Грибная красавица

– Отец Георг, письмо ведь доставил приходской гонец? Ведь оно не может быть подделкой?

– Ну что ты, конечно нет. Епископскую печать невозможно подделать. Да и посыльного я знаю лично.

Рухнула последняя надежда. Я сидел, уставившись невидящим взглядом в стол. Что же делать?

– Надо написать кардиналу Яжинскому. Он точно не оставит нас без помощи.

– И сколько времени это займет? Неделю, не меньше. А если за это время погибнет еще один ребенок? Как мне будет возможным дальше с этим жить?

Вспомнились последние слова Лидии, брошенные ею, когда я оставил ее в тюрьме. Мыслимо ли, что она может как-то помочь? Я осознал, что сказал это вслух. Отец Георг недоуменно уставился на меня.

– Ты о чем?

– Отец Георг, у меня нет другого выхода. Я должен... должен испробовать все способы. Я отпущу Лидию... госпожу Хризштайн и попрошу ее о помощи.

– Да помилуй Единый, мальчик мой, - вскричал отец Георг.
– Как же она может тебе помочь?

– Не знаю, - я горько улыбнулся.
– Но должен попытаться.

– Она нехороший человек, и она тобой просто манипулирует. Не доверяй ей слепо.

Уже возле двери я кивнул:

– Да, отец Георг. Ее можно обвинить во многих грехах, но только не в том, что она глупа. И знаете...
– я помедлил, потом продолжил.
– Она хитра, изворотлива, может все перевернуть с ног на голову, и тут же черное сделать белым, и наоборот. Но возможно, в такой ситуации она - именно тот союзник, который мне нужен.

Стражник не хотел отдавать мне мое заявление, и лишь прибегнув к угрозам, я забрал его. Отперев дверь клетки, я увидел, что Лидия сидит в той же позе, с закрытыми глазами. Я вошел в клетку и сказал просто:

– Я снял обвинения. Вы можете быть свободны.

Она лениво приоткрыла глаза и взглянула на меня снизу вверх:

– А мне здесь нравится.

Возле нее стояла нетронутая миска с едой, и лежало заботливо сложенное теплое платье. Она ни к чему не притронулась. Удивительное упрямство.

– И я все еще жду ваших извинений.

Вместо того, чтобы в очередной раз вспылить, я просто уселся рядом с ней на солому, плечом к плечу, чем явно удивил ее. Мелочь, но все же приятно сбить с нее спесь. Даже сквозь ткань я чувствовал леденящий холод ее плеча и каменной стены. Она даже не подумала отодвинуться. Я запрокинул голову и прикрыл глаза. Усталость, накопившаяся за день, давала о себе знать. Мы молчали, и я гадал, сколько так придется сидеть. Холод начал пробирать и меня, поэтому я не выдержал первым и сказал обыденно, словно о погоде:

– Мне отказали в дознании.

Я ожидал язвительного комментария, что-нибудь вроде: "Я же вам говорила! Болван!", но Лидия лишь вздохнула и равнодушно произнесла:

– Я бы сказала, что сочувствую вам, но это будет неправдой, так что промолчу.

Она неожиданно взяла мою руку, ее пальцы были обжигающий ледяными. Первое желание было отдернуть руку и вычитать ее, но я сдержался, стиснув зубы.

– Какие у вас удивительно теплые руки! Даже просидев здесь...

– Для вас ведь отказ в дознании не стал новостью.

Она удивленно взглянула на меня:

– А с чего бы? Это было вполне ожидаемо.

– Если вы этого ожидали, то наверняка...
– я запнулся и убрал свою руку из ее руки.
– Наверняка придумали какую-нибудь хитрость. И сказали, что можете помочь. Так вот, я прошу вас помочь.

– Последняя фраза далась мне тяжело.

– Вы еще не извинились...

Что ж, поздно уже отступать.

– Я прошу прощения... Кстати, а напомните мне, за что? За оцарапанное вами запястье?
– я все же не удержался и съязвил.

– Например, за ваше недостойное поведение, за то, что ворвались ко мне домой, были грубы, испугали ребенка.

– Хорошо, я приношу извинения за свое недостойное поведение. Этого достаточно?

Она искоса взглянула на меня, покачала головой:

– Совсем не вижу искреннего раскаяния. Вот если бы вы встали на колени, было бы более убедительно...

Я стиснул зубы, но потом послушно сменил позу, встав перед ней на колени, склонив голову, спокойно повторил:

– Я прошу прощения за свое недостойное поведение...

В ее голосе отчетливо слышалось удивление:

– Какой вы покладистый сегодня. Довольно, вставайте.

Я медленно поднялся с колен, цепенящий холод сковывал движения.

– Так вы можете мне помочь?

– Возможно, - она чуть помедлила, потом сказала.
– Подайте мне руку, помогите встать.

В очередной раз я содрогнулся холоду ее ладони, когда рывком поставил ее на ноги. Она оперлась об меня, я наклонился, поднял с пола приготовленное для нее платье, накинул ей на плечи. С ней под руку, мы прошествовали мимо стражников и вышли на улицу, в теплую летнюю ночь.

– Покажите письмо, - потребовала она, когда мы оказались за пределами муниципалитета.

– Я... у меня его с собой нет.

– Болван!
– в ее тоне не было привычной язвительности, скорее горечь, поэтому я даже не обиделся. Я действительно сглупил.
– Куда вы его дели?

– Оставил в кабинете. В церкви.

Она задумалась.

– Надо все равно взглянуть, как сформулирован отказ. Пойдемте в церковь.

– Я остановлю экипаж.

– Нет, я хочу пройтись, размять ноги, после многочасового сидения это, знаете, просто необходимо...
– укор в ее голосе был слишком очевиден.
– И, кстати, кто может отменить решение епископа?

– Я думал об этом. Безнадежный вариант. Кардинал Яжинский может, но на все потребуется не меньше недели, а за это время может произойти непоправимое.

Лидия досадливо потерла переносицу, сморщила нос и чихнула.

– Будьте здоровы.

– Обязательно буду. Вашими-то стараниями... Ладно, скажите мне, вы лично получили письмо от гонца?

– Об этом я тоже думал. Письмо настоящее, подделать печать епископа...

– Да я не об этом, - она невежливо прервала мои объяснения.
– Вы лично приняли письмо?

– Нет, его в мое отсутствие получил отец Георг. И отдал мне его только вечером. Забыл со всей этой суетой...

– Вот как, - она надолго задумалась.
– Вы вскрыли и прочитали письмо при нем?

– Да, - я совершенно не понимал, к чему она ведет.

– Насколько вы уверены в отце Георге?

– Что еще за гнусность вы собираетесь сказать? Отец Георг - честнейший и добрейший человек, который был мне не просто наставником, он практически заменил мне родителей...
– я оборвал себя, понимая, что сейчас опять скажу лишнее.