Грустная дама червей

Дура! Как она могла оказаться столь самонадеянной, безоговорочно поверить в то, что действительно нужна такому парню, как Олег? Он может и сам не осознавать, чего хочет, а на самом деле любит свою жену.

Да и как не любить ее, молодую, ослепительно красивую, обольстительную, с умелыми и нежными руками, готовую ради него на все?!

Карина прерывисто вздохнула, пытаясь унять слезы, но лишь зарыдала пуще прежнего. Нет, она не будет себе лгать. Какой от этого прок? Одно хорошо, что она ничего не успела сказать о своем уходе школьной администрации.

Завтра все будет как обычно: школа, класс на втором этаже, ученики. Ни в какую капеллу Карина больше не пойдет, а Олега не пустит и на порог своей квартиры — хватит грезить наяву, пора проснуться и понять, что в жизни не бывает чудес, особенно когда тебе скоро стукнет тридцать один.

Она выпила снотворное и легла. Однако сон не шел. После долгих слез наступила прострация, отупение. В голове было пусто — ни мыслей, ни чувств, ничего.

Убедившись, что ей не заснуть. Карина встала, накинула поверх ночной рубашки халатик, а плечи закутала пледом и в таком виде уселась в постели. Щелкнула пультом: безмолвно загорелся маленький экран «Филипса» в углу. Карина в оцепенении глядела на сменяющие друг друга цветные картинки.

Так прошло два часа, и ее слух уловил отдаленный шум за дверью. Тотчас вслед за этим слабо тренькнул звонок.

Карина попробовала шевельнуться, но тело будто свинцом налилось и не слушалось. Звонок повторился снова, затем еще и еще, постепенно становясь громче и настойчивее.

Наконец Карина одолела навалившуюся сонную одурь, неуклюже сползла с тахты и, кутаясь в плед, вышла в коридор. Щелкнул замок.

— Неужели ты спишь? — Олег с ходу надвинулся на нее с порога, притиснул к стене, его горячие, нетерпеливые руки проникли под плед и халат к самому телу. Карина хотела было что-то сказать, но нахлынувшая знакомая жаркая волна лишила ее голоса.

Лихорадочно приникнув друг к другу, они едва добрели до комнаты. Тонкий шелковый халат слетел на пол, как последний осенний лист под дуновением ветра. За ним последовала ночная рубашка.

А дальше… Дальше все завертелось в стремительном, ускоряющемся вихре из страстей и эмоций.

Когда-то в одном из журналов Карина читала, что сексуальность в женщине пробуждается лишь к тридцати годам. Только достигнув зрелого возраста, она начинает осознавать свои желания, до этого же просто подчиняется мужским ласкам.

Тогда все это показалось Карине полной чепухой. Но сейчас она понимала, что написанное в статье сексолога — чистая правда.

То, что некогда испытывала она в объятиях Степана, что много лет считала неповторимым и восхитительным, не шло ни в какое сравнение с упоительным, пьянящим ощущением полной и абсолютной свободы. Свободы ото всего — от контроля разума, от житейской суеты, оттого, что мешает нам слиться с мирозданием, почувствовать себя его частицей…

Потом пришли покой и отрешенность. Постепенно, очень медленно, возвращались звуки и краски окружающего мира, а с ними мысли, воспоминания, тревога, боль.

— Мы с ума сошли, — шепотом проговорила Карина, глядя в темные от расширенных зрачков глаза Олега. — Леля… она же…

— Она спит. — Олег улыбнулся, легонько погладил ее по щеке. — Наглоталась валерьянки и дрыхнет как убитая. Ее так врачиха в консультации научила, а то она ночи напролет вертелась, сама глаз не смыкала и мне не давала.

— Боже мой, — сказала Карина едва слышно, почти беззвучно, — мы преступники.

— Почему? — Рука Олега, касающаяся Карининого лица, замерла, остановилась. — Я себя не считаю преступником.

— Но ребенок…

— Что — ребенок? — резко произнес Олег и отодвинулся от Карины на край тахты. — Она меня спрашивала, хочу я его или нет? Спрашивала? Не надо было обманывать. — Он хотел сказать еще что-то, но передумал и замолчал.

Карина осторожно дотронулась до его волос.

— Давай не будем об этом, — немного мягче сказал Олег, — я уже говорил: мне нужна ты, и никто другой. Сейчас Лельку нельзя тревожить, а после, когда она родит… придется ей обо всем узнать, ничего не поделаешь. Ребенок тут не спасет.

— Ты его бросишь?

— Я помогу поставить его на ноги. Денег на это у меня, слава богу, хватит. Моя мать Инку родила от другого мужчины, тот их оставил, но деньги регулярно слал и подарки привозил. Даже когда мама с отцом поженились и мой отец Инку удочерил. Ничего в этом нет особенного, бывает.

Карина хотела спросить Олега, зачем он позволил Леле делать ему массаж, если относится к ней столь сурово и безразлично, но не решилась. Ревность, мучившая ее три часа назад, угасла и больше не беспокоила.

В конце концов, что ей Леля — Карина согласна делить Олега с ней и вообще с кем угодно. Ни прощать его, ни разлюбить она в силах.

— Ладно. — Он обнял ее и встал. — Я пойду. Ты выспись хорошенько, утром за тобой заскочу. К девяти мы должны быть в капелле, не забыла?

Карина молча кивнула.

24

Через два дня она отнесла в капеллу трудовую книжку и подписала договор сроком на год. Днем раньше дирекция школы закатила ей грандиозный скандал по поводу ухода в середине учебного гола.

Карина молча выслушала нелицеприятные комментарии в свой адрес, взяла документы и вышла из здания. Глянула на освещенные окна, на чахлую рябинку, растущую у самой стены, на вывеску над козырьком входной двери и не почувствовала ничего, кроме невероятного облегчения.

Ей было жаль только Олю Серебрякову, но она отлично осознавала, что нельзя объять необъятное: в жизни приходится идти на компромиссы и выбирать, что для тебя важнее.

Самым важным для Карины сейчас было играть в капелле, реализовывая себя как пианистку, музыканта и находясь рядом с Олегом. Ее захватил, заворожил, околдовал неизвестный ранее оркестровый мир. Тот мир, который являлся для Олега не просто местом работы, но был частью его жизни, просто жизнью.

Теперь капелла постепенно становилась и Карининой жизнью.

Верка больше не звонила, и Карина была этому искренне рада: у нее самой не хватало ни сил, ни времени, чтобы связаться с подругой. Дни неслись стремительно и неудержимо, сменяя один другой, и в этом калейдоскопе событий, ворохе новых обязанностей и профессиональных проблем ей недосуг было обернуться назад, вспомнить прошлую, размеренную и слишком спокойную жизнь, оценить себя со стороны, испытать сомнение, тревогу, раскаянье.