Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)
Шрифт:
– Жалко! Мы так хорошо сработались!..
– Очень!.. Уезжает и командующий, невзирая на болезнь... Ну а вас переводят из Одиннадцатой в Девятую армию...
– Чушь какая-то!
– Киров махнул рукой.
– Кому все это могло прийти в голову?
– Но и это еще не все... В Реввоенсовете получена телеграмма из штаба Южного фронта. Вернее, это копия телеграммы из Ставки. Подписана Троцким...
– Ну?..
– Ставка предлагает, мотивируя недостатком сил, разбросанностью боевых участков и в целях выравнивания фронта...
– И что предлагает?..
– Эвакуировать Астрахань,
– Сдать Астрахань Деникину?..
– Киров был ошеломлен.
– Как же тогда Кавказ?.. Как наше большевистское подполье в тылу Деникина?.. В какое положение мы ставим горцев?.. Какова тогда судьба нашего флота?..
– Сергей Миронович! Мы читали телеграмму и тоже не верили своим глазам. Решили, что это провокация. Мехоношин позвонил в штаб Южного фронта - и там всё подтвердили!.. Есть такой приказ!
– Нет, не может быть такой телеграммы!.. Не верю!..
– Но она есть, я сама видела своими собственными глазами, держала в руках...
– Если про эту телеграмму никто не знает, будем считать, что ее не было и в помине. Надеюсь... она была строго секретной?
– Видите ли, Сергей Миронович... Аналогичные телеграммы через голову Реввоенсовета пришли и в ряд военных и гражданских ведомств. К вечеру о телеграмме уже знали многие в городе. Нашлись люди, которые решили проявить инициативу в эвакуации населения. Поднялась паника, некоторые бросились к пристаням, надеясь уехать из Астрахани. Кое-какой порядок мы уже навели, но это вряд ли успокоит народ. Неважны дела и под Царицыном.
– Какая последняя сводка?
– Бои идут в пригороде. Положение тяжелое.
Киров задумчиво глядел в степь... Потом сказал:
– Если наш фронт под Царицыном поколеблется и противнику удастся перерезать Волгу, то положение наше будет более критическим, чем сейчас. Тогда для связи с Центром у нас останется только железнодорожная ветка Астрахань - Саратов. Но это всего-навсего ниточка, которую так легко отрезать!
– К сожалению, и эту ниточку стали уже беспокоить. Сегодня утром было нападение в районе станции Чапчачи. Туда при мне направился поезд с железнодорожниками.
– В любом случае, - категорически сказал Киров, - приказ о сдаче Астрахани мы выполнять не будем. Он отдан без ведома ЦК и Ленина. А вообще - все хитро устроено! Сперва Ставка отобрала у нас тридцать третью дивизию, а сейчас хотят вынудить к эвакуации!.. Нет, на этот раз нас не проведут.
– Я думаю, Сергей Миронович, что ваше присутствие в городе сейчас крайне необходимо. К тому же... к вам пришли посланцы.
– Кто?
– Снова Петров от камышан, и на лодке из Петровска пробрался Темир Искандеров.
– Вот это мне кажется более важной вестью! Вы сами-то разговаривали с ними?
– Так, кое о чем... Но все это пустячные разговоры... Они хотят говорить с вами, - уклончиво ответила Федорова...
Над затихшей после дневного боя степью садилось багряное, раскаленное солнце, когда Киров и Федорова в открытой машине выехали в Астрахань. Степь была подернута легкой дымкой еле видимой пыли. То здесь, то там жарко пылали костры из перекати-поля. На взмыленных конях, пригнувшись к гриве, в разные концы степи скакали вестовые и связисты,
и за каждым из них стлалось пыльное облачко.Впереди двигался обоз с ранеными. Тянулись телеги с боеприпасами и провиантом, водовозные бочки, походные кухни.
И поразительно: не слышно было стонов раненых, ругани возчиков. Обоз двигался в безмолвной тишине, утомленный жарой, тоскливым видом голой песчаной степи и пылью, пылью, пылью, от которой нигде не было спасения.
Сидя на диване, комкая в руках кубанку, Петров спросил:
– Рассказывать с начала или с конца?
– Давай с конца. Бой был?
– Был, товарищ Киров. Ударили мы по деникинцам, как в пасхальную ночь. Значит, эскадрон Завгородного, мой отряд, ну, и Мусенко...
Петров стал в самых мельчайших подробностях рассказывать про этот бой: и как они вышли из камышей, и как разведчики сняли на селе караулы, и как умно пулеметчики расставили свои "максимы", под огонь которых потом попала конница врага.
Киров спросил:
– Каковы потери противника?
– Порубали мы беляков на славу!
– ответил Петров.
– Как в пасхальную ночь. Убитых - триста двадцать солдат и четыре офицера.
– А наши?
Петров опустил голову:
– Убитых - трое...
– Вынесли их?
– Вынесли, товарищ Киров, преспокойно вынесли, село целый день было в наших руках.
– Кто убит?
– Двое - наши камышане, а третий... третий... вы его знаете.
– Голос у Петрова дрогнул, и он отвернулся.
– Кто третий?
– Иван Завгородный, командир эскадрона.
– Завгородный?..
– Да, товарищ Киров. Я как вышел из камышей на Астрахань, так все места себе не нахожу... Все думаю: как посмотрю вам в глаза?
Кирову вдруг стало душно. Он расстегнул ворот гимнастерки. Слышать о смерти даже незнакомого человека было тяжело. А Ивана Завгородного он знал, и знал хорошо. Это был преданный коммунист, с неукротимой ненавистью к белогвардейцам.
Петров вытер рукавом набежавшую слезу, сказал:
– Отомстил за Кочубея, но и сам погиб! Храбрейший был человек! Рубились мы рядом, я видел, какой это рубака. Кадюкам двадцати уж наверняка снес голову.
– Как свалили такого богатыря? Пулей? Саблей?
– Пулей, товарищ Киров. Такой под саблю не дастся. Выстрелили из дома кулака Ватажного, пулей и свалили. Таким же подлым манером из дома кулака Герасименко убили боевого партизана Софрона Сербинова.
– Как сами вышли из боя?
– Вышли мы, можно сказать, очень даже удачно. Как внезапно нагрянули, так и ушли. В селе остался только Мусенко с отрядом. Он провел собрание с сельчанами, собрал провиант для нас и ночью вернулся в камыши.
– Ну, а окружить вас не могут в камышах?
– Какое там!.. В камышах нас сам черт не сыщет. Вот если только начнет палить артиллерия, тогда другое дело, выкурить могут. Укрытия у нас там известно какие - землянки да шалаши. А так мы хозяева в камышах. Сами посудите, товарищ Киров, - вдруг оживился Петр Петров, - кругом стеной стоит камыш, озера и протоки, топкие болота и трясины, и среди них островки. Не знающий этих мест человек зараз пропадет там. Кричи не кричи - на помощь никто не придет.