Грешная одержимость

— Ты продолжала рисовать, несмотря на все эти потрясения? — Спрашиваю я.

Сильвия качает головой. Жаль. Она создает одни из самых невероятных произведений углем, которые я когда-либо видела.

— Но я планирую вернуться к этому, как только мы устроимся. Мои пальцы чешутся, чтобы приступить к работе. Как продвигается твоя фотография? Ты сказала, что снова пойдешь в школу через две недели?

— Да, но этим летом я определенно работала над этим. У меня есть несколько отличных портретов, сделанных мною, когда я наблюдала за людьми в парке. Это стало моим новым любимым занятием.

Сильвия хихикает.

— Я бы хотела присоединиться к тебе в этом. Возможно, я смогла бы сделать свои собственные портреты.

— Я была бы только рада.

Мое внимание переключается на маленькую девочку, работающую над своей книжкой-раскраской, а Сильвия рассеянно гладит ее темные волосы. Исла потрясающая. Она так похожа на свою мать, но у нее такие же серые глаза, как у отца. Она, кажется, тоже застенчивой, как и ее мать, хотя мне интересно, не потому ли, что у нее еще не было возможности узнать меня поближе. Она продолжает бросать на меня быстрые взгляды из-под своих темных ресниц, когда думает, что я не смотрю.

— Исла, ты помнишь свою тетю Дани? — Ободряюще спрашивает Сильвия дочь.

Мне согревает сердце, когда меня называют тетей. Мой брат Бен, возможно, ровесник Петра, но, можно сказать, он гораздо менее авторитетен. Мне всегда нравился его мятежный, беззаботный дух. Но это вселяет в меня уверенность, что в ближайшее время у него не будет детей. Он даже не находит времени на серьезные отношения. Поэтому для меня большая честь, что Сильвия назвала меня почетной тетей.

На этот раз Исла смотрит на меня более внимательно, затем слегка покачивает головой. Нет, она меня не помнит.

— Все в порядке, — весело говорю я. — Теперь, когда вы живете так близко, мы станем лучшими друзьями. Тебя бы это устроило?

После паузы малышка осторожно кивает мне и застенчиво улыбается.

Легкий стук в дверной косяк возвещает о присутствии Петра, и он прислоняется к дереву.

— Ужин готов. — Говорит он, когда мы все оборачиваемся.

Исла вскакивает со стула и бежит к Петру, который подхватывает ее на руки и целует в висок.

— Давай, моя маленькая принцесса. Проголодалась? — Спрашивает он, поворачиваясь и направляясь в столовую.

Мы с Сильвией улыбаемся, прежде чем подняться и последовать за ними.

— Никогда бы не подумала, что он будет таким… папой, — шучу я.

Сильвия смеется.

— Честно говоря, я тоже. Когда я впервые встретила его, я была в ужасе от мысли, что буду воспитывать с ним детей.

— Правда?

— Теперь это похоже на старую историю, — тепло говорит она.

Мы все садимся за стол, и личный повар семьи Велес, известный тем, что много лет готовил для самого Владимира Путина, через мгновение подает ужин. Это впечатляющий обед из трех блюд, основанный на русских традициях. Могу только предположить, что это способ поприветствовать Петра дома.

Еда божественная, а компания душевная, спустя столько времени с тех пор, как я их всех видела. И все же я не могу сосредоточиться на разговоре, каким бы увлекательным он ни был, потому что я остро осознаю внушительную фигуру, занимающую дверной проем кухни.

Ефрем вошел в помещение, как только мы сели за стол, взяв на себя молчаливого часового, который присматривал за крошечной семьей и следил за грузчиками, все еще таскающих коробки в массивный особняк из коричневого камня.

Я вижу его краем глаза, и хотя он почти не двигается ни на дюйм, я не могу игнорировать его присутствие. Возможно, это из-за его проницательного взгляда. Когда покалывание становится слишком сильным, я ловлю себя на том, что смотрю в его сторону. Только чтобы обнаружить, что его голубые глаза наблюдают за мной.

Каждый раз его взгляд задерживается, и я снова опускаю взгляд на тарелку, смущаясь, что снова смотрю на него. Но потом он тоже смотрит на меня. Факт, от которого у меня бьется пульс в венах.

Почти в середине ужина Ефрем выходит из комнаты. Я чувствую, что он уходит больше, чем я это вижу, но это отвлекает меня настолько, что я теряю ход мыслей на полуслове, и Сильвии приходится возвращать меня в нужное русло.

— Это для предстоящих выборов? — Настаивает она, вопросительно наклонив голову.

— Да, я думаю, папа считает, что сейчас подходящее время, чтобы вступить в гонку, так что это будет интересно. — Я слышу, насколько мягко звучит это заявление, хотя я и стараюсь быть хорошим спортсменом.

— Ты такая счастливая. — Замечает Петр, поднимая бровь, чтобы подчеркнуть свой сарказм.

Я смеюсь на выдохе.

— Просто быть дочерью политического деятеля — это еще не все, что нужно, понимаешь? Это означает, что я терплю такое же пристальное внимание, как и мой отец. А я даже не хочу быть губернатором. Это его дерьмо. Не мое.

— Ну, ты можешь прятаться здесь так часто, как захочешь, — предлагает Сильвия, похлопывая меня по руке.

Я дарю ей теплую улыбку.

— Спасибо.

Мою кожу покалывает от осознания, когда, то же подавляющее присутствие снова заполняет дверной проем. Сама того не желая, я смотрю в сторону Ефрема.

— Прошу прощения, надеюсь, я не перебиваю. — Говорит он, и от его русского акцента и глубокого голоса у меня по шее пробегают мурашки.

— Все в порядке. — Говорит Петр, жестом показывая ему вперед.

— Грузчики закончили, сэр. Мы с Вэлом закончили проверку помещения, и все в порядке.

— Спасибо, Ефрем. Наслаждайтесь вечером.

Он слегка уважительно кланяется Петру, затем делает то же самое с Сильвией. Его глаза находят меня последней, и мое сердце замирает.

— Рад видеть вас снова, мисс Ришелье.

От намека на улыбку, которая изгибается в уголке его рта, у меня перехватывает дыхание, и я отвечаю на нее, не задумываясь.

— Я тоже, — тихо говорю я, не обращая внимания на то, как дрожит мой живот.

Он поворачивается, не говоря ни слова, и я не могу не проследить глазами за его мускулистой фигурой, когда он уходит. Мое тело, кажется, неспособно пережить его прежнюю близость, ощущение его сильных рук вокруг меня и запах его древесного одеколона.

Он влияет на меня так, что я не уверена, что готова это признать. Тем более, что он телохранитель Петра и знал меня еще до того, как у меня появилась грудь. Он не может чувствовать то, что чувствую я.

С другой стороны, его пристальный взгляд заставляет меня сомневаться.