Григорий Распутин. Тайны «великого старца»
Шрифт:
Ставка подготавливала против меня материал, как изложено выше.
Поливанов создавал инструмент, тот аппарат, который вел бы к моему уничтожению, “верховную комиссию” для “расследования причин недостатка боевого снабжения”. Председателем избран был генерал Петров, который при своих восьмидесяти годах давно уже потерял не только всякую связь с военным делом, но и всякое понятие о нем. Для какого-либо самостоятельного ведения дела при своем преклонном возрасте он был совершенно неспособен.
Членом комиссии был и товарищ председателя Государственного совета, действительный тайный советник Голубев, точно такой же престарелый человек, который в своей жизни никогда не держал в руках никакого оружия. Точно в насмешку ему поручено было расследование причин недостаточного
Затем по рекомендации генерала Поливанова в эту комиссию был назначен товарищ председателя Государственной Думы Варун-Секрет, который клеветническими статьями в «Новом Времени» возбуждал против меня общественное мнение…
Вся эта бессовестная интрига против меня в комиссии не была раскрыта, потому что нападающая на меня сторона имела возможность орудовать совершенно беспрепятственно, тогда как я лично, вследствие лишения свободы, не мог ничего предпринять для своей защиты». (Сухомлинов В.А. Воспоминания. Минск, 2005. С. 340, 349–350.)
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича деятели оппозиции пытались изменить политическую ситуацию в России:
«С 26 по 29 февраля в Петрограде состоялся Всероссийский съезд представителей военно-промышленных комитетов. На нем Гвоздев огласил декларацию революционного характера, где говорилось о мире без аннексий и контрибуций, о том, что спасение возможно при коренном изменении политических условий и вручении власти правительству, выбранному народом и ответственном перед народом. Ему горячо аплодировали. <…>
Все это с горечью докладывали мне в охранном отделении, показывали документы. Начальник отделения генерал Глобачев был хорошо осведомлен о том, что делается для подготовки революции. Но он был бессилен, так как на верхах министерства все слишком были заняты личными интригами и в сущности не понимали того процесса, который происходил в недрах общества, в его разных классах.
По военно-промышленным комитетам докладывали Поливанов и Алексеев. Государь считал, что за тактику комитетов отвечает военный министр, т.е. Поливанов, почему и ругал за революционные выпады съезда именно Поливанова. Достаточно популярный в думских кругах, Поливанов не пользовался любовью Государя и был очень не любим большинством министров, коллег по кабинету. Мелочный, желчный, мстительный, неприятной наружности, он мало с кем ладил. Надеясь на общественную поддержку, он позволял себе резкие выходки против Совета министров и самого Штюрмера. Государь знал это. Не пользовался он симпатиями и среди лиц, окружавших Государя. От военных, которые разговаривали с Государем откровенно, Его Величество знал много нехорошего о Поливанове». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 301, 302–303.)
Стоит отметить отъезд в этот период на родину Г.Е. Распутина, который из Петрограда направил 12 марта 1916 г. императору в Могилев телеграмму (переписанную императрицей в свою записную книжку): «Благословение Божие на нас, и [поздравляю с] успехом, с нами успех Божий, с нами, и горы повинуются, и у врагов наших безумие в сердцах, [в] очах туман; без сомнения, [это] радость, победа. Обижаюсь [о] маленьком неудовольствии, небольшом недоразумении. Что-то строят на мне, создают, не надо». (ГА РФ. Ф. 640. Оп. 1. Д. 323. Л. 26.)
По воспоминаниям жандармского генерал-майора А.И. Спиридовича: «13 марта (правильно, 12 марта. – В.Х.) по совету высоких друзей на родину уехал и Распутин. Уезжал он неохотно, боясь, что по дороге его убьют. Перед отъездом прислал во дворец фрукты и цветы.
Так закончился этот грандиозный скандал, который настроил общество против правительства, против режима, против Их Величеств. Он вынес на публику всю закулисную кухню распутинщины. В ярких красках был представлен разврат моральный, в котором были замешаны высшие представители правительства.
