Грани одиночества

— Алла, перестань. Меня не спасти, я не хочу, чтобы ты это терпела, — охрипшим от крика голосом уговаривал он меня, но это было бесполезно. Я ни за что не допущу, чтобы он погиб!

Спазм нестерпимой боли стал потихоньку стихать, давая мне возможность дышать и говорить.

— Ты хотел, чтобы я ушла и не видела, как ты умираешь? Ты не оставишь меня, Сэпий, даже если мне придется тебя из-под земли достать, я тебя не отпущу, ты будешь жить, — просипела я, поскольку на окончание фразы пришелся новый приступ раздирающей боли.

Я застонала и задрожала всем телом от напряжения, но рук не отпустила.

— Алла, прекрати это. Ни один гнездовой не пережил появления на свет потомства, и я исключением не буду. В нем мои органы, мы так созданы, чтобы жить только до появления нового гнезда, — уговаривал он меня, гладя и целуя мои зареванные глаза, но я чувствовала, что скорее умру, чем позволю ему от меня уйти.

Я не смогу без него жить. Судя по ошарашенному и грустному лицу Сэпия и арахнидов, я сказала это вслух, но для меня сейчас имело значение не это, а только боль и тепло бьющегося сердца.

На следующем приступе острой боли раздался хруст, и мы вместе с арахнидом закричали — я не смогла полностью сдержать это своими силами.

Это длилось бесконечно долго: адская боль, треск разрываемой плоти и любимые черно-золотые глаза, полные печали, любви и страдания. Я ни за что бы его не отпустила, но в определенный момент мой мир померк, я провалилась в обморок.

Очнувшись, я резко села и нашла глазами ЕГО. Сэпий умирал. Несмотря на все наши усилия, он не мог выжить: паучье брюшко было буквально разорвано напополам, а пушистые лапы лежали, вывернутые под немыслимым углом. Но он еще дышал и смотрел на меня своими невозможными глазами из-под длинных, мокрых от слез ресниц. Я бросилась к нему, осторожно обнимая за похудевшие плечи, целуя куда только могла дотянуться.

Я попыталась перетянуть его боль на себя, но ему не было больно, он уже почти ничего не чувствовал.

— Я люблю тебя, — шепотом сказал мой единственный и взгляд его потух.

— НЕТ!!! — я кричала, надрывая голос, стискивая в объятиях ставшее безвольным тело, и стала вливать свою магию и свою жизнь в него, но это было бесполезно.

Ничего не происходило. Другие арахниды пытались оттащить меня от него, но я парализовала их, продолжая трясти тело Сэпия и убивая себя в этом отчаянии.

Внезапно произошло что-то странное: раздался резкий свист и помещение заполнилось светящимися искрами.

Потом свист повторился, но с другой стороны и в другой тональности. Оторвавшись от тела любимого, я увидела, что эти резкие звуки издают гнезда, которые теперь не просто лежали, колышась от дыхания, а поднялись как гусеницы и выпускали эти странные светлячки.

Светящиеся точки стали сгущаться над телом моего любимого, образуя кокон света, а гнезда продолжали свою странную песнь, пока кокон не дрогнул и не осыпался искрами, явив моему взору то, чего мое измученное сознание уже не могло вынести, и я снова позорно упала в обморок.

В этот раз я очнулась от нежных поцелуев, которыми осыпали мое лицо. Весь прошедший день казался далеким и нереальным, как странный и страшный сон. От воспоминаний о нем из моих закрытых глаз полились слезы.

— Алла, любимая, не плачь. Все уже хорошо, хотя я еще сам не верю, что выжил. Открой глаза, пожалуйста, — уговаривал меня самый дорогой моему сердцу голос.

Я боялась, что, очнувшись, лишусь его, но все же открыла глаза и утонула в обеспокоенном взгляде моего Сэпия. Это был он и не он одновременно. Его лицо утратило три пары глаз, а скулы хоть и остались резкими, но были вполне человеческими, без скрытых мандибул. Это был мой мужчина — тот, который подарил мне семью.

