Гравитация

Я не видела лица Гаспара, но могла поклясться, что он улыбнулся:

— Ну, можно и так.

Он помолчал, закончив фразу, и завязал концы бинта выше кровоподтеков на запястье. Слушая его неторопливую речь, я напрочь позабыла о том, что он только что перебинтовал мне ободранные и сильно болевшие пальцы. Гаспар протянул руку, побуждая доверить ему вторую пострадавшую конечность, и оказался совсем близко ко мне. Настолько, что я могла еще на сантиметр наклонить голову и спокойно вдохнуть аромат его парфюма, обволакивающего кожу.

Он продолжал приводить в порядок мои ссадины, а я могла думать только об этом запахе. Что-то заставляло возвращаться к нему снова и снова, не позволяя отпускать следы духов Гаспара из обонятельной памяти. И я судорожно искала то, что могло это объяснить.

Я снова оказалась в старом заброшенном сарае, стоя у дверей и глядя на бойню, развернувшуюся здесь. Тусклый свет лампочки скрадывал её масштабы, уменьшал, но не мог до конца их спрятать. В воздухе висел тяжелый, пряный запах крови, проникающий во все поры кожи, глаза, ноздри. И к этому запаху добавлялся почти незаметный мелодичный след духов. Мужских духов с дорогим ароматом, прячущим в себе темный, мускусный манящий отзвук, увлекающий за собой. Именно этот аромат лежал сейчас на коже Гаспара, окутывая меня.

У меня хватило ума ойкнуть, пряча за этим звуком непроизвольное движение, которое было слишком похоже на отпрыгивание в сторону. Надеясь, что Гаспар не заметил того, что я, грубо говоря, обнюхала его, я виновато пожала плечами, извиняясь за свои прыжки. Он улыбнулся мне и ловким движением закончил тур бинта, переходя в часть завязок.

— У тебя получается так же здорово, как у дипломированного медбрата, — это была правда, делал он всё очень профессионально и красиво.

Принимая заслуженную похвалу, Гаспар выглядел крайне довольным. И я была рада тому, что нашла его маленькую слабость.

— Я проходил курсы оказания помощи. В наше время они не кажутся лишней тратой времени.

Он был прав. Мир периодически сотрясался конфликтами и катаклизмами, и такие знания всегда были нужны.

Пока Гаспар наводил порядок, выливая раствор, моя миску и протирая стол, я незаметно наблюдала за ним. Если он — тот человек, который был в сарае и убил тех двоих, то я сильно рискую, считая его безобидным человеком и впуская в свой дом, в свою жизнь. Это был уж второй раз, когда я подозревала Гаспара, и с каждым разом сомнения становились всё тяжелее и мрачнее. Я не знала — что думать сейчас. Если он был тем убийцей, то фактически он спас мне жизнь. Но, с другой стороны, это значило, что он убивал и всех остальных, потроша и вырывая их сердца.

Я снова оказалась сидящей у столба, в темноте, а по ту сторону молчал тот, другой. Мы оба молчали и ждали в тишине. Затем он ушел. Как хищник, решивший, что с него хватит на сегодня добычи.

Гаспар окликнул меня второй раз, прежде чем я поняла, что не слушаю его. Извинившись и сославшись на то, что голова словно ватная, я изобразила заинтересованность тем, что он говорил. Гаспар развлекал меня ни к чему не ведущим рассказом, сути которого я всё равно не запомнила.

Воспользовавшись паузой, я поблагодарила его за сегодняшнее пиршество. Затем поинтересовалась тем, как прошла встреча. И только потом, словно невзначай, спросила — как прошли эти дни?

Гаспар ответил не сразу, чем усилил мои, и без того крепнувшие, подозрения. Он медленно выпил воды из стоящей перед ним чашки, так как на бокалы в моем доме было сложно рассчитывать, и только после этого отозвался:

— Достаточно буднично. Мне пришлось работать в городском комитете над одним из проектов. Рутинная работа.

Его лицо было полно непроницаемого спокойствия, когда он кивнул на телефонный аппарат:

— Я звонил несколько раз, но ты не отвечала. Это и заставило меня подумать, что возможно мне стоит навестить тебя и убедиться в том, что всё хорошо.

— Надеюсь, что твоя спутница не потеряла тебя сегодня вечером, — не смогла я промолчать, уводя разговор в сторону. Лучше выглядеть дурочкой, чем обнаружить свои подозрения.

Неожиданно лицо Гаспара расслабилось, и я поняла, что до сих пор он держался в некотором напряжении. Он решил, что я могу волноваться из - за той рыжей женщины, с которой был на том вечере. Мысленно я вознесла благодарность Небу за то, что он был так далек от истинной причины моих расспросов.

— О, я уверен, что в данный момент она наслаждается отдыхом со своей семьей, — удовлетворение и расслабленность мелькали в глазах Гаспара заметными искрами, но он не трудился скрывать их.

Я сделала умное лицо, насколько мне позволяли многочисленные ссадины, стягивающие кожу, и принялась за еду.

Спустя некоторое время, когда он церемонно поставил перед мной чашку чая и опустился на свое место, я нарушила молчание. Несмотря на то, что было приятно видеть его в доме, на кухне, спокойно делающего обычные дела так, словно это доставляет ему удовольствие и позволяет расслабляться, все же я никак не могла понять — в чем подвох. Верить в то, что люди делают что - либо просто так могут только чистые дети или блаженные дураки. И те, и другие лишены знакомства с горькой реальностью. Поэтому я подтянула к себе чашку с теплым, не горячим чаем — Гаспар позаботился о том, чтобы температура была настолько щадящей, насколько это возможно. И спросила:

— Почему ты проявляешь столько беспокойства обо мне? Не думаю, что это потому, что ты все еще считаешь себя обязанным за мою помощь.

Тонкие морщинки разбежались к вискам, сопровождая улыбку на лице Гаспара.

— Мне просто доставляет удовольствие знать, что я могу быть полезен тебе чем - то взамен за время, которое ты тратишь на разговоры со мной.

— Никогда не была интересным собеседником, так что не могу согласиться, — я хлебнула чая. Привкус мяты холодил и разбегался по горлу.

— Что же, а я с самого начала решил, что смогу быть тебе интересен, — он взглянул на меня поверх стола. Было в его глазах снова что - то размеренное, изучающее, будто он раскладывал меня по полочкам в своей голове.

— Могу я спросить — что произошло? — Как ни в чем не бывало, Гаспар сделал глоток и осторожно отставил чашку, машинально избегая звука удара дна о фарфоровое блюдце.

— Долгая история, — не хотелось мне разговаривать о происшедшем. Гаспар по-прежнему улыбался, но это было уже совершенно другое выражение. Словно его расслабленность внезапно отступила назад, растаяла и выпустила наружу непроницаемое и лишенное эмоций состояние. Он провел пальцем по блестящей, кремовой ручке своей чашки, и когда заговорил, то казалось, что его голос, в отличие от выражения лица, не изменился ни на каплю. Всё такой же спокойный, с неуловимыми нотками заинтересованности.

— Какие эмоции сильней всего, как ты считаешь? Желание вернуть обидчику всё полной мерой или желание забыть прошлое как сон?

— И то, и другое. И оба одинаково сильны, — я смотрела на Гаспара, демонстрируя полное безразличие. Хотя, от его вопроса во мне вновь всколыхнулось прежнее состояние тлеющего раздражения — как угли, которые вроде потухли, но копни их, и вспыхнет пламя.

— Насколько ты честна, когда так говоришь? — Он оставался в той же расслабленной позе, тогда как я нахмурилась и непроизвольно попыталась скрестить руки на груди.