Грим

Малфой внимательно смотрел на Грейнджер. Она хмурилась, руки сжала в кулаках. Смешная. Не понимает, во что хочет ввязаться. Но кто он, чтобы ее отговаривать? Ему самому ее помощь и ее мозги не помешают. Пусть пороется в библиотеке, может, она что-то и найдет.

— Грим, а я точно не знаю, кто ты? Твой голос, мне кажется, я уже где-то слышала.

— Не думаю, — уверенно соврал Драко.

Он сказал это легко, непринужденно, даже паузы между словами не стали ни длиннее, ни короче. Грейнджер поверила, он чувствовал это. Видно, в ее голове ни один знакомый не укладывался под описание Грима, никто из ныне живущих не превращался в собаку и не трансгрессировал там, где нельзя трансгрессировать.

Правда, желание произнести заклинание памяти снова появилось. Но Малфой сдержал себя. Он всегда успеет.

— А теперь уходи. Аудиенция закончена.

— Ты меня прогоняешь? — произнесла Гермиона. — Я что, обязана тебе подчиниться?

— Если не хочешь считать носом ступени, то подчинишься. И если все еще не хочешь, чтобы я заставил тебя забыть вчерашний вечер в Хогсмиде.

Гермиона снова почувствовала, что она почему-то не нравится этому человеку.

— Если я вспомню что-то, как мне с тобой связаться?

Грим пошарил в кармане и кинул ей прямоугольный кристалл.

— Если что-то вспомнишь, то сожми кристалл в руке и пожелай меня увидеть.

Гермиона усмехнулась. Что-то ее не особо тянуло видеть этого типа. Судя по всему, его желание было сходно.

— Мой кристалл зажжется. Аналогично и с твоим кристаллом. Если мне надо будет с тобой встретиться, он засветится.

— И снова на Астрономической башне?

— Здесь практически никого не бывает.

Грим замолчал. Гермиона поняла, что пора уходить. С собой она уносила не самое приятное впечатление о загадочном человеке — Гриме.

*

Следующая неделя, слава Мерлину, пролетела быстро. Гермиона считала каждый день до изготовления ее волшебной палочки. Профессор МакГонагалл оповестила учителей о временных трудностях ученицы Грейнджер. На уроках отличницу почти не спрашивали. Только профессор Трегер довольно хмыкал, проходя мимо нее. И как специально задавал домашнее задание — практиковать и практиковать новые чары.

В остальном же неделя для девушки прошла спокойно. Гарри и Джинни почти не оставляли Гермиону одну наедине со своими мыслями и переживаниями. Только вот в библиотеке они с ней сидели очень недолго, что давало возможность Гермионе поискать некоторые книги о демонах и о Гриме. Но она так и не нашла ничего мало-мальски достоверного.

Вокруг Рона теперь крутилось еще больше девушек, отпугиваемых громким визгом Лаванды. Мисс Браун цепко взялась за возвращение своего бывшего парня.

Гарри, наблюдая это, хмурился и пару раз высказал Рону, что он об этом думает. Но Рон упрямо стоял на своем, что и он, и Гермиона виноваты в ссоре оба.

— Она сказала, что вот, видишь ли, я был в тени, а теперь слава ударила мне в голову!

— Я тебе тоже давно хотел это сказать! — произнес Гарри.

— Но ты же не сказал это при всех!

— А ты при всех сказал, что она всеми понукает и тебе надоело ей подчиняться! И сказал, что она, видишь ли, неживая! Рон, это мерзко!

— Гарри, ей тоже не следовало заигрывать с этим фотографом! И давай прекратим этот разговор, я не хочу с тобой ссориться.

Поттер так ничего и не добился. Как и раньше, никто из них не хотел идти на уступки. И у Гарри снова как на третьем и шестом курсе появилось ощущение, что они уже не помирятся.

На субботу опять была разрешена прогулка в Хогсмид. Гермиона, увидев объявление, лишь нервно улыбнулась. Они с Гарри не шли в Хогсмид. Гермиона выпросила у директора разрешения и Гарри Поттеру посетить вместе с ней Косой переулок.

Олливандер был очень рад встрече с Гарри Поттером и все расспрашивал его о Битве за Хогвартс. Гарри привычно отвечал на подобные вопросы.

— Ну, мисс Грейнджер. Для вашей палочки я подобрал довольно необычное дерево. Мой старинный друг привез его из Японии.

Олливандер, светящийся от радости, вытащил откуда-то волшебную палочку.

— Сакура и перо феникса, одиннадцать дюймов.

Произнесите любое заклинание. Я хочу увидеть эффект!

— Люмос! — произнесла девушка, трепетно взяв в руки новую палочку. Дерево было теплым. На конце волшебной палочки появилось ослепительно яркое свечение.

— Такая палочка прекрасно подходит для заклинаний внушения, связанных с духовным миром, памятью! — восхищенно и одновременно туманно возвестил Олливандер.

— Гермиона, поздравляю! — улыбаясь, произнес Гарри, наблюдая за ошеломленной девушкой.

Гермиона же поспешно поблагодарила Олливандера, заплатила за палочку и пулей выскочила из магазина.

— Гарри, нам надо скорее в Хогвартс.

— Но, Гермиона, мы же еще хотели приобрести кучу вещей, мне надо купить подарок Джинни. Ух, как я ненавижу все эти даты…

— Хорошо, только давай недолго. Мне срочно надо вернуться.

Но все равно быстро у них не получилось. Гарри затащил ее в магазин, где выбирал себе новую метлу (тренировки по квиддичу вот-вот должны были начаться), потом еще гриффиндорцы поужинали в кафе.

Когда они, наконец, вернулись в Хогвартс, начинало темнеть. Гермиона буквально влетела в свою комнату, кидая покупки на кровать. Она искала одну очень важную вещь.

Гермиона достала маленький кристалл, сжала в руках, представила, что очень хочет увидеть обладателя второго кристалла. Через минут десять ее кристалл загорелся. Адресат получил ее послание.

========== 8 глава. Feels Like Tonight ==========

I was waiting

For the day you’d come around.

I was chasing,

And nothing was all I found.

From the moment you came into my life,

You showed me what’s right.

Я ждал

Того дня, когда ты бы появилась,

И шёл по следу,

Но ничто было единственным, что я нашёл.

С того момента, как ты вошла в мою жизнь

Ты показывала мне, что правильно.

Daughtry — Feels Like Tonight

— Драко, у тебя есть конспекты по Защите? — спросил Блез. — Малфой, вынь пробки из ушей, я к тебе обращаюсь!

Драко нехотя отвел взгляд от небольшой брошюры, которую вот уже около получаса читал в общей гостиной факультета.

— Что тебе надо? — скучающим тоном спросил он.

— Малфой, я у тебя раз десять спросил, есть ли у тебя конспекты!

— Вообще-то ты спросил всего два раза! — удивленным тоном пробасил Гойл.