Граница надежд

В свой кабинет я вошел как в следственную камеру. Все трое встали при моем появлении, хотя сейчас не было повода для особой учтивости.

— Прангов, обнаружены ли какие-нибудь следы? — Я снова начал с вопросов, чтобы лишить их возможности задавать их мне. Спрашивать всегда легче, чем отвечать. А я пока что имел право спрашивать.

— Беглецы заявили дежурному у входа в казарму, что вы срочно послали их к себе на квартиру. Дежурный не посмел вас будить, и на этом закончился первый этап.

— А второй?

— Вся область поднята по тревоге.

— Твое заключение?

— Они создадут нам немало трудностей. Раз вестовой так умело прикрывался и сумел завоевать ваше доверие, значит, он неглупый парень. Он родом из пограничного района, следовательно, ему все тропы известны.

— А из каких побуждений он мог так поступить?

— Из политических. Других не может быть. В этом отношении первая полученная нами справка весьма категорична, но мы ждем подробных сведений.

— Товарищ майор, проверьте, может быть, чего-нибудь не хватает в вашем кабинете? — вмешался один из штатских.

Зазвонил телефон. Я снял трубку и не успел сказать и слова, как услышал голос Драгана:

— Ну, ты наконец вернулся?

— Кажется, вернулся!

— Давай договоримся с самого начала: на сей раз я все беру на себя. А ты занимайся своими командирскими обязанностями. Будешь отвечать лишь тогда, когда тебя спросят!

— Ты закончил?

— Нет. Только начинаю. И не вмешивай в это дело никого другого. Мужчинам больше подходит встречаться с глазу на глаз. И нести свою долю ответственности, какой бы она ни была.

Для меня еще не наступило время полного откровения. И думал я совсем о другом.

— Не беспокойся, — сказал я. — Мы еще встретимся с глазу на глаз. У меня только одна просьба. Где бы вы их ни схватили, я хочу видеть своего вестового живым, поговорить с ним лично по вопросам, которые не затрагивают ни нас с тобой, ни государственные интересы.

— Опять сентиментальности?

— Не торопись приклеивать ярлыки. Даже приговоренный к смертной казни имеет право на последнее слово.

— Хорошо. Лишь бы мы их поймали. Всякая история, в том числе и эта, должна иметь конец. Передай трубку подпоручику Прангову.

...Подпоручик Прангов давно закончил разговор, а двое в штатском продолжали стоять в дверях. Так ничего и не сказав, я отвернулся.

— Мы уходим, товарищ майор, — заговорил один из них. — Если потребуется ваше содействие, мы вас найдем.

Ничего не скажешь, грамотный парень.

Не успели они выйти из штаба, как ко мне ворвался Павел. Он был очень возбужден и, как мальчишка, мял в руках фуражку.

— Неужели снова повторилась старая история? — спросил он.

— Да!

— И снова удар в спину?

— Нет. На этот раз — в лицо.

— Чем я могу быть тебе полезен?

— Будь поблизости. В случае необходимости... хочу чувствовать, что ты рядом!

— Ну что за глупости! — Он сел на диван. — Вчера врачи сказали, что жизнь Венеты вне опасности...

Я порадовался за друга, поздравил его. Теперь он горы может своротить. Но Павел, словно не замечая меня, продолжал как в забытьи:

— А ночью Драган выкрал ее из больницы. На машине увез. Дождался, когда никого поблизости не оказалось, и...

Из моего полка дезертировали солдаты — это преступление носит политический характер. А Драган поступил так, как некогда наш богач Лако с дочерью, сбежавшей к бедняку. Этот поступок как определить?

— Я пошел к Драгану. Он запер Венету в одной из комнат и ключ держит при себе. Мать слоняется по дому и все причитает, твердит, что Венета для меня умерла, что я должен забыть о ней, иначе погублю ее.

— Ну а ты что?

— Сказал ей, что опять приду. И если с Венетой случится что-нибудь...

Я невольно рассмеялся. Павел поступал как мальчишка.

— А ты случайно не сказал ей, что вы припасли для себя яд и, если они решат вас разлучить, вы оба умрете? — продолжал я смеяться. Павел сидел напротив и терпеливо ждал, когда я перестану над ним потешаться.

— Да, вы все действительно переменились, — проговорил он и направился к двери.

Мне вдруг почему-то стало страшно. Я вскочил и преградил ему путь.

— Ты что, сдурел?

— Все вы омещанились. Каждый любит только себя и всячески старается навязать другим свое уродство. Я не только люблю Венету, но и уважаю ее как человека. Конечно же, майору Граменову показалась смешной моя фраза, что я опять приду, но я это сделаю! И никогда не забуду те дни, когда Велико один выступил против всех в защиту своей любви. Вот за это я до сих пор перед ним преклоняюсь.

— В конце концов, ты остановишься?

— Ты, браток, циник. Уважаешь людей только тогда, когда их нет рядом с тобой.

Я размахнулся и ударил его. И весь похолодел. Что-то сжало мне горло, и я стал задыхаться.

— Тебе так тяжело? — спросил Павел.

Я ничего не ответил.

— Если от этого тебе станет легче, можешь ударить меня еще раз.

— Командир дивизии приказал мне пополнить твой батальон за счет офицеров моего полка, — внезапно выговорил я первое, что пришло мне на ум.

— Это хорошо, — ответил Павел.

— Завтра утром они будут у тебя.

— Я могу идти? — спросил он без нотки обиды.

— Подожди! Не уходи!

— Я здесь и всегда буду рядом. Тебе стоит лишь позвать меня.

— Тогда можешь идти, — сказал я и подошел к письменному столу. Похоже, что сегодня я действительно потерял рассудок. Сняв трубку телефона, попросил соединить меня с Драганом. Тот несколько раз переспросил, кто говорит.

Я ответил и сразу умолк.

— Ладно. Понял. Что тебе надо? — крикнул Драган.

— Чтобы ты опомнился. Дети не виноваты в том, что мы иногда сбиваемся с пути. Если завтра мы станем даже врагами, они все равно будут вспоминать нас и считать своими отцами. Вот это я и хотел тебе сказать. — И повесил трубку. Знал, что он никогда не простит мне этих слов, но я должен был, обязан был их произнести ради Павла.