Грезящая империя

Амалин не задумывался о таких вещах, он рос тихим и замкнутым мальчиком, так что Яшма не удивилась, когда он захотел познавать тишину и писать книги — стал велдо, так называли орден жрецов, который занимался наукой в уединении каменных храмов.

Он писал регулярно, и Яшма каждый раз улыбалась, читая от него весточки. Прежде всего тому, что Амалин явно нашел себя и не жалел ни о чем. Ему нравилось умиротворение храма. Он рассказывал о том, как увлекся каким-то древним языком и расшифровывал с другими жрецами глифы.

В этот раз, правда, упоминал, что в Хор-Меневате тревожно: король болен, год выдался неурожайным, местные аристократы начинают возмущаться.

Когда Яшма вернется во дворец, она обязательно напишет сыну. Успокоит и напомнит, что больше это не их проблемы.

В Хор-Меневате дворянство играло важную роль и сильно давило на корону. В Шеленарской империи оно обладало меньшим весом, император хорошенько проредил и приструнил недовольных, когда взошел на престол. Но вместо них тут были жрецы и грезящие. Последние хотя бы предпочитали не вмешиваться в политику.

Карета мягко ткнулась, останавливаясь. Яшма убрала письмо и дождалась, когда открылась дверца и слуги подали ей руку.

Кахарский храм поражал размерами и формой. Яшма находила его странным. Слишком помпезным, состоящим из многочисленных колонн, коридоров, залов разных жреческих орденов. Со стороны казалось, будто на небольшой храм потом настраивали и настраивали новые здания и помещения. Яшма знала, что примерно так и было.

Ее встретили служки. Дети от семи до тринадцати лет, которые учились в храме, но еще не вступили ни в один из орденов. Они могли сделать это, а могли и покинуть храм, чтобы продолжить обучение где-то еще или вернуться в семью.

Почти все оставались.

Одетые в простые белые одежды, без каких-либо украшений, только нитки молитвенных браслетов с дешевыми бусинками. Служки ненавязчиво отделили Яшму от основной толпы молящихся, которые шагали по ступенькам храма. Неподалеку Яшма заметила джаданов в форме, так здесь называли городскую стражу.

Яшма последовала за детьми под каменные своды. Ее сразу повели не в главные залы, откуда слышался шелест приглушенного говора и тянуло густым благовонным дымом. Вдоль полутемных коридоров жену императора провели в небольшой молельный зал, где перед алтарем зажигал последние свечи Верховный жрец.

Иногда Яшму восхищало, как поэтично в империи относились абсолютно ко всему: все титулы имели красивые названия, аристократам обязательно подбирали высокопарные прозвища. Иногда Яшме казалось, даже у кухарки какое-нибудь звучное имя и должность вроде «сопроводительницы приемов пищи».

Неудивительно, что именно здесь зародились грезящие, отсюда распространились в том виде, в котором они есть.

Но порой Яшму утомляли подобные церемонии, как, например, сегодня. Верховного жреца тут именовали Открывателем небесных врат. Считалось, что если императоры — продолжение богов на земле, то жрецы — проводники воли богов. Но главное, проводники душ после смерти к перерождению.

Нынешнего Верховного жреца звали Мельхиором, и он приходился дальним родственником императорской семье. Давняя традиция, вроде бы для того, чтобы жрецы не выступали против королевской власти.

Мельхиор Яшме нравился. Низкорослый, но крепкий для своего возраста. Он брил волосы на лице и на черепе, но брови у него оставались густыми и абсолютно седыми, а лицо в морщинах походило на сморщенный фрукт. Многослойные одежды белых и песчаных цветов, замысловато выкрашенных в несколько оттенков, окутанные жемчужными цепями.

В небольшом зале не было ничего, кроме укрытых тенями статуй в нишах и каменного алтаря, перед которым Мельхиор воскуривал благовония. Одиннадцать ступенек небесных обетов, окруженные пятью миниатюрными фигурками богов пороков с одной стороны и пятью богами достоинств с другой. Наверху сложная статуэтка очень тонкой работы. Яшма не сразу поняла, что изображает собой переплетение, будто змеиный клубок из золота, нефрита и оникса.

Это была смерть. Одиннадцатая сила. Неизбежная смерть, которая заканчивала цикл одной жизни и начинала другой. Она считалась одиннадцатым обетом, самым непреложным. Довольно необычный выбор для скульптуры, чаще всего это место алтаря оставляли пустым как символ Бездны, в которой нет ничего, и из которой можно переродиться кем угодно.

Собственная уединенная молельня Верховного жреца.

Он закончил со свечой, и Яшма с удивлением ощутила аромат вербены. Похоже, молитва Мельхиора о высшей справедливости, о том, чтобы у кого-то очистились мысли и стремления.

— Знаете, почему именно свечи, Первая жрица? — спросил Мельхиор.

— Мой титул всего лишь дань традиции. На самом деле, я далека от жречества.

Яшма не сомневалась, Мельхиор решил ей лишний раз напомнить, что она чужеземка, не императрица, а жена императора. Вместе с этим она получила титул «Первой жрицы», но он и правда лишь формальность да присутствие на паре важных ритуалов. Яшма мало что смыслила в жречестве и не пыталась казаться умнее, чем она есть. Мельхиор же, кажется, искренне считал, что каждый в этом мире должен стремиться быть жрецом.

Он вздохнул:

— С дымом молитвы быстрее достигнут богов добродетелей. Но вы же знаете, об ушедших мы тоже ставим свечи.

Яшма вздрогнула. В молодости она пережила ужасную эпидемию в землях мужа. Она помнила местный храм, утопавший в свечах. Она и сама приходила каждый вечер ставить одну за свою погибшую новорожденную дочь. Ее первый ребенок.

— Это другие свечи, — возразила Яшма. — Не молитвенные благовония.

— Да, но смысл тот же. Мы ставим свечи за собственные прожитые жизни. За тех людей, какими мы когда-то были, ведь они тоже погибли. Умерли, чтобы появились мы.

— Они дали нам свой опыт.

Мельхиор кивнул и улыбнулся, явно довольный, что Яшма мыслит в нужном направлении. На самом деле, она бы предпочла избежать теологических споров.

— Я пришла ради практичных вещей.

— Ох, конечно. Но вы знаете, как я их не люблю.

Яшма промолчала. Возможно, заниматься ими Мельхиор не жаждал, но ресурсы он считал бойко и своего не упускал, вечно сетуя, что храму нужно много.

Мельхиор указал на галерею, ведущую в другую часть храма, предлагая прогуляться за разговором. Яшма обрадовалась: после поездки в карете хотелось пройтись. Да и аромат вербены она не любила. Не верила, что таким образом можно заставить кого-то быть разумным. И уже давно не полагалась на справедливость.

— Поставки орихалка скуднеют, — вздохнул Мельхиор.

Он имел в виду, конечно же, не сам метал. В слитках тот отправлялся на продажу другим государствам, у которых собственные запасы были меньше. Внутри же империи «поставки» подразумевали под собой зачарованные вещи.

Орихалк, который прошел через руки грезящих.

— Знаю, — вздохнула Яшма, и ее сожаление не было наигранным. — Могу уверить, это не из-за того, что император неуважительно относится к храму. У грезящих возникли… некоторые проблемы.