Грани одиночества

Сэпий решил не придерживаться этикета: он притянул меня к себе на колени и кормил лучшими кусочками. Маг как-то грустно и задумчиво на нас поглядывал, но никак не комментировал увиденное.

Всю неделю мы провели втроем, не считая редких посещений мальчиков и наших бессменных перевозчиков: Адаина, Дариона и Форста. Один день мы провели у подземного озера, наблюдая, как рабочие арахниды находят и очищают путь новым родникам.

Дело в том, что подземные вены ручейков и речек часто меняют направление потока из-за обвалов в руслах или смещения пласта породы, и чтобы озера не перестали «дышать», арахниды своей магией находят и очищают новые русла. Таким образом водоемы, дающие им необходимые ресурсы, не пересыхают.

В другой день мы отправились в место прежнего роения сурхов, чтобы посмотреть, как устроен подземный город инсектоидов.

Если у пауков все относительно похоже на человеческие жилища, то находясь в тараканьем городе, я не могла отделаться от ощущения присутствия в чужой реальности — фантастической, жестокой и непостижимой человеческому разуму.

Стены огромного грота были покрыты округлыми карманами, каждый из которых был изрыт круглыми и овальными дырами. Все пространство было заполнено этими непонятными для меня сооружениями. Через некоторое время в этом месте я совершенно растерялась, утратив ориентиры — где верх, где низ, а чувство опасности и беспокойства преследовало, несмотря на то, что со мной был Сэпий и воины. Сантос, как я, был хоть и увлечен, но насторожен и подавлен.

Когда мы оттуда ушли, я еще долго не могла прийти в себя, испытывая чувство тревоги, но Сэпий заверил, что рой уничтожен, а другие сурхи никогда не селятся в покинутых городах.

Когда подрастут воины гнезда Тариона, они вместе с рабочими старого и нового гнезда отправятся туда и переделают этот грот под зал, похожий на те, что уже обжили арахниды.

Потом посетили воинов на самой крайней границе Гнезда, у побережья океана. Здесь неподалеку находится еще один большой рой инсектоидов, но это более молодое поселение, и в данный момент они заняты размножением и наращиванием своего города, поэтому не особенно активны.

Добирались мы туда более восьми часов, поэтому решили воспользоваться возможностью и выбрались на поверхность в прибрежной деревеньке.

— Посмотри, какая красота! — дергала я за рукав Сэпия, как маленький ребенок, не в силах сдержать эмоций.

— Да, я и забыл, как величественен океан, — сказал муж, сгребая меня собственническим жестом.

— Закат здесь просто прекрасен, — поддержал нашу беседу Сантос, стараясь подойти поближе ко мне, но остановился под строгим взглядом арахнида.

Мы действительно поднялись на поверхность именно в тот момент, когда солнце клонилось к горизонту, раскрашивая и без того потрясающий пейзаж своими яркими красками.

— Сэпий, а ты ведь тоже приплыл с Вареи? Почему Гнездо отправилось с тобой, а не осталось с Тереем? — спросила я, несмотря на то, что муж старался избегать этой темы.

— Арахниды не любят путешествовать через большую воду. Местное гнездо умирало, а наше было в расцвете сил. С братом оставались весьма значительные силы: много воинов и рабочих арахнидов могли спокойно обеспечить его безопасность до рождения нового гнезда; я поехал только с гнездом, чтобы здесь уже принять жизнь новых арахнидов.

— Так все, кого я знаю, появились уже здесь? — спросила я, радуясь откровенности мужа.

— Да, кроме Форста. Он приплыл вместе со мной и еще пятью воинами. Тариона ты знала, остальные погибли задолго до рождения Аллы, — тихо сказал Сэпий, глядя вдаль.

— А почему погибло старое гнездо нашего континента? Об этом нигде не упоминается. Может, вы прольете свет на эту часть истории Немеи? — спросил Сантос.

