Грозный эмир

– Уже сейчас сотни и тысячи паломников устремились в Святую Землю, – вновь вступил в разговор Ролан де Бове. – Со временем поток станет еще больше. Но этих людей нужно принять и разместить. Их нужно защитить от разбойников, отбирающих у них порой последние гроши. Мы не можем лишить и грешных и праведных людей возможности припасть к камням, по которым ступала нога Господа. Это было бы бесчеловечно. Это было бы не по-христиански. Жить по заветам Христа – вот единственное желание нищих рыцарей ордена.

– Я буду молиться за вас, – благословил аббат своих гостей. – И постараюсь помочь, чем смогу.

Приезд в аббатство епископа Жана Орлеанского не только оторвал Бернарда от светлых мыслей, но и отразился на хорошем настроении, в котором он пребывал после недавнего визита рыцарей. Аббат терпеть не мог епископа, погрязшего в роскоши и распутстве, но вынужден был считаться с ним. Жан Орлеанский отвечал Бернарду Клевросскому взаимностью, упрекая его в лицемерии и показном благочестии. Монастырь Сито славился своим строгим уставом и далеко не каждый служитель Господа, мог выдержать бесконечные посты и молитвы, которыми цистерцианцы укрощали плоть и возвышали дух. Жан Орлеанский с изумлением и почти ужасом смотрел на голые каменные стены кельи аббата, на его ложе из голых досок, на грубо сработанный стол, где Бернард писал свои проповеди, расходившиеся по всему христианскому миру. Епископ ничего не имел против бедности и смирения, но полагал, что во всем надо знать меру. А вот Бернарду Клевросскому даже суровая жизнь в аббатстве Клюни показалась чрезмерно роскошной, и он основал свою нищую обитель, ввергая в соблазн неокрепшие души. Впрочем, сегодня Жан Орлеанский прибыл в Сито не для того, чтобы ссориться с настоятелем, наоборот, он всей душой жаждал привлечь его на свою сторону.

– Разве забота о Святой Земле и Гробе Господнем не является одной из главных для святой матери церкви? – удивленно глянул на гостя аббат.

– В этом нет никаких сомнений, – развел руками епископ. – Вопрос только в том, кто понесет свет истинной веры душам, погрязшим в ереси.

– Рыцари ордена Христа произвели на меня очень благоприятное впечатление.

– Это потому что ты очень мало о них знаешь, преподобный Бернард, – усмехнулся Жан Орлеанский. – Я плохо знаком с Гуго де Пейном, зато с Роланом де Бове жизнь столкнула меня еще в достаточно юном возрасте, когда я был простым монахом Сен-Жерменской обители.

Бернард Клевросский чуть заметно поморщился. Он с уважением относился к аббату Сегюру, отдавая должное его уму и знаниям, но полагал, что чрезмерное увлечение настоятеля Сен-Жермена мирскими заботами уводит и его самого, и братию, опекаемую им, от цели, поставленной Господом, – спасение христианских душ. Но в любом случае, Сегюр наголову превосходил своего предшественника аббата Адама, превратившего святую обитель едва ли не в вертеп. Увы, многие свои порочные наклонности епископ Жан приобрел как раз в ту пору, когда находился под опекой преподобного Адама. Для Бернарда не было секретом, что его нынешнего собеседника не только в кругу мирян, но и среди клириков называют женским именем Флора, намекая тем самым на его склонность к греху, осуждаемому самим Создателем. В конце концов, Садом и Гоморра были сожжены именно для того, чтобы поселить страх в душах людей, потакающих противоестественным привычкам. И поселили! Но, к сожалению, не во всех.

– И чем же провинился благородный шевалье перед матерью церковью? – нахмурился Бернард.

– Этот человек убил несколько десятков человек в замке Гранье, – пыхнул гневом епископ, – и среди них двух шевалье, в благородстве которых у меня нет ни малейших сомнений.

– Один? – удивился Бернард.

– Возможно, у него были сообщники, – слегка смутился Жан Орлеанский под строгим взглядом карих глаз.

Епископ от природы имел склонность к полноте, а к сорока годам и вовсе раздобрел до такой степени, что стал похож на женщину не только круглым смазливым лицом, но и фигурой. Худой до прозрачности, почти бестелесный Бернард Клевросский являл собой его полную противоположность, что особенно стало заметно, когда они оба присели к столу.

– Почему король не наказал убийцу?

– Не хватило доказательств, – поспешно отозвался епископ. – Но я совершенно точно знаю, что причиной жестокости и безрассудства Ролана де Бове стала любовь к женщине, вдове благородного Этьена де Гранье, убитого при сомнительных обстоятельствах вблизи аббатства Сен-Жермен. Бесчестный Бове склонил несчастную женщину к блуду, и плодом их грешной связи стала девочка, увезенная отцом невесть куда и, по слухам, проданная в рабство не то мусульманам, не то язычникам.

– Странная история, – нахмурился епископ.

– Мой хороший знакомый Рауль де Музон, шевалье из окружения короля Болдуина, полагает, что Бове связан с сектой мусульманских фанатиков, сделавших убийство благородных людей едва ли не символом своей веры.

