Грезы наяву

По одному загону кружили несколько лошадей, среди них она узнала кроткую Клару.

Джесси перелезла через ограду и погладила лошадку.

– Как ты думаешь, можно мне прокатиться верхом в последний раз? – спросила она Клару. Доброе животное печально смотрело на нее.

Девушка нашла кусок бечевки, обмотала его вокруг шеи кобылы и повела ее туда, где она заметила Стива, седлавшего лошадь. Она довольно долго наблюдала за ним, а потом, решив, что уже сможет сама оседлать кобылу, и немного повозившись, была готова поехать верхом.

Девушка отвязала Клару и взобралась на нее.

Сначала она не знала, куда ей хочется поехать, но потом направила свою лошадь к рощице у ручья.

Неспешная верховая езда, умиротворяющая красота пустынного ландшафта как бальзам действовали на ее разбитое сердце, душевная боль понемногу стихала.

У Джесси снова возникло ощущение необычайного единения с природой, с историей, с прошлым. Она чувствовала себя песчинкой в огромном пространстве Вселенной. Сейчас она скачет по тем же местам, где раньше проходили другие люди. Сила неизведанной, девственной земли притягивала и успокаивала ее. Песня вольного ветра принадлежала только ей.

Сидни однажды сказал: «Вы никогда не потеряете того, что храните в своем сердце». Правда ли это? Сохранится ли тепло ее любви к Сидни в долгие холодные одинокие ночи надвигающейся зимы?

Джесси так и не поняла, что напугало спокойную маленькую кобылку. Минуту назад она ехала в полном одиночестве, чувствуя необыкновенное понимание жизненных процессов и себя в этой жизни, как вдруг, дико заржав, лошадка взвилась на дыбы и бешено понеслась.

Джесси в страхе попыталась ухватиться за выступы седла, но тут же с ужасом поняла, что седло соскальзывает. Девушка упала с лошади, но ее правая нога зацепилась за стремя. Храпящая лошадь в панике тащила ее за собой. Джесси почувствовала, как ее голова сильно ударилась о камень, и в этот момент ее нога наконец-то высвободилась.

Когда Джесси на секунду пришла в себя, она посмотрела на небо. Яркое голубое небо осветилось, как вспышкой маяка. Голова жутко болела, в глазах стоял туман, на губах ощущался вкус крови. Джесси пыталась приподняться, но опять со стоном опустилась на землю. Туннель сужался, голубое небо отодвигалось вдаль, пока не стало лишь крошечной точкой в надвигающейся темноте. А потом темнота сомкнулась – Джесси потеряла сознание.

Сидни, щелкая кнутом, гонял лошадку Эда на длинной корде, не заботясь о том, что одет совсем не для работы. Ему было просто необходимо сосредоточиться еще на чем-то помимо Джесси, помимо тоски в ее зеленых глазах, когда она смотрела на него. Нет, сквозь него.

Он наблюдал за ней, стоя в тени веранды, когда она тащила свой чемодан к машине. Сидни хотел подойти и помочь ей, но не смог даже двинуться с места. Он не мог, не хотел помогать ей покинуть его, не мог даже смотреть, как она уезжает. Сидни резко отвернулся и пошел прочь от дома. Он почти побежал, когда услышал, как Джесси включила зажигание. До этой самой секунды что-то непонятное еще теплилось в его душе. Но со звуком мотора ее автомобиля эта последняя искра надежды погасла.

Теперь он понимал, что Элен была права.

Он разрешил Джесси уехать. В самом деле, что эта жизнь, эта земля могла предложить такой женщине, как Джесси? Когда они прощались, Сидни надеялся, что девушка сделает или скажет что-нибудь, что развеет его пессимистические мысли.

И это почти произошло. Почти.

Он почти просил ее остаться – остаться, чтобы посмотреть, что они могут сделать силой их любви. Их любви было бы достаточно, более чем достаточно, чтобы вместе преодолеть все жизненные препятствия.

Но умолять Сидни не стал. Возможно, он поступил глупо, но был уверен, что его решение потребует больше сил, чем если бы он умолял ее остаться, зная, что его чувства могут быть не взаимными. Он хотел защитить свою любовь.

Но когда она прикоснулась к нему, искра электрического разряда проскочила между ними, связав их вместе. И так случалось всегда. В ее прикосновении было что-то еще, хотя Элен все равно права – этого будет недостаточно.

Джесси придется полюбить его так же сильно, как он любит ее. Ей придется полюбить только его одного, на всю оставшуюся жизнь. Сможет ли она? Сможет ли она подарить ему такую любовь, когда почти каждый мужчина, встречавший ее, начинал испытывать к Джесси такие же глубокие чувства, как и он сам?

Вздохнув, Сидни остановил лошадку, отвязал корду и отпустил животное. Работа не помогает. Даже она не спасает его от мучительных мыслей. Подойдя к тому месту, с которого можно было лучше увидеть дорогу, ведущую к загонам, Сидни прищурился, и его сердце чуть не остановилось.

Какая-то лошадь скакала прямо на него, седло на ее спине сползло вбок. Седока не было. Сидни заставил себя не терять самообладания. Несущаяся лошадь внезапно остановилась, тяжело дыша, дрожащая, взмыленная, мокрая от пота. Кто же на ней катался? Эта кобылка не принадлежала к тем лошадям, на которых ездили его помощники, – он мог сказать это с первого взгляда. Седло тоже не принадлежало ни одному из его людей.

Эта лошадь была одна из тех, которые использовались для гостей, для их прогулок. Но все гости уехали.

Стив? Нет, этот парнишка никогда так плохо не наденет седло, и уж, конечно, оно не сползет.

Джесси? Ее запах неуловимо витал в воздухе, путая его мысли. Но это не могла быть Джесси.

Он сам видел, как она уехала.

Нет, постой, как раз этого он и не видел. Предположим, что Джесси последовала чему-то необъяснимому – она ведь так импульсивна, – что, возможно, и привело к такому результату. Она могла, как «раньше, взять на себя больше, чем умела, – единственный вывод, который напрашивался сам собой.

Около двери конюшни висел старый медный колокол, в который звонили только в случае крайней необходимости. Сердце Сидни тяжело застучало, он подошел к колоколу и зазвонил в него. Кто-то же упустил эту лошадь!

И он готов был биться об заклад, что кто бы ни упал с этого седла, ранен, и возможно тяжело. Ковбои появлялись отовсюду, причем быстро. Звон колокола раздавался здесь, может быть, не чаще одного раза в год. Даже Чарльз, знающий, что означает этот звон, бежал по тропинке, ведущей от большого дома.

– Кто-нибудь видел, кто уезжал на этой лошади? – прежде всего спросил Сидни.

Мужчины покачали головами.

Появился запыхавшийся Чарльз. Сидни повторил вопрос, но тот тоже ничего не видел.

– Машина Джесси все еще припаркована? – Да, я проходил мимо нее и заметил, что она привязала плюшевого медведя на переднем сиденье.

Пустая машина пугала. Это означало, что, вероятнее всего, это была она. Этот плюшевый мишка, сидящий в машине, вызвал у всех мужчин воспоминание о сердечности Джесси, о ее звонком смехе, о ее жизнерадостности и неугомонности. Зловещее молчание повисло над ними. И на лице каждого мужчины, ждущего его указаний, Сидни заметил глубокую привязанность, которую они питали к Джесси. Каждый из этих мужчин, даже Чарльз, имел мужество любить ее, не стеснялся свободно показать и доказать свою любовь к ней. Это тоже видно было по их лицам.