Граница надежд

— Что ты задумала? — Мать начала стучать в дверь, но я знала, что она не столько тревожится обо мне, сколько боится отца. Ну как она сможет все это ему объяснить?

Мне стало ее жаль.

Опустившись на корточки перед печкой, я залюбовалась пламенем. Вот таким же пламенем пылал костер, на который взошла Жанна д’Арк.

Я сама разожгу костер и сгорю, превращусь в пепел.

И я стала разбрасывать по полу и коврику горящие угли. В воздухе запахло паленым. Начал тлеть паркет.

Почувствовав этот запах, мать закричала изо всех сил:

— Ты с ума сошла, что ли? Опозорила нас перед всем миром, опозорила! — причитала она и колотила руками и ногами в дверь.

Но я уже не обращала внимания на ее крики. Думала о моем костре, о моей правде. И подталкивала угли к окну, к занавеске. И вот все вспыхнуло.

О, как прекрасно, когда все пылает, как твоя душа! Теперь можно даже посмеяться над беспомощностью таких людей, как моя мать и мой всесильный отец.

Как чудесно, господи, что мне дано возвыситься, так красиво сгореть на костре, подожженном собственными руками! Даже Жанна д’Арк могла бы мне позавидовать. И теперь мне нет дела ни до чего, я смотрю на всех свысока...

Туфли мои почернели и загорелись, а я все оттирала их, чтобы они оставались белыми.

Кто-то толкнул дверь. Щелкнул ключ в замочной скважине. Я стала швырять угли в сторону двери, чтобы помешать войти, и... упала на чьи-то руки.

Знакомый голос, знакомые объятия. Сколько собралось вокруг людей! Я слышала множество голосов... И кто-то подхватил на руки и понес меня куда-то...

Жасмина. Полчаса назад я получила приглашение. Потом пришел какой-то человек и сказал, что Драган Сариев вызывает меня к себе в кабинет, чтобы поговорить со мной. Странно. Больше всего меня смутило предупреждение, что речь пойдет о моих личных делах, а не о Велико.

Подобная официальность после всего того, что случилось... Не имеет ли все это прямого отношения к словам Велико и его просьбе выдержать все и на этот раз?

До вчерашнего дня я боялась Драгана. Думала, что он самый страшный человек из всех, кого мне доводилось встречать в жизни. Даже не сердилась на него за то, что он меня презирает. Но, став невольной свидетельницей его дикого поступка, когда он выкрал из больницы свою дочь Венету, я испытала другие чувства: во мне что-то надломилось, и страх перед ним превратился в ненависть.

У меня оставалось двадцать минут. Велико не простит, если узнает, что я отправилась на эту встречу, не сообщив ему. Я ничего не скрывала от него, но когда поняла, что речь пойдет обо мне, почувствовала себя достаточно сильной, способной самостоятельно справиться с тем, что мне предстояло.

Одна!.. Нет, я не одна. Беру с собой Сильву. Девчушка радовалась, что сможет побегать по улицам под падающим снегом. И рядом с ней я... Да, решено! Мы пойдем к Драгану вдвоем.

Улица встретила нас сильным ветром, дувшим со стороны ущелья. Я крепко держала Сильву за руку, а она вертелась как юла и непрестанно болтала.

Я не прислушивалась к ее невнятному лепету, а только радовалась тому, что она рядом со мной, и это приносило мне облегчение.

— Гражданка, вы к кому?.. — Передо мной стоял дежурный по управлению.

Я вздрогнула. Значит, мы уже пришли. Сильва смотрела на меня с любопытством. Ведь мы отправились на прогулку, а пришли в большой дом. Она, видимо, хотела о чем-то спросить, но я сжала ее ручонку и произнесла:

— К Сариеву. Он меня вызвал.

Этого оказалось достаточно. Дежурный пошел впереди нас сначала по лестнице, а затем по мрачному коридору. С противоположного конца коридора навстречу шел Ярослав. Я узнала его по поднятому воротнику шинели, по походке, но не остановила. Возможно, следовало сказать ему несколько слов, попросить передать Велико, что он встретил меня в этих стенах.

Ярослав вышел на улицу, а мы остановились перед обитой кожей дверью.

Впервые я увидела Драгана так близко — лицом к лицу. Он показался мне стройным и моложавым для своих лет. Даже через стекла очков взгляд его казался жестким и отталкивающим. Но смотрел он не на меня, а на Сильву. Девочка тоже рассматривала его и улыбалась.

Драган вынул конфету и положил в кармашек пальто Сильвы.

Мы молчали. Я заметила, что у него дрожит рука, да и весь он словно в ознобе. Мне стало холодно от этого молчания.

Сильва достала конфету, сняла обертку и начала есть.

Драган повернулся ко мне.

— Сколько ей лет? — спросил он о Сильве.

— Три года.

— Да, время летит, — бросил он и поднялся со стула. Ему явно было не по себе. — А мы с вами встречаемся второй раз.

— Не помню. Возможно. — Я вытерла Сильве руку, испачканную шоколадом.

— Это было давно... Когда молодой Велев прострелил руку своему отцу... И вот теперь снова, — уточнил Драган.

— Просто пути наши не пересекались. — Его внешнее спокойствие начало меня раздражать.

— Пусть так! Но вы ведь знаете, что я не питаю к вам особого уважения.

— Допускала такую мысль.

— Мне хочется ясности в этом вопросе еще до начала нашего разговора.

— Зачем я вам понадобилась? — спросила я его и подумала о Венете и ее матери. Как, должно быть, трудно ежедневно слышать этот подавляющий любые эмоции голос.

— Мы с Велико — товарищи по борьбе, а вы — его законная жена.

— Да, это так.

— И все, что затрагивает его, касается и меня.

— Да, допускаю.

— Известны ли вам эти письма? — И он выложил на стол несколько пожелтевших от времени конвертов. Это были письма Ганса. Моя тетя поклялась никому ничего не прощать и сдержала слово...

— Конечно. Они мои, точнее, они адресованы мне.

— А не могли бы вы подробнее рассказать об этом? — Он наклонился надо мной, держа письма в руке.

— Это допрос или любопытство?

— Называйте как вам угодно.

— Оказавшись в тупике, я искала для себя выхода. Но не в политике — в людях. А Ганс, хоть и немец, был неплохим человеком.

— Но это был гитлеровец.

— Нет, торговец. Он ненавидел политику. И был таким же одиноким, как и я. Если бы я согласилась уехать с ним, мы отправились бы в Швейцарию.

— А поскольку это ему сделать не удалось, вы ухватились за более слабого — за Велико.

— Хотите, я буду откровенной?

— Именно для этого я и вызвал вас.

— Нет, Велико оказался самым сильным человеком. Я полюбила его не потому, что он коммунист и обладает властью. Полюбила его душу. Велико доверяет мне. И никто не может запретить мне быть рядом с ним.