– Не слишком ли много грехов для одного человека? – пристально глянул на собеседника аббат.

– И тем не менее, – вздохнул епископ, – дыма без огня не бывает. Ибо даже происхождение благородного Ролана у сведущих людей вызывает сомнение. Мы знаем немало случаев, когда к благому делу спасения веры примешивались авантюристы разного сорта. Думаю, шевалье де Бове один из них. Я полагаю, что прежде чем благословлять какое-либо начинание, церкви следует разобраться, кто его возглавляет. Я собираюсь написать письмо Гонорию с изложением всех перечисленных мною фактов и попросить понтифика, повременить с принятием решения в отношении ордена нищих рыцарей. Буду очень тебе признателен, аббат Бернард, если ты поставишь свою подпись под этим посланием.

– Я поговорю с шевалье де Пейном и напишу письмо аббату Сегюру, – мрачно кивнул хозяин. – Если они подтвердят твои слова, епископ Жан, то можешь рассчитывать на мою поддержку.

Среди клириков, окружающих папу Гонория, не было единства. До сих пор ордена объединяли людей, готовых служить Господу молитвенным словом. Монахи давали обед послушания, который соблюдали по мере отпущенных им сил. Орден, объединяющий воинственных рыцарей, мог таить в себе немалую опасность. В то же время он открывал большие перспективы, позволяя папе воздействовать на язычников и еретиков не только словом, но и делом. А еретиков хватало с избытком, не только по границам христианского мира, но и в самом центре его. Папы не ладили с императорами и королями, оспаривая не только духовную, но и светскую власть. И Гонорий Второй не был исключением в этом ряду. Орден мог стать грозным оружием в руках церкви, но только в том случае, если намерения его создателей чисты. В противном случае он порождал соблазны, губительные для всего христианского мира. Государи Европы и без того обвиняли папу в гордыне, намекая на то, что светскую власть он ценит гораздо больше, чем духовную. Того же мнения придерживались и многие влиятельные клирики, среди которых епископ Жан Орлеанский занимал далеко не последнее место. Благое дело, создания ордена защитников Гроба Господня, могло привести к расколу в христианском мире и даже междоусобице, если бы вдруг выяснилось, что во главе нищих рыцарей Христа стоят еретики и убийцы.

Шевалье де Пейн хоть и был слегка удивлен внезапным приглашением Бернарда Клевросского, все-таки откликнулся на его зов незамедлительно. Магистр ордена являлся достаточно осведомленным человеком, чтобы понимать, какой властью обладает этот худой, изможденный постами человек, которого многие еще при жизни называли святым. От слова настоятеля цистерцианской обители зависело если не все, то очень многое, как в будущем храмовников, так и в судьбе самого Гуго.

– Я знаком с дочерью Ролана де Бове, – ответил на вопрос, поставленный прямо в лоб магистр. – Эта благочестивая и благонравная девица недавно сочеталась законным браком с шевалье де Русильоном сыном барона Глеба де Руси, одного из самых доблестных рыцарей Святой Земли. Венчал молодых патриарх Антиохии Рикульф в храме Святого Петра. Из чего я делаю вывод, что в жизни благородной девицы де Бове не было никаких темных пятен, бросающих тень на ее репутацию.

– А что ты знаешь о самом Ролане?

– Ролан де Бове был посвящен в рыцари графом Раймундом Тулузским с благословения папского легата де Пюи при стечении огромного количества народа. Случилось это сразу же после взятия Антиохии. Я лично присутствовал при этом событии. Благородный Ролан вырвал из рук неверных драгоценную христианскую реликвию, особенно ценимую в Провансе. Что касается отца Ролана де Бове, то он отправился в паломничество еще в те времена, когда Иерусалим находился в руках мусульман. Попал в плен, вырвался на свободу, но так и остался жить на Востоке. Что же касается замка Бове, то мне удалось побывать там мимоходом. И сенешаль, и мажордом сразу же признали в Ролане хозяина, и у меня нет никаких оснований подозревать их в лицемерии.

– Остаются его связи с еретиками, – задумчиво потер рукой подбородок аббат. – Именно в этом его обвиняет шевалье де Музон.

– Ах вот в чем дело, – усмехнулся благородный Гуго. – Впрочем, этого следовало ожидать.

– Почему?

– Ролан де Бове сначала силой вырвал из рук неверных Жослена де Куртене графа Эдессы, а потом выкупил из плена короля Болдуин.

– И каков размер выкупа?

– Двадцать пять тысяч денариев. Сумма огромная, аббат Бернард, но ведь речь шла о короле. К сожалению, лотарингцы отказались выкупать благородного Болдуина, нам пришлось обратиться к баронам Антиохии и Триполи. Общими усилиями мы собрали необходимую сумму. Все деньги нашего ордена ушли на благую цель. О чем я нисколько не жалею. Никто не упрекал баронов и шевалье Иерусалима в равнодушии к судьбе короля, но они почему-то затаили на нас обиду, особенно на Бове, во второй раз пришедшему на помощь благородному Болдуину. Разумеется, Ролану пришлось затратить немало сил, чтобы помочь королю. Ему пришлось общаться с разными людьми, в том числе и с теми, которых при всем желании не назовешь праведниками.