Греши и страдай

Он поморщился. Покачал головой.

«Нет, пожалуйста».

В голове пронеслись ужасные мысли о том, что он меня забыл. О том, что мы поменялись ролями. О том, что меня снова терзает амнезия, но теперь уже забыли меня.

Я не смогу выжить. Не смогу жить в мире, где Артур меня не любит. Даже когда мы были в разлуке, я чувствовала это — какую-то космическую связь, поддерживающую во мне жизнь. Он делал меня сильной. Он был причиной, по которой я не сдавалась.

Если он бросит меня ...

— Артур ... не делай этого. — я пыталась проглотить рыдания. Слезы залили мои щеки.

— Ты меня знаешь… помнишь? — я снова нащупала его руку. — Это я. Твой Лютик…

Он втянул воздух. Пустота рассеялась, как туман на озере.

— Л…Лютик…

Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы.

— Это я. Пожалуйста, не забывай меня. Я не справлюсь, если ты меня забудешь!

Внезапно его губы скривились от ужаса.

— Чеееерт, Клео…

Действие лекарств прекратилось, его боль отступила, и он по-настоящему увидел меня. Его душа сияла, сверкая агонией.

— Никогда. О боже, как я могу тебя забыть? — Артур зашевелился под простынями своим массивным телом. Он попытался обнять меня за плечи своей сломанной рукой, но застонал от боли, тяжело дыша.

— Я знаю, кто ты. Правда. — Его голос дрогнул. — Мне очень жаль, я немного не в себе из-за того, что мне вкололи. Как ты могла подумать...

— Ты меня не узнал.

Я попыталась скрыть лицо. Недостаток сна и непреодолимое беспокойство не давали мне возможности спрятаться. Меня сбил с толку кошмар, который не был правдой.

Что, если бы все это только у меня в голове? Что, если слова, которые я слышу, ненастоящие? Сможет ли он проснуться после операции на головном мозге и начать говорить так, будто все в порядке? Это имел в виду доктор?

— Эй… — ему удалось прикоснуться к моей щеке рукой без гипса. Он провел шершавым пальцем по моим влажным слезам.

— Ты разрываешь меня на части, Клео. Не плачь. Я здесь. Я по-прежнему я.

Часть меня ему не поверила. Часть меня все еще боялась худшего — того, что врачи вырезали закодированные для меня части его мозга, синапсы, которые делали его моим. Я не могла избавиться от изнурительного ужаса, что ничего не могу сделать, чтобы помешать ему бросить меня — чтобы он остался жив и со мной.

Ничего!

Все только во власти судьбы. И судьба оказалась беспощадной сукой.

Я заплакала сильнее.

— Эй… Лютик. Н…не надо, — он обнял меня за шею, притянув к себе. — Господи, из-за тебя я сейчас заплачу, детка.

Он прижался губами к моему лбу.

— Я тебя люблю. Всегда буду любить. Ты мой мир, Клео.

Его слова стали бальзамом посреди всего этого охватившего меня ужаса, который сейчас медленно рассеивался, по мере того, как Артур приходил в себя. У меня подкосились ноги, и я уткнулась ему в грудь.

Он вздрогнул, прерывисто вздохнув, но не отпустил меня. Артур крепче сжал руку, с любовью притискивая меня к себе.

— Я здесь. Я по-прежнему твой. — Его голос был полон боли. — Я всегда буду твоим. Обещаю.

Я была в замешательстве. Это он лежал в больнице. Он принимал морфий и имел дело с черепно-мозговой травмой. И все же он утешал меня. Артур снова был самым сильным, защищая меня и поддерживая, пока я разваливалась на части.

— Мне очень жаль, — выдавила я. — Я не могу. Мне просто н…нужно...

Я не могла больше этого делать.

Так долго я притворялась, что справляюсь. Я нацепила маску и разыгрывала взлеты и падения жизни. Но внутри была мертва. Мне не хватало не только своих воспоминаний. Мне не хватало и всего этого.

Этого богатства эмоций.

Бессмертной привязанности.

Нерушимой связи.

Я была так одинока. Так напугана. И вот… я дома…

Рыдание вырвалось из моей души, открывая шлюзы для моих слез. В течение долгих восьми лет я никогда не позволяла себе расслабиться. Никогда не расстегивала сковавший мои чувства тугой корсет, чтобы очиститься и исцелиться. В течение восьми лет я боролась с грустью, как будто это чума, пытающаяся меня убить. Я не могла развалиться на части, потому что у меня не было никого, кто мог бы заново меня собрать.

Но здесь... в больнице, в объятиях моей второй половинки, в стране, которую я оставила, я прыгнула с обрыва, за который всегда цеплялась, и упала.

В печаль.

В счастье.

В любовь.

И он поймал меня.

Артур не переставал бормотать, его хриплый голос был лучшим припевом для моей расшатанной психики.

Слезы текли ручьем, я прижалась к нему, вдыхая его запах, пропитанный лекарствами.

— Ты жив.

Снова слезы. Снова рыдания.

— Слава Богу, ты жив.

Он вздрогнул, когда я поцеловала его в лоб, в глаза, в губы.

Я хотела зацеловать каждый дюйм, проникнуть в каждую его пору, чтобы он никогда не смог от меня избавиться.

— Жизнь и смерть ни черта для нас не значит, Лютик. Моя любовь к тебе делает нас бессмертными, — он крепко обнял меня. — Я понимаю это. Понимаю твою боль.

Он поцеловал мои веки.

— Просто отпусти, детка. Дай мне тебя поймать.

Слезы полились еще больше. Я не знала, что внутри меня столько расплавленной боли. Все это выплеснулось наружу проливными водопадами, которые невозможно было остановить.

Время шло, но я не осознавала.

Дверь открылась и закрылась, но я не заметила.

Все, что меня волновало, — это Артур, его тепло и его ровное сердцебиение.

Какое-то время все, что я могла делать, это лежать в его объятиях и рыдать.

Я плакала обо всем.

О прошлом.

О настоящем.

О добре и зле.

И когда я, наконец, выплакала свою последнюю слезу, я обрела завершенность. Каждый отколотый кусочек восстановился, и впервые с тех пор, как огонь лизнул мою кожу и изгнал меня из моего мира, я почувствовала себя цельной.

Больше никаких недостающих частей. Больше никаких дырявых воспоминаний.

Я именно такая, какой должна быть.

Его.

Мое дыхание медленно выровнялось, всхлипывания стихли в сигналах показаний пульсометра.

Артур устроился на односпальном матрасе, целуя меня в щеку.

— Иди сюда.

Притянув меня к себе, он помог мне втиснуться в сонное тепло своей постели. Тяжелые удары его сердца успокаивали меня, и я расслабилась впервые за много лет.

— У нас все хорошо? — наконец прошептал он.