— Никто и не спрашивал. Гнездовой Флавий не справился с даром жизни. Он видел слабость своего гнезда, как и возможность утраты контроля над популяцией сурхов, поэтому хотел дать жизнь максимально сильному гнезду, но не рассчитал свои силы. Его аллаида ненавидела Белого арахнида и не давала ему и крупицы силы для поддержания жизни. Сколько ни просил он свою Ирену — ничего, кроме злости и брезгливости, он от нее так и не почувствовал. За пару месяцев до праздника Рождения гнездо замерло, вместе с ним погиб и Флавий. Ирена же поднялась в Обитель и с удовольствием использовала свое право распоряжаться финансами.

— Чем больше я узнаю вашу историю, тем сильнее поражаюсь: неужели предрассудки стоят того, чтобы спокойно наблюдать, как погибает разумное и доброе существо? Пусть она не полюбила этого арахнида, но ведь могла проявить заботу о том, кто нуждался просто во внимании. Как же ее материнские инстинкты? Он ведь ждал ее детей! — возмутилась я.

— Только ты считаешь арахнидов своими детьми, остальные аллаиды тяготились своей ролью в нашем появлении на свет. Моя аллаида даже не пришла посмотреть на нас с Тереем.

— Не понимаю и не пойму никогда, — сказала я, крепко сжимая Сэпия в своих объятиях. — А куда делось гнездо Флавия?

— Они прожили еще лет пять после смерти своей надежды и ушли вслед за ним. Помнишь, я говорил, что мы живем, только пока находим в этом пользу для Гнезда.

— Сэпий, а как ты получил Благословение? Просто такого никогда не было, я даже не представлял, что такое возможно, — поинтересовался Сантос.

— Когда Алла стала дарить мне столько тепла, что наши гнезда обрели желание мыслить и чувствовать, то, из которого появился я, создало жизнь, похожую на меня, но без души, а когда моя Аллаида умирала, пытаясь спасти меня, то оно перенесло эту жизнь в меня. Мне трудно объяснить, я только чувствовал, не видел. Никто не видел, кроме Аллы.

Оба мужчины посмотрели на меня, ожидая пояснений, но воспоминание о том, как на моих руках умирал Сэпий, заставило душу сжаться в комок, а из глаз непроизвольно полились слезы.

— Нет, не расскажу. Это только мое чудо, и я не готова о нем говорить, — выдавила я сиплым голосом, впиваясь в Сэпия дрожащими пальцами.

Больше мы не говорили, наслаждаясь величественной картиной заката.

Неделя нашего пребывания дома подходила к концу. С Сантосом мы не просто нашли общий язык, но и подружились. Аристократ больше не проявлял неуместной заинтересованности во мне, просто по-дружески общаясь. Даже мой ревнивый арахнид сменил гнев на милость, и они много времени проводили за беседами об истории или за партиями в шахматы. Как бы ни было жаль, но назавтра нам предстояло вернуться во дворец.

От одной мысли об Андариэле у меня по коже пробегали отнюдь не приятные мурашки. Оставалось надеяться только на то, что все дела мы уладим быстро и без проволочек вернемся к себе.

Глава 15

Андариэл Нимейский

Прошло всего два дня с тех пор, как Сантос ушел к арахнидам. Хотя… Кого я обманываю? Прошло два дня с тех пор, как я совершил свою самую большую ошибку — позволил Алле коснуться меня.

Признаться честно, я давно боялся, что магия связи мне отомстит, но шло время, а ничего не менялось. Сердце не переворачивалось в груди, и душа не болела за угловатую рыжеволосую девчонку, которую я спас таким жестоким способом.

Алла. Что я к ней чувствую? Не знаю… ничего, наверное. Но мысли все чаще возвращаются к непокорному взгляду больших карих глаз, к огненному шлейфу рыжих волос, а тонкий аромат физалиса и клубники, что витает вокруг нее, так и манит попробовать, так ли сладка ее тонкая, сияющая изнутри кожа.

Демоны! О чем я думаю! Она подстилка арахнида. Таракана-переростка!

Кто угодно может говорить, что арахниды такой же народ, как и мы, но нет, они лишь регулятор поголовья инсектоидов. Ничто не может их заставить испытывать эмоции. Копошатся в своих норах, и единственное, что пауков беспокоит, — это развитие колонии и подземные твари. С их силой и ловкостью они давно могли поработить весь мир, но это восьмилапым не интересно, и никакие обстоятельства не в силах этого изменить. Просто такими их создали боги.