Грани одиночества

Благодаря древней магии нашего мира я сам, не желая того, неотрывно следил не за изящной, юной императрицей, а за изрядно пользованной дамой, которая так подло напомнила мне о той, о которой всем сердцем я стремился забыть.

Весь оставшийся вечер, как и мое внезапно вспыхнувшее некогда желание обладать нежной Алисией, померкли в воздушных складках алого платья и мерцании распущенных рыжих волос.

Я злился. Все то, что планировал последние дни, отравлено мерзкой подстилкой проклятого таракана и глупой коровой Викторией Овьес. Остается надеяться, что у Сантоса получится соблазнить маленькую заносчивую мерзавку Аллу.

Я передумал сжигать ее в пламени души Сэпия: пусть живет с ним, а жаждет Сана, как я жажду обладать ее хрупким, манящим телом.

За моими мрачными мыслями брачная ночь подоспела слишком быстро, вызывая волну неоправданного раздражения. Демоны! Я так предвкушал соблазнение малютки Лисы, а теперь разочарование сладковатым привкусом тлена вызывало тошноту.

Придворные дамы, жены и матери знатных и богатых фамилий, с веселыми, слегка непристойными прибаутками провожали нас к королевским покоям, что было положено по этикету. Как только они исчезли за дверью, оставляя меня наедине с дрожащей от волнения Лисой, я испытал облегчение.

— Андариэл, я так счастлива! Ты сегодня подарил мне целый мир, а я только и могу, что подарить тебе себя, — всю, без остатка, — высокопарно сказала девушка, сверкая влажными от счастливых слез глазами.

Лиса выглядела такой чистой, такой искренней, что даже несколько увядший интерес снова воскрес.

Я не спешил. Моя императрица заслуживает того, чтобы я проявил терпение и заботу.

Ловко расшнуровав корсет замысловатого бального платья, я позволил ему стечь с округлых белых плеч Алисии. Вычурные шпильки, украшенные драгоценными камнями, с металлическим лязгом падали на мраморный пол спальни, рассыпая густой шелк черных волос по молочной, почти мерцающей коже.

Она слишком молода, моя императрица, но я применю все свои умения, чтобы она не осталась разочарованной своей первой близостью.

Грациозное бюстье и тонкое кружево трусиков покорно опадают, снятые моими настойчивыми руками.

Малышка трогательно дрожит и льнет ко мне своим хрупким телом, царапая идеальную тонкую кожу о золотое шитье камзола.

— Не спеши, любимая, — шепчу я в ее маленькое ушко, заставляя вздрогнуть и застонать.

Быстро скидываю одежду и переношу хрупкую фигурку на большую кровать, застеленную по моему приказу белым шелком. Холодная, гладкая ткань заставляет малышку сжаться от отрезвляющего прохладного прикосновения. Мне приходится призвать на выручку весь свой опыт, чтобы заставить девочку расслабиться и разгореться снова.

Наконец малышка изгибается навстречу мне. Тугое девственное лоно кажется горячим и восхитительным, но прекрасное зрелище стонущей подо мной Лисы отравляет образ так же стонущей под Сэпием Аллы и крадет мое удовольствие.

Я едва не потерял желание, но представил на месте Алисии Аллу — и еле дождался, когда моя императрица с громким криком получит первый в жизни оргазм. Изливаясь, я все еще видел перед собой проклятую аллаиду.

Ад! Моя персональная бездна. Внутренности перекручивало от почти физической боли разочарования, когда открыл глаза и вместо рыжих локонов увидел черные, в порыве страсти разметавшиеся по подушкам.

Я не помню, как оделся, как нашел покои наглой коровы Овьес. Зато четко помню, как швырнул на колени довольную своей провокацией графиню, как с яростью вбивался ей в глотку, заставляя хрипеть, а потом, перегнув через рабочий стол в кабинете, жестоко брал ее, намотав на руку проклятые рыжие волосы, сгорая от удовольствия. Я почти ощущал запах физалиса и клубники, почти слышал ее красивый с легкой хрипотцой голос, почти видел яркий блеск карих глаз, но только почти…

Разрядка не принесла ни облегчения, ни удовольствия, как будто в последний момент кто-то подло украл весь жар и всю сладость, оставив после себя только предательскую слабость и опустошение.

Я быстро приходил в себя от этого странного наваждения, испытывая брезгливость и разочарование. Магически очистил графиню. Нет, не потому, что заботился об этой дряни, а только из нежелания оставлять в ней свое семя.

— Вставай, — резко сказал я, больно хлопая по рыхлой белой заднице. — Ты сегодня же перекрасишь волосы. И не смей больше так одеваться, — зло бросил я этой донельзя довольной твари и поспешил уйти.

Глава 16

Алла Арахни

Дома мне было настолько упоительно хорошо и уютно, что любая мысль о возвращении на поверхность, тем более во дворец Андариэла, вызывала тоску.

Дом. Подумать только. Разве могла я когда-нибудь представить, что буду называть так подземелья гигантских пауков. Если бы кто-то сказал мне об этом на Земле, я засмеяла бы этого горе-предсказателя, а сейчас не представляю жизни без моих любимых паучков и подземного города с его невероятными для человека чудесами.

Даже присутствие Сантоса перестало раздражать. Его внимание хоть и было чрезмерным и неуместным, но черты он не переходил, и Сэпий смирился с необходимостью терпеть навязанного гостя, тем более что парень был хорошим собеседником.

Подошел к концу последний день нашего пребывания в тоннелях, завтра мы должны прибыть на праздник в честь нового гнезда, или Аллаиды. Мне было все равно, как назывался тот повод, по которому я должна снова покидать моих детей. Душу точило сомнение в целесообразности соблюдения идиотских традиций, а плохое предчувствие и ожидание новой подлости от Андариэла лишало всякого желания покидать мой дом.

Горячая ароматная ванна тоже не принесла успокоения. Одетая в кружевной пеньюар, я нарезала круги по нашей большой комнате в попытке успокоиться.

— Алла, прекрати себя изводить. Все будет хорошо, поверь мне. Тебя никто не посмеет обидеть, — сказал Сэпий, наблюдая за мной своими невозможно красивыми черно-золотыми глазами. — Иди ко мне, — позвал меня любимый, протягивая в мою сторону руки.

Я с удовольствием спряталась от всего мира в надежных и самых дорогих объятиях.

«Боже, спасибо тебе за него», — подумала я, вдыхая самый желанный запах, запах моего мужчины.

Мои руки стали жадно скользить по гладкой коже, а губы искали наиболее чувствительные местечки на теле мужа.

Сейчас я испытывала не просто желание, а дикую ломку, нужду услышать его рваное дыхание, тихие стоны и рыки, почувствовать, как его поджарое, сильное тело закрывает, прячет меня от жестокого мира.

Почему жестокого? Потому, что мир, в котором правит Андариэл, не может быть даже равнодушным, он так же холоден и злораден, как его император.

Сэпий не заставил себя долго упрашивать, чутко и неистово отвечая на мои ласки, но сегодня мне этого было мало. Нестерпимо хотелось довести его до безумства, до исступленного крика, до отчаянной потребности — той, что сейчас мучила меня.