Граждане

Его раздражала осторожность секретаря, который каждое решение сперва настойчиво обмозговывал, разбирал до мелочей и строго соблюдал все инструкции районного комитета. Обложив себя ими, он каждую минуту заглядывал в эти бумаги с методичностью близорукого человека.

— Ох, замучает он нас насмерть! — фыркал Кузьнар перед каждым партийным собранием, которое созывал Тобиш для обсуждения международного положения или последних правительственных постановлений.

— Да ведь люди читают газеты, — толковал он секретарю. — Для чего еще долбить им то, что вчера писала «Трибуна»?

— Ты недооцениваешь роли политической пропаганды, — возражал Тобиш. — Тебе хотелось бы все предоставить стихии. И, наконец, такова инструкция!

С некоторых пор они незаметно для себя перешли на «ты» — не столько из дружеских чувств, сколько для удобства.

«Нудный ты человек!» — мысленно бранился Кузьнар, слушая тонкий скрипучий голос Тобиша, читавшего доклад в клубе. Прения по докладу шли вяло. «Тяни людей за уши, тяни», — втихомолку подсмеивался Кузьнар, когда наступали тягостные паузы. И затем — наполовину из жалости, наполовину по обязанности — сам брал слово. Говорил он по-своему, просто и убедительно и быстро переходил к практическим задачам стройки. И тут только в голосе его начинало гудеть что-то, как раздуваемый ветром сильный огонь. Он сразу захватывал весь зал. Слушатели переставали кашлять, утихал скрип скамеек. А после Кузьнара обычно на трибуну вскакивал Вельборек, потом медленно поднимался Мись или Побежий. Иногда выступал и кто-нибудь из инженеров, а под конец в зале раздавался хриплый бас Звежинского. Кузьнар насмешливо косился на Тобиша: «Вот она, твоя дискуссия! Теперь видишь, кто ее поддержал? Хорош бы ты был, кабы не я! Утонул бы в своих бумажонках».

В начале марта в газетах появились заметки о будущем большом поселке под Варшавой, Новой Праге IV. Подчеркивалось его важное значение для нового социалистического облика столицы и размах творческой фантазии архитекторов, работающих над проектами. «Жице Варшавы» поместила фотоснимки некоторых макетов. А кто-то из молодых репортеров даже так увлекся, что сравнил будущий поселок с мечтой Северина Барыки [27] и свою заметку озаглавил весьма эффектно; «Весна, о которой мечтал Жеромский, наступила под Вавром».

27

Герой романа С. Жеромского «Канун весны». — Прим. перев.

Несколько дней в Варшаве много толковали о Новой Праге IV. В трамваях, столовых и конторах с интересом читали заметки о ней, название нового поселка уже входило в обиход. Ораторы, говоря о строительстве, все смешали: и трассу Восток — Запад, и МДМ, и Новую Прагу, не различая уже настоящего от будущего, того, что сделано, от того, что предстоит сделать, — как это вошло в привычку у граждан новой Варшавы.

На Кузьнара заметки в газетах произвели сильное впечатление. В одной из них он прочитал свою фамилию, напечатанную жирным шрифтом, и в первую минуту кровь прилила к сердцу, ему даже жарко стало. Затем его охватила лихорадочная тревога. Да они с ума сошли! Пишут так, как будто все уже готово — приходи и любуйся! Еще кто-нибудь подумает, что это он, Кузьнар, делает себе рекламу и добивается второго ордена! Того и гляди после такой рекламы свалится ему на голову школьная экскурсия с Жолибожа и пожелает осмотреть Дом молодежи на площади и стадионы… А что они увидят?

Кузьнар с газетой в руках подошел к окну и посмотрел на «свои» поля: голый пустырь, на котором кое-где торчат какие-то колья… Вокруг навесов копошатся кучки рабочих… Почти опрокинувшись набок, грузовик с флажком силится задним ходом выбраться из вырытой колесами глубокой рытвины…

Кузьнар с тяжелым чувством смотрел на эту картину, так непохожую на красочные описания репортеров, только что прочитанные им в газете. Он еще держал эту газету в руках, и ему вдруг пришло в голову, что каждую минуту ее может прочесть и Тобиш. Кто знает, — может быть, уже и прочитал и сейчас прибежит сюда выматывать из него душу нытьем и нудными поучениями. И — что греха таить — на этот раз Тобиш будет прав!..

Однако, к изумлению Кузьнара, Тобиш отнесся к заметкам в газетах совершенно спокойно.

— Читал? — спросил он как бы вскользь, входя в директорскую клетушку с номером «Жиця» в руках.

Кузьнар утвердительно кивнул и, спрятав за спиной свою газету, ожидал атаки, но секретарь молчал задумавшись.

— Басни! — буркнул Кузьнар с виноватой усмешкой. — Чего только не нагородили, просто стыд и срам!

И поразился, услышав ответ секретаря:

— Вовсе не басни, — сказал Тобиш, шагая по комнате. — Мы с тобой упустили важное средство пропаганды. Людям надо указывать новые масштабы радости…

— Ага! — Кузьнар неуверенно кашлянул. — Радости…

«Что он, за дурака меня считает?» — подумал он в то же время. И, подозревая тут какой-то подвох, бросил недоверчивый взгляд на вытертый воротник секретаря, стоявшего к нему спиной.

