Грехи девственницы

— Она такая хрупкая.

Гейбриел отошел от сервировочного столика с тарелкой в руке.

— Это оттого, что она едва не утонула. Поверь мне, эту женщину никак нельзя назвать хрупкой.

Миссис Хантфорд задумчиво отхлебнула чай.

— Нет. Ее больно ранили и раньше.

Слова матери очень напоминали то, что сказала ему о Мадлен леди Афродита.

— Каким образом?

— Лучше спроси кто. Я намереваюсь это выяснить.

Так же как и он. Возможно, его мать преуспеет там, где он потерпел неудачу. Люди охотно делились с ней той информацией, которую он не мог вытянуть из них никакими силами. А попытки выяснить что-либо у Мадлен были обречены на провал с самого начала. Разговаривать с ней было все равно что биться лбом о кирпичную стену.

— Что именно вы хотите выяснить? — спросила Мадлен, вплывая в столовую с выражением невинного любопытства на лице.

Стало быть, она все слышала.

Васильковое платье, волочащееся по полу, поглотило изящную фигурку Мадлен. Если б не ее полная грудь, отчетливо вырисовывающаяся под тканью, она выглядела бы маленькой девочкой, нарядившейся в мамино платье.

Впрочем, нет, не мамино. На ней было платье Сьюзен.

Гейбриел тяжело опустился на стул, и его тарелка еле слышно звякнула о дубовый стол.

— Узнать вас получше, конечно. Прошу прошения за платье, но мое было бы еще больше. — Миссис Хантфорд с улыбкой похлопала себя по полным бедрам.

Губы Мадлен растянулись в ответной улыбке.

— Платье чудесное. Вряд ли вас можно обвинить в том, что я такая худая.

Неужели Сьюзен была столь высокой? Гейбриелу было ужасно неприятно думать об этом. Но потом он с облегчением вспомнил, что сестра была ниже его совсем немного. Гейбриел перерос Сьюзен, лишь когда ему исполнилось пятнадцать лет. Она ужасно злилась, но лишь до тех пор, пока не поняла, что ее учитель музыки выше всего на дюйм. Только тогда она перестала жаловаться.

Где же мать нашла это платье? Гейбриел думал, что она раздала все платья Сьюзен еще несколько лет назад.

Он был рад, когда она сделала это. Его ужасно мучило сознание того, что вещи сестры так и висят в ее шкафу, хотя она никогда больше не вернется за ними. Получалось, что они питают напрасные надежды. Ждут того, чему не суждено случиться.

Еда больше не казалась Гейбриелу аппетитной, и он отодвинул тарелку.

К счастью, мать не заметила этого, потому что поспешила наполнить тарелку Мадлен таким количеством еды, которым можно было бы накормить целую армию.

Гейбриел подвинул тарелку назад. Если он хочет, чтобы мать вытянула из Мадлен все ее секреты, необходимо затаиться и ничем не привлекать к себе внимания. Женщины непременно заметят, если он не прикоснется к завтраку. Для пущей убедительности Гейбриел развернул газету и сделал вид, что совершенно не интересуется беседой.

Когда Мадлен села за стол, он рассеянно кивнул и принялся изучать лежащую рядом с ним газету.

Женщины в течение нескольких минут беседовали на отвлеченные темы. Они обсудили погоду, магазины, торгующие качественными перчатками, отвратительное отношение к солдатам, недавно вернувшимся с войны. Темы разговора были бы совершенно пустыми, окажись на месте его матери и Мадлен какие-то другие дамы. Дважды Гейбриел едва не подавился чаем, услышав остроумные замечания женщин. Но в обоих случаях ему удалось замаскировать смех кашлем.

— Как ты себя чувствуешь, Гейбриел? — поинтересовалась миссис Хантфорд.

Молодой человек едва не выругался, когда Мадлен оторвалась от ветчины и смерила его оценивающим взглядом.

— Может, чай тебе не по вкусу?

Плохо, что кашель заставил Мадлен обратить на него внимание. Поэтому Гейбриел вновь сделал вид, будто углубился в чтение новостей.

— Наоборот. Он успокаивает горло.

— Чувствуешь себя неважно после вчерашнего купания в Темзе? — поинтересовалась Мадлен.

— Ничего особенного. Кашель быстро пройдет.

— Что пишут в новостях?

Несмотря на то что Гейбриел пялился в газету на протяжении нескольких минут, ему не удалось прочитать ни строчки. Он быстро пробежал глазами заголовки.

— Упоминают твое имя.

Мадлен подалась вперед:

— Правда? И в связи с чем?

Гейбриелу стоило большого труда отвести взгляд от ее декольте. Господи, да его мать сидела совсем рядом. В ее глазах вспыхнули искорки, и у Гейбриела возникло ощущение, что она наслаждается происходящей в нем внутренней борьбой.

— Здесь пишут, что мисс В. подверглась нападению со стороны группы молодых негодяев, а потом спасена благородным виконтом Л.

— Да уж, если бы он не предоставил свой экипаж, я бы наверняка утонула. Приятно знать, что на этот раз похвала воздана заслуженно.

Кончики губ Гейбриела еле заметно дрогнули. Ему было все равно, что его имя не упомянули в газете. Но его порадовало то обстоятельство, что Мадлен не одобряла подобной несправедливости.

— А Гейбриел всегда был таким поражающим воображение рыцарем? — спросила Мадлен.

Гейбриелу оставалось надеяться, что мать поймет ею многозначительный взгляд. Ему вовсе не хотелось, чтобы разговор крутился вокруг него. Пусть темой беседы остается Мадлен. Но мать то ли ничего не заметила, то ли не обратила внимания на предостережение.

В отличие от Мадлен, которая все поняла и усмехнулась.

— Попробую догадаться. Он приносил домой голубей с переломанными крыльями? Нет, не так. Поколачивал соседских мальчишек-забияк?

Миссис Хантфорд тихо засмеялась.

— Ребенком он был очень примерным мальчиком. — Гейбриел снова попытался привлечь внимание матери. Что случилось с ее намерением раскопать правду о полном горестей прошлом Мадлен?

А миссис Хантфорд тем временем продолжала:

— Но он всегда защищал свою сестру. Однажды, когда им было по семь лет, Сьюзен заявила, что котенок съел пропавшее с подноса печенье. Гейбриел резко возразил, приведя несколько причин, по которым этого никак не могло произойти. Но Сьюзен расплакалась, и Гейбриел взял всю ответственность за содеянное на себя и понес незаслуженное наказание.

Сьюзен выглядела такой подавленной, когда он разоблачил ее обман, что Гейбриелу просто не оставалось ничего другого. Но история, состряпанная его сестрой, не выдерживала никакой критики. Котенок никак не мог отворить дверь детской, а потом отправиться на кухню и съесть печенье. Да и вовсе не в его это вкусе.

— А у вас был домашний питомец, Мадлен? — поинтересовалась миссис Хантфорд.

Гейбриел облегченно вздохнул. Беседа вернулась в нужное русло.

Мадлен задумчиво улыбнулась.

— Нет, мы просто не смогли бы его прокормить.

Черт возьми, теперь помимо безудержного вожделения ему придется гнать от себя мысли о несчастной голодной Мадлен, мечтающей о котенке.

Мадлен посмотрела на Гейбриела, и выражение тоски исчезло с ее лица, уступив место улыбке, коей она обычно одаривала своих поклонников.