Грешники. Внебрачная дочь
Шрифт:
Маму Итана я видела мельком. Однажды мы пересеклись в больнице, когда Святой находился в коме. Ей было не до знакомства со мной. Она была полностью разбита.
Из-за моей ошибки госпожа Сантуш едва не потеряла сына. Пережила сердечный приступ. К счастью, всё обошлось. Только мне по-прежнему стыдно смотреть ей в глаза.
— Хочешь взять Нику на руки? — спрашивает Итан, отмечая моё беспокойство.
— Она твоя дочь. Думаю, будет правильно, если я предоставлю тебе честь познакомить её с бабушкой.
На самом деле я не знаю, с чего начать диалог. Всю инициативу отдаю в руки Итана.
Что
Божжже… Почему у нас всё так вышло? Почему?
— Эн, не стоит беспокоиться насчет мамы. Она на тебя не в обиде. Наоборот, ругала за всё меня. У тебя будет хороший союзник и друг. Поверь мне.
Твёрдые пальцы Итана нежно проходятся по моей щеке.
Мне от этой ласки настолько приятно, что я зажмуриваюсь и позволяю себе немного расслабиться.
«Всё будет хорошо», — мысленно проговариваю утверждение. Спустя мгновение распахиваю глаза.
Встречаемся с Итаном взглядами. В уголках его проницательных глаз резвятся тонкие лучики морщинок.
— Идём? — подмигивает Святой, провоцируя у меня робкую улыбку.
— Идём, — соглашаюсь и через мгновение покидаю такси вслед за дочерью и моим мужчиной.
Мы подходим к его матери. На нервах, не осознавая куда деть руки, она прижимает их к сердцу, будто бы последнее готово проломить рёбра и выскочить за их пределы.
Замечаю, как тяжело и неравномерно вздымается её грудь. В ямке на шее бешено бьётся пульс. Она ужасно волнуется. Женщину заметно потряхивает. И эти ощущения каким-то образом передаются мне. Вплоть до тремора в руках и ногах.
Чтобы не осесть на землю, я вцепляюсь в плечо Святого.
Моника растеряно изучает дочь.
Ласковый, точь-в-точь как у Итана взгляд, буквально прилипает к Нике.
Словно никого кроме нашей принцессы для бабушки не существует.
В поле её зрения только Буся. Только её внучка. Только она.
Оторвав от груди руку, мать Святого аккуратно касается туфельки Буси. Судорожно втягивает недостающий кислород. А затем шепчет едва слышно, зажатым от волнения горлом:
— Господи, кто это у нас такой маленький?
Прижавшись к груди отца, дочь настороженно наблюдает и молчит. Словно воды в рот набрала.
Обычно Ника не такая. Она общительная и любознательная девочка. За словом в карман не полезет. Но сегодняшний день для всех нас выдался достаточно насыщенным. Я бы сказала, слегка тяжёлым. Поэтому нам сложно подобрать слова, чтобы нарушить затянувшееся молчание. Точнее мне сложно. Ника бабушку не понимает. С ней я не учила португальский язык. О чём сейчас ужасно жалею.
— Мам, всё хорошо, — проговаривает Итан, как только замечает слезы на глазах матери. Обняв её за плечи, притягивает к себе. — Не волнуйся, ей нужно немного времени, чтобы адаптироваться к новой обстановке. Она привыкнет к тебе, и ты увидишь её настоящую. Хорошо?
— Да-да, сынок. Я всё понимаю, — кивает она, переводя взгляд на меня. — Господи, Энни, доченька, подойди. Я совсем о тебе забыла. Прости, милая. Прости, — оторвавшись от Итана, будущая свекровь сгребает меня в тёплые объятия. Под аккомпанемент грохочущего сердца я теряюсь, становлюсь слишком уязвимой. Раскисаю вместе с ней.
Обнявшись, мы обе хлюпаем носами. Слез накатывает так много, что за раз нам их
точно не выплакать…— Спасибо тебе за внучку, — шепчет она, отстраняясь. Высушивает ладонью своё лицо, затем моё. — Она такая хорошенькая. Чудесная девочка. Как ты? Как вы долетели? Боже, сынок, пойдемте в дом! Я вас накормлю. Вы, наверное, голодные? Уставшие после перелёта. Быстренько все в дом! Боже, как же я соскучилась. У меня есть внучка! Боже мой, у меня есть внучка!
***
Стою на месте как вкопанная. Всё ещё не верю своим ушам. Моника не злится. Не упрекает меня ни в чём. Она безмерно счастлива. В ней столько потенциала и радости, что хватит поделиться приятным с целой страной! И главное — она души не чает в нашей дочери. Ещё не успела с ней как следует познакомиться, как уже готова подарить ей целый мир.
Итан отправляет такси. Садит дочку на гору из чемоданов. Достаёт что-то из нагрудной кожаной сумочки.
— А кися? Кися! Пап! Кися! — вспомнив о котёнке, Буся поднимает кипишь.
Иду к переноске, достаю из неё животное. Кот проголодался. Жалобно мяукает. Тычет прохладным носом в ладонь.
— Дай, ма, дай мне кисю!
— Держи, — вручаю дочери котёнка. Ника прижимает его к груди. Стискивает обеими ладошками, да так так сильно, что коту приходится громко мяукнуть.
Сколько не просили его не жмякать — не доходит. Ребёнок. Что с неё взять?
Испугавшись за животное, Буся послабляет хватку. Чмокает хитрую мордочку питомца и опускает его на коленки.
— Ой, Милашик, прости… прости… — шумно вздыхает дочка. — Я нечаянно… честно-пречестно!
— Боже, какая она забавная. Ну, прям, актриса! — смеётся свекровь. — Напомнила мне маленького Итана и его щенка Куки. В детстве они были не разлей вода. Примерно такого же возраста. Купались, ели, спали вместе. Жорж поначалу ругал сына: как так можно? С собакой в постель? За стол… В ванную… А потом махнул рукой. Ослабил свои требования. Нет ничего важнее и дороже детского счастья. Ребёнок счастлив только тогда, когда здоров и любим. Всё остальное — такая ерунда…
Моника снова пускает слезу. У меня от перепадов её настроения щемит сердце и пульс подскакивает.
— Мне очень жаль, что вы потеряли мужа. Соболезную Вам… — прижимаю её крепче и, поглаживая по спине, пытаюсь хоть как-то успокоить.
— Ох, Энни... Я всё ещё молю Бога, что бы он вернулся к нам. Я бы всё плохое забыла. Абсолютно всё. Всю боль, которую он причинил мне и сыну. Ведь у нас были и хорошие моменты в жизни. Иногда мне кажется, что Жорж не разбился на том треклятом джете… Не могу объяснить, почему я это чувствую. Мне сложно смириться с его смертью. Для меня он всё ещё жив…
— Перестань себя изводить этим, — говорит Итан, дотрагиваясь до её плеча. — Тебе нельзя тревожиться. Береги сердце. Четыре года — большой срок, чтобы привыкнуть к тому, что отца больше нет.
— К такому нельзя привыкнуть, сынок. Он считается пропавшим без вести. Тело до сих пор не нашли. Я всё ещё грею надежду, что когда-нибудь увижу его живым и невредимым.
— Мама, даже если бы он вернулся, у него другая семья.
— Его семья — мы. Матильда выходит замуж… — звучание ненавистного имени неприятно царапает слух. Мышцы в теле автоматически превращаются в натянутые стальные канаты.