— Я уже тебе говорил, — начал Тобиш, глядя в запотевшее окно. — Одной только работой людей не воспитаешь. Надо, чтобы строитель в одном кирпиче уже видел будущий мир социализма. Конкретно представлял, понимаешь, а не только теоретически. Вот он, скажем, забетонировал фундамент под новое здание — и надо, чтобы он уже видел перед собой это здание так, как я вижу сейчас тебя. И чтобы счастлив был, что это он его строит. Чтоб глаза закрыл — и видел… ну, например, ребят видел, которые будут в этом доме учиться, петь, щебетать… Книжки, доски, коридоры и все такое. Или, скажем, ванны… Да, да, пусть он во всех подробностях представляет их себе! Одним словом, надо, чтобы строитель видел душу будущего здания. Конечно, нашу, социалистическую душу. Над этими полями, — тихо продолжал Тобиш, протирая рукавом стекло, — мы должны создать как бы… видения, понимаешь? Выстроить будущие дома в воображении рабочих раньше, чем здесь станет первая настоящая стена. И вот эту-то работу начали за нас газеты: журналисты первые заложили основу для этих, как ты выразился, «басен». А ты удивляешься! Чему? Это же не новость. Когда несколько лет тому назад на наших металлургических заводах еще только лили сталь для пролетов нового моста, рабочим уже показывали в кино этот мост готовым. И будущую трассу Восток — Запад показывали. Даже трамвай шел по ней. Конкретно все и подробно, понимаешь?

— Постой-ка! — взволнованно пропыхтел Кузьнар. — Чего ты так спешишь? Дай подумать.

— Ну, думай, — усмехнулся Тобиш. Затем, качая головой, добавил, что некоторые у них на стройке даже газет не читают. Мало таких, которые в мыслях своих высовывают нос за пределы завтрашнего дня. Притом и учеба и партийная работа до сих пор хромают.

— А ты вместо того, чтобы помогать… — Тобиш, не договорив, махнул рукой. Вероятно, он намекал на то, что Кузьнар упорно не посещает семинары.

— Постой, постой, секретарь! — повторил Кузьнар, хватаясь за телефонную трубку.

Тобиш уже взялся за ручку двери.

— Только ты смотри, не преврати стройку в кино! — бросил он ворчливо. — Знаю я тебя! Ведь ты из такого теста…

Последних слов Кузьнар, к счастью, уже недослышал, так как в эту минуту откликнулась телефонистка «Горпроекта столицы».

2

«Собрание с показом диапозитивов» состоялось вскоре после того, как на Новой Праге IV начали рыть первый котлован. Уже несколько дней синий экскаватор с длинной журавлиной шеей наполнял сырой воздух вибрирующим двухтактным ревом, и в сравнении с ним воркотня тяжелых «зисов», вывозивших землю, которая сыпалась из его железной пасти, казалась жужжанием мухи.

В окнах директорского барака дребезжали стекла, так как экскаватор работал в ста метрах от него, и лязг проникал сквозь щели в кое-как сбитых стенах. Кузьнар беспрестанно ходил от телефона к окну и с волнением наблюдал, как обнажается белесое нутро земли. Груды свежей глины все тяжелее шлепались на платформы грузовиков. Опытное ухо Кузьнара словно улавливало шум быстрых и пенящихся грунтовых вод. Он дышал на стекло, стараясь разглядеть, как справляется бригада землекопов, которая, по его распоряжению, работала вручную одновременно с машиной. И всякий раз ему бросался в глаза великан Челис — он мерно сгибался и разгибался, поднимая на лопате большущие глыбы земли, а затем с маху описывал лопатой в воздухе дугу, как будто наносил удар дубиной. — Ого! — восхищенно бормотал тогда Кузьнар и вспоминал — в который уже раз, — что Илжек просил поместить Челиса в общежитии для рабочих, так как он до сих пор скитается по углам. Давно следовало снять с работы злостного прогульщика Выжика, который спаивал зетемповцев. И Кузьнар мысленно давал себе слово перевести Челиса в общежитие на место Выжика. Этот великан, правда, пороху не выдумает, но работает за пятерых.

Когда котлован номер 1 (из него скоро должно было вырасти здание больницы) был уже такой глубины, что из окон директорского барака Кузьнар мог видеть только верхнюю часть экскаватора, в один прекрасный день на стройку въехал полугрузовик «фиат» и из него вылезли три человека. А через несколько минут перед клубом остановилась и зеленоватая «шкода», в которой сидели двое мужчин с желтыми портфелями. Все пятеро приезжих посовещались между собой, после чего объявили хором, что желают говорить только с товарищем Кузьнаром. Затем двое, что помоложе, побежали к «фиату» и стали извлекать из него какие-то аппараты, ящики, провода. Все это они перенесли в клуб, пока товарищи с портфелями курили и осматривались вокруг. Пятый, в меховой куртке, надетой на комбинезон, расхаживал около автомобилей, не обращая внимания на чавкающую под ногами густую грязь. На вопрос любопытного Курнатко, подошедшего к нему прикурить, этот человек лаконично ответил: — Будет показ. — Тут подле них как из-под земли вырос какой-то запыхавшийся юноша в плаще, объявил, что он репортер, и, осведомившись, будет ли показ, достал из кармана свое удостоверение, которое, неизвестно зачем, ткнул Курнатко под нос.