Грустный день смеха(Повести и рассказы)

У самого дома он вдруг струсил:

— А мамка с батькой ругаться не будут?

— Ушли за козой.

— Как же вы одни?

— Плохо. Никто не пожалеет, не приголубит, — сострил Вад.

— Если за козой, они тоды скоро придуть, — успокоил нас Иван. — Наши ходили. Туточки неподалеку.

Рекс произвел на утиновца сильное впечатление. Они с овчаркой долго разглядывали друг друга, склоняя головы то направо, то налево.

— Хорошая псина, — сказал Иван. — Стадо им охранять. И не тощая, кормили, мабуть. Скажи батьке — пусть продаст в колхоз. Зачем она вам? Мешок пшена, поди, дадут.

Каша была еще теплая. Иван, как увидел огромный чугун, весь в белых потеках, так и затрусился.

— Ешь! — сказал я. — Сколько хочешь.

Иван заглянул в чугун, сморщился, проглотил слюну.

— Я не очень хочу… Я сегодня полову ил.

— Да ты не стесняйся! То полова, а то каша!

— Ей-богу, места в животе нэма. Можно я трошки с собой возьму?

— Бери. Вад, дай газету.

Иван с уважением пощупал газету.

— Настоящая. На цигарки — пятерку дадут. Нет, я лучше так…

Первый утиновец осторожно запустил руку в чугун и принялся накладывать кашу в карманы.

— Ну, я пишел, — сказал он. — Благодарствую.

— Ну что, подрыхнем немного? — предложил Вад, когда за Иваном захлопнулась калитка.

Второе кругоутиновское путешествие Самый умный человек в Утином

Разбудили нас рычание Рекса и стук в ставни. Я вышел на крыльцо. Солнце уже садилось. Под окнами со смущенным видом стоял Иван.

— Извиняйтэ, коли помешал, — сказал он.

— Пожалуйста.

— Я думал, вы нэ сплитэ.

— Ничего.

— Сегодня вечер, мабуть, будэ холодным.

— Ага.

Иван еще немного потоптался, потом выпалил:

— Вы чугунок скрибли?

— Какой чугунок? — удивился я.

— В коем кашу варили…

— Нет.

— Я можу поскребты… и помыти…

— Пожалуйста… Но зачем это тебе нужно?

— Вы спивки повыливаетэ, а я их с собой возьму…

Мы вошли в дом. Вад уже проснулся и валялся на кровати, наслаждаясь бездельем. Иван принялся старательно скрести чугун, а мы с братом стали думать, как лучше провести вечер.

— Иван, чем тут пацаны занимаются?

— В колхозе роблють.

— Все?

— Да.

— А вечером?

— И вечером роблють.

— Ну? — не поверил Вад.

— Придут с поля, по хозяйству надо зробыть.

— А ты чего ж не работаешь?

— У менэ ж пятеро на шие.

— Иван, а у вас шайка есть?

— Чего? — испугался Иван.

— Ну… дружные ребята… Чтобы все время вместе. Один за всех, все за одного. И пошкодить чтобы любили.

— Не… Я ж казав… роблють уси.

— Вот заладил: «Роблють, роблють». Не может быть, чтобы все работали. Ты подумай.

Иван бросил скрести и послушно задумался.

— Е одын, — сказал он наконец. — Виталька Ерманский. У него батька богатый, в Ермании роблить, и мамка учителька.

— Где он живет? Далеко?

— Та ни. Сусед ваш.

Мы переглянулись.

— Ну и что, — продолжал я допрос, — компанейский он парень?

Иван в затруднении почесал затылок. Видно, слово «компанейский» было ему незнакомо.

— Та хто зна. Не роблить он. Мать не слухается… Она его слухается…

— Пошли, познакомь с ним.

Но Иван наотрез отказался знакомить нас с Виталькой Ерманским. Мы долго допытывались, в чем причина, и наконец утиновец рассказал нам, что у Витальки Ерманского есть пугач и он очень любит стрелять из него в пацанов и однажды даже прожег Ивану ухо.

Это было совсем здорово! Мы уже сильно соскучились по огнестрельному оружию.

Иван тщательно вымыл чугун, слил в принесенное ведерко воду и ушел.

Стало еще скучнее. Мы поплелись на улицу. Солнце висело совсем низко над степью, и от кошары тянулись к нам длинные черные лапы. Улица была совершенно пустынной, лишь тощая коза стояла, задумавшись, над пыльной травой.

От нечего делать мы сели на кочки возле дороги и принялись разглядывать дом Витальки Ерманского.

Этот дом был даже лучше нашего. Он был покрыт веселой красной черепицей, обнесен не как у нас, крепостной стеной, а зеленым штакетником. В палисаднике было много цветов. Во дворе стояло два столба, между которыми была натянута веревка. На веревке сушилось женское белье. Я еще никогда не видел такого красивого белья. Оно было разноцветным, тонким и все в кружевах. Материны длинные, до пят, рубашки, которые часто пугали меня спросонья (мать в них была похожа на привидение), нельзя было с этим даже сравнить.

Сзади послышалось лязганье и шуршание шин. Прямо на нас мчался велосипед.

На велосипеде сидел полный белобрысый парень в новенькой вельветовой куртке с молнией. На весь Нижнеозерск было всего несколько велосипедов, причем лишь один у пацана — сына председателя райисполкома. И вдруг в этой глуши великолепный велосипед с никелированными ободами. Парень тяжело спрыгнул с седла и ввел велосипед во двор. На нас он не обратил никакого внимания.

Виталька вышел примерно через час с книгой под мышкой. Он равнодушно скользнул по нас взглядом, сел на лавочку и вытащил из кармана футляр. В футляре оказались очки. Очки были красивые, с золотыми ободками. Такие я видел у директора нашей школы. Виталька нацепил их, еще раз окинул нас безразличным взглядом и стал читать.

Мы подошли к нему.

— Привет, — сказал я.

— Здоров, — ответил Виталька, не поднимая глаз от книги.

— Давай знакомиться. Виктор. Мой брат Вадим. А тебя как зовут?

Виталька шевелил губами, глядя в книгу.

— Тебя Виталькой зовут?

— Что?

— Тебя Виталькой зовут?

— Да…

Мы постояли. Ерманский продолжал читать.

— Что ты читаешь?

— А?

— Что за книга?..

— Шекспир.

Виталька захлопнул книжку и ушел. Его широкая спина еле протиснулась в узкую калитку.

— Его надо проучить, — сказал Вад.

Еще раз Ерманский показался лишь поздно вечером. Мы успели обойти все Утиное, искупаться в пруду, а он все не показывался. Наконец мы услышали, как скрипнула калитка.

Ерманский стоял перед домом, широко расставив ноги, и смотрел на звезды в большой бинокль.

— Дай глянуть, — попросил Вад.

— Так… Сириус… — бормотал Виталька.

— Где Сириус?

— Дракон…

— А ну, дай на Дракона.

— Где же?.. Странно… Куда же он делся?