Вина Алексея Хвостова усугублялась тем, что он первый пустил сплетню о том, что Распутин немецкий шпион, что у него, министра, имеются на то доказательства. Сплетня была подхвачена во всех кругах общества и повторялась затем многими до революции и во время революции.Именно он, Алексей Хвостов, – автор этой ужасной клеветы. Посредством Распутина эта гнусная клевета падала на голову императрицы и позорила самого Государя. Сплетня повторялась из года в год и вошла даже в книгу Соколова об убийстве Царской семьи как показание некоторых из опрошенных им лиц, которые ссылались на министра Хвостова как на первоисточник.
(Чтобы полностью разобраться в этой истории со шпионажем Распутина, я рекомендую познакомиться с моей книгой «Распутин». Там обо всем сказано подробно.) Здесь же ограничусь следующим доказательством.
После февральского переворота 1917 года при Временном правительстве была образована Чрезвычайная следственная комиссия для расследования действий высших чинов царского правительства. Следователи чрезвычайной комиссии с особым вниманием изучали вопрос о государственной измене лиц, окружавших Их Величеств, и главным образом Распутина. Вот что пишет по этому поводу бывший судебный деятель Гирчич, состоявший в следственной комиссии: “До конца сентября 1917 года я заведовал 27-й следственной частью комиссии, где была сосредоточена вся информация об измене со стороны высших представителей империи и даже членов Императорского Дома. Все сведения были полностью проверены, беспристрастны, ведь в подобных делах не проверенное до конца подозрение как недорубленное дерево, по выражению Суворова, быстро отрастает. Честь России и честь подозреваемых требовали правды в расследовании того дела. Среди близких к царю людей было мало верноподданных в истинном значении этого слова, но не было изменников. Распутин, этот умный, с огромной волей мужик, сбитый с толку петроградским высшим светом, не был шпионом и изменником”.
Таковым было самое авторитетное, самое категорическое опровержение сплетни, пущенной Алексеем Хвостовым. Она повторялась затем охотно всеми, кто хотел так или иначе через Распутина навредить Их Величествам.
Никто не нанес царскому режиму и престижу царской власти удара более предательского и рокового по своим последствиям, как нанесли министр внутренних дел, лидер монархической партии Государственной Думы Алексей Николаевич Хвостов, потомственный дворянин Орловской губернии, и его помощник Степан Петрович Белецкий.
Пока высшие чины министерства внутренних дел занимались интригами, в военно-промышленном комитете в Петрограде готовилась революция. Ее готовила рабочая фракция комитета под председательством социал-демократа меньшевика Гвоздева, которому покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно полагали, что при перевороте, о котором они мечтали, рабочие будут орудием в их руках». (Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. Воспоминания. Минск, 2004. С. 299–300.)
Протопресвитер военного и морского духовенства Г.И. Шавельский позднее отмечал в воспоминаниях: «В Ставку я вернулся 12 марта.
Вечером в этот же день, после Высочайшего обеда, я долго беседовал с ген. Воейковым в его комнате. Зная его близость к Государю, а с другой стороны – слишком беззаботно-спокойное отношение к распутинскому вопросу, я, чтобы произвести на него более сильное впечатление, немного сгустил краски при передаче своих впечатлений от поездки по армии.
– Фронт страшно волнуется слухами о Распутине, – говорил я, – и особенно об его влиянии на государственные дела. Всюду идут разговоры: “Царица возится с распутником, распутник – в дружбе с царем”. Этим уже обеспокоена и солдатская среда. А в ней престиж Государя ничем не может быть так легко и скоро поколеблен, как терпимостью Государя к безобразиям Распутина. И вас, – сказал я, – на фронте жестоко обвиняют. Прямо говорят, что вы должны были бы и могли бы противодействовать Распутину, но вы не желаете этого, вы заодно с Распутиным.