Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
– И во сколько это обойдется в золотых рублях?
– Перемножьте эту цифру на полтора рубля, и вместе с другими работами засыпка обойдется в два миллиона.
– Два миллиона золотом? А срок?
– Подходящего грунта нет поблизости. Придется возить с Шиховой косы. Это за пять километров. Работы в лучшем случае растянутся на семь-восемь лет…
– Нефть нам нужна немедленно и по дешевой цене. Расчеты мы можем вести только на месяцы. О годах и речи быть не может. Надо засыпать бухту и одновременно на отвоеванной земле вести бурение. Нам, большевикам, нефть нужна… как воздух,
Киров смотрел на чертежи и на бухту, щурясь и прикрывая от солнца глаза, набрасывал цифры, приводимые инженером в своих объяснениях. На отдельном листке он торопливо записывал вопросы. Иногда он отрывался от бумаг и смотрел вниз, на засыпанную часть моря, где по болоту в поисках травы бродила хромая белая лошадь…
Шофер сидел на подножке автомобиля и, посвистывая, вертел в руке заводной ключ от машины. От края до края, с востока на запад, ему была видна панорама города, моря, острова Нарген, и он, с самым беззаботным видом глядя вдаль, в то же время напряженно и неотрывно наблюдал за дорогой.
Вот по горячему песку, обжигаясь и подпрыгивая, пробежал босоногий мальчишка с разноцветными заплатами на штанишках. Прошлепала женщина в чмушках, поднимая пыль за собой; чадра облегала ее точеную фигуру.
И опять надолго опустела дорога.
Но вот из Шихова показался человек, идущий вразвалку и зигзагами. Тигран насторожился и, посмотрев на Кирова и Богомолова, подумал: «Сергей Мироныч не дело делает, сидя так над самым откосом». Он встал, зашагал перед машиной, опять посвистывая и играя заводным ключом.
Это был тартальщик с Зубаловского промысла - Федор Быкодоров. Нет, он не был пьян, у него просто походка была такая. Босой и взлохмаченный, в пропитанной нефтью тельняшке, он походил на моряка, потерпевшего кораблекрушение. Посмотрев на Кирова и Богомолова, сидевших к нему спиной и оживленно беседовавших, он обратился к Тиграну:
– Браток, дай закурить!
– Шутник!
– усмехнулся Тигран.
– Где папиросы?
– Кирова возишь, папиросы, наверное, есть!
– нараспев сказал Быкодоров, а прищуренные глаза его говорили: «Черт, живешь, наверное, как у Христа за пазухой!»
– Сергей Мироныч табак курит. Нет папирос!
– Про бухту что они замышляют?
– вдруг спросил Быкодоров.
Тигран сердито ответил:
– И папирос нет, и ничего другого нет!
– И, повернувшись спиной к тартальщику, завертел в руке заводной ключ, готовый в любую минуту пустить его в ход. Заложив руки за пояс, Быкодоров пошел своей дорогой, изредка оборачиваясь.
Тигран насмешливо посмотрел ему вслед: «Кого только не встретишь на промыслах! И этот моряк!» Но вот до него донесся голос Кирова, и он, приняв самый безразличный вид, подошел к откосу.
– Завтра на секретариате ЦК будет разговор о новых нефтяных площадях. Бухту, видимо, придется отстаивать с боем. В этом вопросе меня пока что поддерживает один только Серебровский.
– Он у вас светлая голова, энергичный начальник Азнефти. Про него я слышал много хорошего, - задумчиво проговорил Богомолов.
– Остальные - не верят?
– Специалисты утверждают, что дело это пустое, нефти в бухте нет. Особенно упорно этого придерживается Ахундов. Там их
целая компания!– Они лгут. И эта ложь понятна мне…
– Делайте проект! Составляйте смету! Мы бухту засыплем и без них.
Киров встал, сделал три шага по краю откоса, наступил на камень, и камень большими прыжками, точно мяч, ударяясь о выступы откоса и снова взлетая, покатился вниз… Киров собрал чертежи, листки исписанной бумаги, взял Богомолова под руку; инженер обхватил его правой рукой за плечи, грузно поднялся с места.
Сели в машину. Один из чертежей Сергей Миронович сложил отдельно, спрятал в портфель.
– Чертеж за номером три оставляю у себя. На недельку. Пока не кончится «буря».
– Берите хоть все. Мне они вряд ли понадобятся.
– Обязательно понадобятся!
Инженер покачал головой, улыбнулся:
– Какой вы, право…
Машина, шурша шинами по песку, шла плавно вниз.
Они долго петляли по ухабистым промысловым дорогам «старой площади». Тартальщики и рабочие буровых партий, услышав шум мотора, выходили на дорогу и, увидев, что это едут Киров и Богомолов, махали им шапками, приветствовали:
– Здравствуй, товарищ Киров! Здравствуйте, Павел Николаевич!
Они хорошо знали Богомолова еще до революции, им особенно приятно было видеть его рядом с Кировым. Рабочие догадывались, что Мироныч всерьез что-то замышляет насчет бухты, и были рады воскрешению Богомолова и воскрешению бухтинской проблемы.
2
Хотя Богомолов упорно отказывался от помощи, говорил, что и сам великолепно доберется до дома, Киров все же вышел из машины и, взяв его под руку, проводил через шумную Крепостную улицу, а потом по тихому переулку до самых дверей квартиры.
Тронутый вниманием, Богомолов тепло распрощался с Сергеем Мироновичем и, не выпуская его руки, хмурясь и колеблясь, сказал:
– Я подумаю над вашим предложением и ответ сообщу в Центральный Комитет. А вы известите меня о результатах «бури».
– Ну чудесно!
– Киров обхватил инженера за плечи, встряхнул его, точно желая вселить в него ту же уверенность, какая была у него самого, в вопросе о бухте.
– Пусть вас не пугают трудности этого дела, хотя трудностей будет много. Мы и беднее капиталистов, да и хозяйства пока никакого у нас нет. Но не бойтесь трудностей и неудач. Мы вам поможем.
Богомолов постоял на лестничной площадке и, усмехнувшись нахлынувшей сумятице мыслей, в которой он не мог разобраться, сказал себе: «Надо достать бутылку пива и пачку папирос. Это не менее трудная проблема, чем проблема нефти…»
Он позвонил, вдруг ощутив тяжесть в голове и боль в висках.
Матрена Савельевна открыла дверь, всплеснула руками:
– Как загорели, барин, посвежели как!
По этому певучему и восхищенному голосу он представил себе ее улыбающееся лицо, добрые прищуренные глаза и впервые не умилился той материнской любви, которой всегда дома окружала его Матрена Савельевна, его «мамка», или «нянюшка», как звал он ее с самого детства. Он ничего ласкового не сказал в ответ и, словно желая хоть раз ее обидеть, сердито, резко бросил: