Грезящая империя

— Он их терпеть не может. Если бы меня чуть не утопили в детстве на обряде, я бы тоже их не любил.

— Они утверждали, это боги захотели забрать того, в ком нечестивая кровь. Жрецы постоянно утверждали, будто в Агате есть силы, от которых они хотят очистить. Их обряды никому не мешали, поэтому император позволял. Простые жители после этого считают Агата чуть ли не набожнее тебя.

Берилл фыркнул. То-то они бы удивились.

— В последнее время император стал больше прислушиваться к жрецам, — вздохнула Яшма. — С возрастом он чаще думает о смерти и о грехах. Возможно, сейчас тоже повлияли жрецы.

— Присматривать за Агатом, — проворчал Берилл и наконец-то попробовал чай. Цветочный. — Обычно это он за мной присматривает.

— Само задание не так уж плохо, и нам правда нужно знать, что происходит с орихалком.

— Агат сейчас наверняка обсуждает всё с Келнаром Данокаром.

— Грезящие всегда находят общий язык.

— Агат не грезящий!

— Он грезящий больше, чем ты думаешь.

Берилл не стал спорить. Брат говорил ему, что из-за происхождения многие считают его настоящим магом. А на самом деле, он не обучается грёзам не столько из-за запретов отца, сколько из-за того, что чары у него не выходят. Да, порой бывают всплески силы, но они почти не контролируются. У Агата не особо получается направлять всё это в грёзы.

Он не говорил этого, но наверняка жалел. Маг, которого тянет к маги… и у которого она не выходит. Поэтому он нашел себя хотя бы в обучении.

— Ты завтракал? — неожиданно спросила Яшма и оживилась, когда Берилл качнул головой. — О, тогда распоряжусь.

— Почему все хотят меня накормить?

— Потому что ты слишком рассеянный, дорогой. И думаешь обо всех вещах сразу, но забываешь об элементарных.

3. Каэр. Ашнара

Каэр предпочитал прятаться в крипте.

Он не испытывал благоговения перед мертвыми, как очень многие в империи. Для него трупы оставались трупами, а память о них — это история. Там, где нет живых, есть тишина и спокойствие, который порой так необходимы.

Нет чужих указаний, что и как следует делать.

Помещение было довольно большим и прохладным, но очень чистым: императорские гробницы содержались в безукоризненном порядке. Хотя каменный пол оставался неровным, стенные ниши располагались на одинаковом расстоянии вдоль всех полукруглых стен. Некоторые из них темнели гробницами предыдущих императоров, в других мерцали зачарованные грезящими свечи. Точь-в-точь как настоящие, только не заканчивались.

Каэр справедливо полагал, что среди грезящих есть те, кто не просто выполняет работу по зачарованию, но и предпочитает делать это… красиво. Потому что у местных свечей даже потеки воска имелись!

Под землей свечи давали не очень-то много света, так что крипта укутывалась тенями и полумраком. Каэр устроился на центральном постаменте, сейчас пустом. После смерти императора и произведения всех обрядов над телом, его выставляли на всеобщее обозрение. А после оно лежало именно здесь. Предполагалось, что в крипту приходили прощаться родственники и дворяне. Только спустя время тело с почестями наконец-то замуровывали в одной из ниш.

Постамент давно пустовал, Каэр подвинул к нему с двух сторон канделябры с зачарованными свечами и подвесил над плечом собственный светильник. Солнечный фонарь походил на часть маяка, зависшую в воздухе. Когда чары слабели, свет угасал, а устройство опускалось ниже и приходилось отдавать его грезящим для обновления чар.

С точки зрения Каэра, очень непрактично. Но свет действительно был ярким и мощным, а семья Каэра могла себе позволить подобные игрушки. Поэтому его и пускали в крипту — аристократы приходили в любое время.

Правда, сейчас тут почти никто не бывал, и Каэра это полностью устраивало.

Забравшись на каменный постамент, он расположил на коленях папку с листом бумаги и старательно вырисовывал углем береговую линию фехальского побережья.

Вообще-то у картографов имелось собственное помещение в одном из дворцовых зданий, рядом с библиотекой, но Каэр его терпеть не мог. Слишком много людей и шума.

Поэтому он предпочитал брать карты и уходить в крипту, где можно остаться наедине с собой и чертежом в руках.

Он напевал мелодию без слов и так увлекся, что не услышал тихие шаги по лестнице в крипту. Отбросил со лба длинную прядь темных волос — мать ворчала, что стоит обрезать их совсем коротко, но Каэр упрямо отказывался.

Он любил родителей, но его ужасно раздражало, что они по-прежнему пытаются указывать ему, что делать, даже как выглядеть. В конце концов, ему уже девятнадцать, в его возрасте император Азурит начал завоевывать половину мира!

Правда, спустя пару лет умер, а империя затрещала по швам.

— Вот ты где!

Едва не выронив уголь (и по чистой случайности не черканув по карте!), Каэр вздрогнул и поднял голову.

— Десять хвостов бездны! Нельзя так подкрадываться!

Девушка рассмеялась и ткнула его в плечо кулаком:

— О, каких словечек понабрался, братец. Что бы сказал отец, если услышал, как ты сквернословишь?

Каэр пробормотал в ответ что-то ворчливое, на миг всерьез поверив, вдруг сестра расскажет? Но нет, конечно, она не будет. Да и чего он испугался, что отец отругает? Как будто не он пару минут назад рассуждал о том, какой взрослый!

Каэр вздохнул. Ему нужно что-то весомое, чтобы самому в это поверить.

— Каждый раз удивляюсь, как ты здесь работаешь.

Тишлин огляделась, но без пренебрежения. Она точно знала, где отыскать брата, хотя сама предпочитала как раз таки шумные залы. В остальном они очень походили друг на друга: среднего роста, темноволосые, с бледной кожей и большими темными глазами. Их внешность называли «типично имперской», и мать этим искренне гордилась.

Тишлин завязала волосы тугим узлом, из которого вырывались непослушные пряди, на ней было обычное коричневое платье всех, кто работал в библиотеке. Как подтрунивал Каэр, «в цвет книг». Он сам тоже предпочитал простые рубашки и штаны, учитывая, что постоянно пачкался в угле.

Платья и камзолы они оставляли для официальных приемов.

Тишлин кивнула на каменный постамент для тел, где устроился Каэр:

— Как непочтительно!

— Расскажешь малафисам?

Так называли орден жрецов, который занимался погребениями и смертью. Именно они следили за криптой. И точно сочли бы такое отношение непочтительным. По их мнению, все должны трепетно бояться смерти и любого напоминания о ней.

Тишлин фыркнула и уселась рядом с Каэром. Она тоже не была особенно религиозной.