время
Шрифт:
— Товарищи офицеры, — сказал он глуховатым голосом. — В то время, когда по всему фронту успешно развивается наше наступление, мы с вами топчемся на месте. Дивизия опять не выполнила боевую задачу. Позор, — негромко добавил он, покосившись на комдива; тот сидел рядом с ним, тяжело облокотясь на стол. — Командующий армией приказал: к исходу завтрашнего дня, овладев совхозом, выйти на рубеж... — Не глядя на карту, он стал перечислять населенные пункты и высоты, которые давно уже казались всем буквально недосягаемыми, пусть до них напрямую и не больше десятка километров. — По имеющимся у нас разведданным, противник
Вопросов не было.
— Тогда у меня есть. Подполковник Кривченко?
— Слушаю вас, товарищ генерал-майор, — встал и вытянулся командир стрелкового полка.
Витковский поморщился: он не любил, когда его называли генерал-майором, а не генералом.
— Это я хочу послушать вас, подполковник. Почему вы сегодня не сумели зацепиться правофланговым батальоном за высоту с отметкой 192? В чем дело? Отвечайте кратко, без ссылок на артиллеристов.
— У меня в ротах осталось...
— Старая песня! Садитесь. Подполковник Феоктистов, объясните мне, пожалуйста...
Для каждого был заранее приготовлен неожиданный вопрос. Никому, конечно, не хотелось оказаться двоечником, и Синев, ожидая своей очереди, тщательно перебирал в памяти все неудачи минувших дней. Он оказался в выгодном положении: Витковский назвал его последним. Но вопрос, обращенный к нему, прозвучал особенно резко:
— Кто вам дал право, майор, самовольно менять огневую позицию на северо-западных склонах высоты 157?
— Я действовал по обстановке, товарищ генерал-майор.
— То есть?
— Учебная рота соседней дивизии, обеспечивающая стык, внезапно отошла, бросив мои батареи без всякого прикрытия.
— Это вы должны прикрывать пехоту и обеспечивать стык огнем.
— Разрешите доложить, что артиллеристы в этой обстановке ходили в контратаку наравне с пехотой. Я отдал приказ о смене позиции только тогда, когда противник уже начал окружать дивизион.
— Всюду вам мерещатся окружения!
— Я отвечаю за дивизион...
— А я за армию! Понятно? Могу избавить вас, майор, от всякой ответственности!
— Я в первую очередь коммунист, а потом уже офицер, и я выполню свой долг, куда бы ни послала меня партия.
— Опять лозунги?
— Мы с ним идем на смерть, товарищ генерал.
— Вы что, явились на политинформацию?! Я вам покажу, как митинговать! Вы у меня узнаете кузькину мать с горбинкой! Ишь какой пропагандист нашелся. Вы мне бросьте спекулировать словом «партия». Не поможет!
— Разрешите, товарищ генерал?..
— Садитесь!..
Одиннадцать старших офицеров с тревожным любопытством наблюдали за неравным поединком между заместителем командующего армией и командиром противотанкового дивизиона.
Все были уверены, что судьба майора предрешена; нисколько не сомневался в этом и сам Синев, зная крутой нрав Витковского.
— Сегодня получите новую плановую таблицу боя, — сказал Витковский после некоторой заминки, обращаясь к командирам. — До рассвета еще далеко, подготовьтесь. Завтра — решающий день. Понятно? А теперь все свободны.
В землянке стало тесно от столпившихся
офицеров. Кто-то одобрительно пожал локоть Синева, он оглянулся — это был полковник Субботин, командующий артиллерией дивизии. Синев хотел было поговорить с ним, но тот легонько подтолкнул его к комдиву. «Верно, уже решили, куда меня», — со странным равнодушием подумал он.— Вот что, майор, получена шифровка, немедленно откомандируйте старшего лейтенанта Братчикова в отдел кадров штарма. Братчиков техник-строитель?
— Так точно.
— Ну и пусть его строит в тылу.
— В дивизионе почти не осталось...
— Знаю, знаю. Потерпите, голубчик, пришлем кого-нибудь из резерва. Идите, идите, — командир дивизии кивнул в сторону выхода, желая, как видно, поскорее выпроводить его из блиндажа, пока Витковский разговаривал с командиром полка гвардейских минометов.
Он вышел, поднялся наверх по земляным ступенькам, остановился неподалеку от часового-автоматчика. Над передним краем взлетали и, рассыпаясь, тут же гасли в сыром воздухе немецкие осветительные ракеты. Вечерняя перестрелка стихла, лишь где-то глухо и сердито ворчал станковый пулемет. Синев не спешил: все равно Витковский пошлет ему вдогонку приказ о сдаче дивизиона. И кто бы из офицеров связи ни выходил из генеральской землянки, он спрашивал каждого, куда тот держит путь и не по пути ли ему с ним. Нет, попутчиков не оказалось. «Да какого лешего я тут прохлаждаюсь?» — выругал он себя и двинулся прямиком по черному полю.
Вернувшись в дивизион, он вызвал Братчикова, разбудил писаря и велел сейчас же оформить документы на старшего лейтенанта.
— Что за спешка? — недоумевал Алексей. — Рассветает, тогда и отправлюсь. Вечно горячку порют.
— Запасник ты запасник! — невесело посмеивался Синев. — Воюешь второй год, а все по гражданской привычке ворчишь на начальство!
— Пойду попрощаюсь с солдатами. Или это тоже гражданская привычка?
— Ладно, ладно, Алексей, ступай. До четырех ноль-ноль твое время. Ровно в четыре прошу ко мне.
— Отдохнул бы ты.
— Ладно, иди, не теряй времени.
Синев собрал в своей крошечной землянке, которую называл норой, командиров батарей и взводов, познакомил их с плановой таблицей завтрашнего боя и отдал распоряжения. Потом, оставшись наедине с замполитом, посоветовался, кого бы временно назначить командиром третьей батареи вместо Братчикова. И только после этого прилег на топчан, положив под голову полевую сумку. Уснул сразу же, словно провалился.
Если бы не такой случай, Алексей ни за что бы не стал будить командира дивизиона. Синев встал, умылся, крикнул ординарцу:
— Налей-ка нам по стакану водки. — И, повернувшись к Братчикову, сказал: — Ты уж извини за плохие проводы: обстановочка, черт возьми!
— Обо мне не беспокойся, я сыт, пьян и нос в табаке.
— Солдаты просто так не отпустят, верно.
Они выпили, заговорили о самом главном. Братчиков спросил, кто будет командовать батареей, и остался доволен своим преемником. Когда же он спросил о вчерашнем совещании на НП комдива, Синев только махнул рукой и стал напутствовать Алексея, как старший по воинскому званию. Тот перебил его, как старший по возрасту, принялся советовать, чтобы берег себя, не красовался под прицелом немецких снайперов.