Грозы и звёзды

— Ты забыла Шторма.

— Я его не забыла. Я собиралась приготовить ему молока.

— А мне что с ним делать?

— Просто развлеки его.

— Как?

— Расскажи ему сказку, — раздался голос мамы с кухни. — У тебя прекрасное воображение.

Я опустила взгляд на Шторма. Он рассматривал меня с напряжённым беспокойством, из-за чего его лобик нахмурился, а брови почти касались друг друга. Я порылась в своей голове в поисках истории, подходящей ему по возрасту. Может быть, про драконов? Или волков? Ему точно нравились волки.

Он протянул руку и схватил одну из завязок на моей толстовке, обратив всё своё внимание на серую веревочку.

— Ага, это, наверное, хорошая идея, дружок. Я вообще не знаю, что мне с тобой делать.

Он неуверенно улыбнулся. Я насчитала у него девять зубов.

— А ты красавчик.

Один из уголков его рта приподнялся, как будто он решил одарить меня дерзкой улыбкой.

Я засмеялась, из-за чего его зелёные глаза сделались ярче.

— Ты разобьёшь не мало сердец. Это сразу видно.

А про себя я подумала: «Так же, как и твой папочка». Хотя я не знала, был ли Лиам сердцеедом. Я только знала, что его сердце было разбито в день, когда умерла мама Шторма.

Подумать только, Шторму было суждено никогда не узнать свою маму. Боже, как же это было грустно. Я не могла представить жизнь без своей мамы. Улыбка Шторма исчезла, словно он почувствовал трагический ход моих мыслей. Теперь он снова превратился в мистера Серьёзность.

— Когда я была маленькой, моей любимой историей была история про Робина Волка. Хочешь послушать?

Его маленький рот остался закрытым.

— Точно. Ты же ещё не умеешь говорить.

Он даже не пикнул, пока я рассказывала историю про Робина Гуда только в переложении для оборотней. Его глаза расширялись на кульминационных моментах, словно он понимал, о чём я ему рассказывала. Но даже если это было не так, он был гораздо более благодарным слушателем, чем все мои братья вместе взятые.

— Ты так хорошо рассказала эту историю.

Мама прислонилась к дверному косяку с бутылочкой молока в руке.

Когда Шторм заметил молоко — а может быть унюхал его — он начал изгибаться.

Мама подошла к нам, но вместо того, чтобы взять его, она протянула мне бутылочку. Я была очень удивлена и взяла её так, что ребёнок не мог дотянуться до неё, из-за чего начал рыдать. По-настоящему рыдать, со слезами и всё такое. Я засунула силиконовую соску ему в рот, чем испугала его. Я забеспокоилась, что он мог подавиться, но затем он схватил её обеими ладонями и начал поглощать содержимое, точно изголодавшийся человек.

— Так лучше, малыш?

— Тебе лучше сесть.

Я вдруг осознала, что всё ещё стою в коридоре. Разве женщины не были многозадачными?

Я села на диван.

— Почему я всё ещё держу его?

— Потому что было бы странно посадить его сейчас на пол, не так ли?

— Я имела в виду, почему ты его не держишь?

— Потому что мне надо убраться на кухне и заняться стиркой.

Она перекинула кухонное полотенце через плечо.

— Но если ты предпочитаешь поменяться…

— Нет. Всё в порядке.

Когда она начала отворачиваться, я выпалила:

— А что мне теперь с ним делать? Он ведь может срыгнуть?

— В девять месяцев с ними такого уже не бывает. Когда он закончит пить, он вероятно заснет.

Так всё и вышло. Он уснул с бутылочкой во рту. Я подошла к детской кроватке, чтобы положить его туда, но когда я это сделала, его веки раскрылись, как и его рот. Поэтому я снова взяла его на руки и держала так, пока его веки снова не закрылись.

Вместо того чтобы положить его обратно в кроватку, я сняла ботинки с помощью больших пальцев ног и растянулась на диване. Затем я закинула на диван ноги, и позволила ребёнку Лиама уснуть на мне и обслюнявить мою грудь, в то время как сама я тоже задремала.

ГЛАВА 5

Совместный сон, похоже, сплотил меня и Шторма, потому что после того, как я проснулась, он не переставал одаривать меня своими улыбками. Мама принесла ящики с нашими старыми игрушками, которые она сохранила в первозданном виде, и хотя она периодически садилась и играла с ним, у неё появлялось то одно, то другое дело, что сделало меня его главной нянькой.

Мама была таким человеком, который откладывал все свои дела и на сто процентов посвящал себя другому человеку, если это было нужно, из чего я сделала вывод, что её периодические отлучки не были случайностью. Я предположила, что с помощью ребёнка она пыталась заставить меня остаться дома. Если я была занята им, то не могла сбежать из поселения. Мама была очень умной. Некоторые даже называли её хитрой.

— Ну, хорошо, — я стояла на четвереньках рядом со Штормом, приготовившись бежать наперегонки. — Когда я скажу «марш»…

Шторм взорвался смехом.

Я улыбнулась.

— Тебе сейчас смешно. Но подожди, скоро я оставлю тебя позади, в своей пыли… Так вот, как я уже говорила, Шторм, когда я скажу «МАРШ».

Он снова взорвался смехом.

Ха. Похоже, его смешило это слово.

— Похоже, тебе нравится слово «марш», — я намеренно сделала на нём акцент.

Он так сильно засмеялся, что опрокинулся на ковер.

— Эй, малыш. Ты в порядке?

Убедившись, что с ним всё в порядке, я усмехнулась.

Он сделался серьёзным.

— Марш.

Он расхохотался и задергал руками и ногами, точно плыл на спине.

— Ты, конечно, нечто.

И снова серьёзное лицо.

— Марш.

Смех, вырывавшийся у него изо рта, заворожил меня. Не удивительно, что мама не могла остановиться рожать детей.

— Мы никогда не доберемся до этого мяча, если ты не перестанешь смеяться, когда я говорю это слово.

— Ты об этом мяче? — голос Лиама заставил меня поднять глаза так резко, что у меня хрустнула шея.

Он сидел на корточках и перекидывал красный пластиковый мячик из руки в руку.

Я опустилась на пятки, а Шторм сорвался с места и со скоростью молнии пополз вперёд. Его волчьи гены, которые ещё спали, были уже довольно сильными. Он схватился за ногу отца и поднялся на ножки, не переставая лепетать:

— Папапапапа.

Лиам подхватил его на руки и встал.

— Я тоже по тебе скучал, малыш.