Греховная связь
Шрифт:
Молчание.
Роберт снова взревел, наклоняясь к нему.
— Что вы делаете?
— Не знаю, сэр! — пролепетал тот, потрясенный огнем, пылающим в глазах настоятеля.
— Вы возводите маяк, приятель. Вот, что вы делаете.
Атмосфера явно накалялась. Перед зданием появились телекамеры и микрофоны ведущих сиднейских телекомпаний. Начиналась небольшая и вполне пристойная демонстрация, которую организовывала студентка, как две капли воды похожая на миссис Маддокс, должно быть, ее дочь. Спасибо вам, Бесси, с благодарностью и растущим интересом подумал
Он шагнул было с тротуара, чтобы приветствовать демонстрантов, но в этот момент перед ним резко затормозила машина и из нее выскочила Джоан. Глаза ее метали молнии. Она схватила Роберта за руку, пытаясь толкнуть назад на тротуар.
— Роберт! Что ты здесь делаешь? Ты отдаешь себе отчет, что ты делаешь?
Ее гнев вызвал в нем ответную реакцию:
— Джоан, они закрывают дом престарелых и хотят сносить его прямо сейчас! А я узнал об этом только сегодня утром!
Гнев Джоан отчасти объяснялся тем, что брат уехал из дома по телефонному звонку, не сказав ни слова и не посоветовавшись с ней. Только повторный звонок Бесси Маддокс дал Джоан ключ к этой загадке, и она поняла, где он.
— Боюсь, ты упустил свой шанс спасти дом задолго до сегодняшнего утра! — выпалила она, глаза же ее были холодны как лед. — Об „Алламби“ надо было думать, когда ты шлялся невесть где и предпринимал свои таинственные поездки, не говоря никому, куда едешь! Слишком поздно для геройства!
— Это не „геройство“, Джоан! — Он решил не попадаться на ее приманки. — Я обязан сделать все, что можно, для этих людей… чтобы…
— Чтобы что?
— Чтобы наш протест услышали — а если возможно, и почувствовали. Если мне удастся организовать эту демонстрацию в живую цепь протеста против бульдозеров…
— Роберт, ты можешь подумать? Можешь ты хоть на секунду пошевелить мозгами?
Он с недоумением смотрел на нее.
— В чем дело?
— Это новое строительство — кто, по-твоему, его субсидирует?
Он попытался собраться с мыслями и вспомнить.
— „Плаца Корпорейшн“, кажется?
— А кто там командует?
Он покачал головой.
— Ты помнишь Филлипса? Того детину, которого ты из кожи вон лез, чтобы подбить на проект святого Матфея?! Который готов дать нам миллионы долларов?
— Да… а он тут при чем?
Джоан даже ахнула от негодования.
— Да он глава „Плаца“, вот кто он. И если ты помешаешь ему с этим строительством, плакали твои денежки и Дом святого Матфея, вот что!
В душе его разверзлась зияющая пропасть.
— Так что, я должен потворствовать Филлипсу, что бы он ни делал?
„Как же глуп иногда бывает Роберт“, — пронеслось в голове Джоан.
— А ты как думал? — не без сарказма парировала она. — Иногда не мешает!
Он почувствовал, что уже не в силах остановиться.
— Может, надо причислить его к лику блаженных, или это покажется несколько неуместным? — Она с ужасом посмотрела на него. — А не поцеловать ли ему меня в задницу? Или это следует сделать мне — в благодарность за уничтожение „Алламби“?
Со свойственной Джоан решительностью, она двинулась напролом и взяла быка за рога.
— Послушай меня внимательно, Роберт, — повелительным
тоном обратилась она к нему.Он с трудом сдерживался.
— Я весь внимание.
— Ты хочешь быть епископом, не правда ли?
Почти не задумываясь, он выпалил:
— И вполовину не так, как этого хочешь для меня — или для себя — ты!
Она зло засмеялась.
— Не неси чушь! Я знаю, что ты хочешь — чего хотел всю жизнь.
Ему вдруг стало спокойно и грустно, очень спокойно и очень грустно.
— Это и есть камень преткновения, Джоан. И мне кажется, человек должен знать, чего он хочет в действительности.
— Поверь мне, я тебя знаю как облупленного, — осадила она его. — Уж мне ли не знать, что ты спишь и видишь, как стать епископом… а то и…
— Папой? А почему бы и нет. Первый английский епископ, ставший главой Римско-католической Церкви. Мейтленд — Римский Первосвященник! Прекрасная мысль!
Он зашел слишком далеко. Были две вещи, с которыми Джоан, и раньше не отличавшаяся повышенным чувством юмора, не позволяла шутить, — религия и ее брат. Неважно, кто позволял себе подобную шутку — но это выходило за всякие рамки.
— Ну что ж, отлично! — прошипела она, побледнев от ярости, и резко повернувшись на каблуках, удалилась.
Однако, свято место пусто не бывает. Недолго пребывал он в одиночестве.
— Настоятель Мейтленд?
К нему обращалась молодая женщина, организатор демонстрации; у нее было открытое, волевое лицо, полное решительности.
— Вы оказали бы огромную услугу, если бы примкнули к нам. Пусть увидят, что нас морально поддерживает такой человек, как вы! — смело сказала она.
Джоан потом не могла простить себе, что не отвадила маленькую смутьянку прежде, чем та оказалась около Роберта. Потому что когда наконец демонстрантов, лежавших на тротуаре перед готовой приступить к скосу командой, стали поднимать и по одному переносить в полицейские машины на глазах у прессы, самой заметной фигурой среди протестующих, заполнившей все средства массовой информации Австралии, был настоятель кафедрального собора, его преподобие Роберт Мейтленд собственной персоной.
Что с ним происходит?
Если бы она могла понять!
Если б только она знала — если б он знал себя?
Мысли ее метались и кружились, словно крысы в клетке. Джоан всеми силами пыталась сдержать клокочущее в ней возмущение. Они с Клер молча готовили ужин на кухне резиденции. По взаимному согласию женщины не затрагивали эту тему с того самого дня, когда вернулись из суда, где, в качестве гарантов, взяли Роберта на поруки. Но молчать дальше было свыше сил Джоан, которая вся извелась, как мучимая оводами лошадь.
— Но я все же не могу понять! — в негодовании выпалила она, ни к кому не обращаясь конкретно. — Ну, почему он это сделал? Вот так поставить на карту все, что с таким трудом создавалось годами — и ради чего?
— Джоан, Джоан, ради Бога!
Это была полупросьба, полуупрек. Но Джоан уже нельзя было унять.
— Ради идиотской демонстрации! Влезть в такую глупость!
— Джоан, — такой жесткости Джоан от Клер никогда не слышала. — Все и так из рук вон плохо! К чему подливать масла в огонь?