Еще толком не опомнившись, порывисто обняла его за шею, прижимая к себе, вдыхая родной запах, зарываясь руками в мягкие, шелковистые волосы.

— Слава богам! Ты почти сутки была без сознания, мы не могли тебя разбудить, — сказал Сэпий, нежно целуя меня в губы.

— Сэпий, это правда ты? Я видела, как ты умер, а потом… я не поняла, что произошло, — сказала я, пытаясь осознать то, что случилось.

— Это называется Благословением богини, только его еще никто из арахнидов никогда не получал. По легенде, если кто-то полюбит нас так сильно, что готов будет отдать свою жизнь, то Елея — богиня любви — подарит ему возможность быть с любимой до конца ее дней. Мы думали, что это сказка, которой утешают гнездовых, хотя я и так не противился своей судьбе. Только жалел, что ты будешь страдать. Глупая, ты же чуть не умерла, вливая свои силы в мое тело, — серьезно глядя мне в глаза, сказал арахнид. — Никогда, слышишь, никогда больше не спасай меня такой ценой.

— Нет, — так же серьезно ответила я. — Если хочешь, чтобы я жила, не смей больше умирать.

В ответ на это мужчина впился в мои губы страстным поцелуем. Мы ласкали друг друга как сумасшедшие, как будто это первый и последний раз и больше ничего не будет, пока нас не прервал скрежет Диззи.

— Сэпий задушит Аллаиду. Она истощенна, а он непонятно о чем думает, — возмущался мой пушистый тень.

— Ты прав, я увлекся, — с сожалением сказал мой арахнид, отстраняясь от меня. Только тогда я осознала, что у него НОГИ, обычные человеческие конечности, и что он вообще ничем, кроме черно-золотых глаз, не отличается от человека. Я с интересом снова знакомилась со своим любимым.

— Сэпий, ты теперь человек? — не могла не спросить я.

— Нет, я не совсем человек, но внешне теперь почти не отличаюсь.

— Почти? — покраснев, спросила я.

— Глаза у меня прежние и возможности нечеловеческие, а анатомически мы теперь вполне совместимы, — с доброй улыбкой ответил он, понимая причину моего смущения.

Мужчина неуверенно встал и протянул мне руку. Я вложила свою ладонь в его, и меня проводили до ванной комнаты.

Совершив все утренние процедуры, я присоединилась к нему за столом. Перекусив, мы отправились к гнездам.

Сэпий еще не совсем привык к ровным длинным ногам и ходил неуклюже, часто спотыкаясь и бухтя про себя, как люди живут с такими неудобными конечностями, поэтому мы поехали на пауках.

Меня, как всегда, повез Форст, а Сэпий поехал на крупном воине по имени Адаин.

В хорошо освещенном зале, под мирным шумом воды, стекающей по камню, и в благоухании цветов мерно колыхались гнезда.

О том, трудном для нас дне не напоминало ничего, кроме второго гнезда. В отличие от старого, почти прозрачного, наше гнездо было ярко-синего цвета, с красивыми круглыми пятнами, напоминающими орнамент на крыльях некоторых бабочек, и еще оно было просто огромным, более чем вдвое крупнее предыдущего.

Чтобы выразить свою благодарность тем, кто вернул мне любимого, я подошла и аккуратно поцеловала сначала то, из которого появился мой арахнид, потом наше.

В ответ на мою ласку существа немного вздрагивали и, как мне показалось, довольно урчали, удивляя арахнидов, которые раньше такой самодеятельности от них не видели.

— Сэпий, а когда появятся наши дети? — спросил я, гладя их.

— Вчера появились гнездовые, а через неделю будут первые воины, — ответил мой арахнид, не скрывая своей гордости. — Хочешь на них посмотреть?