Грустный день смеха(Повести и рассказы)

Глубокая степная балка, вся заросшая лесом, начиналась прямо от дороги и уходила в светлую лунную мглу насколько хватало глаз. Виталька Ерманский говорил, что это самый большой лес в районе и что в дождливый год там даже водятся грибы. Чуть в стороне мерцали огни райцентра. Оттуда должна была прийти эта ненормальная.

Я присел на бугорок. Ждать надо было здесь, так как лес начинался именно в этом месте, дальше дорога делала резкий поворот и уходила в поля. Рекс лег рядом, положил морду на лапы и закрыл глаза.

Так прошло, наверно, минут сорок, но дорога по- прежнему была пустынной. Иногда Рекс вздрагивал во сне, просыпался и смотрел на меня: скоро ли начнется операция, ради которой мы забрались так далеко от дому?

Она не могла не прийти. Она обязательно должна прийти. И вдруг я вспомнил, что чуть дальше от дороги шла к лесу тропинка, которая намного сокращала путь. Там лежал большой черный валун. Она могла ждать там. Я вспомнил теперь, она говорила, что сестра встречается со своим женихом возле этого валуна. Ах, какой я дурак!

Я вскочил. Рекс тоже вскочил и уставился на меня, ожидая команды.

— Сиди здесь, — приказал я. — Если появится человек, дашь мне знать. Понял?

Я побежал напрямик, через кусты, к валуну. Было очень тихо, и мои шаги раздавались, наверно, на весь лес. Шуршала уже начавшая опадать с осин мелкая листва, похожая на медные монеты. На полянах лежали лунные пятна. Они шевелились и убегали в кусты, как живые, когда я задевал ветви деревьев.

Ночью весь лес совсем не такой, как днем. Днем он приветливый, радостный. А ночью какой-то непонятный, особенно в лунную ночь. Стоит вроде бы тихий, но зорко следит за тобой исподлобья и думает о чем-то не особенно хорошем. Он может так простоять всю ночь, а может и отмочить какую-нибудь шуточку. Например, закричать нечеловеческим голосом, или схватить тебя сзади за шиворот, или вытворить чертовщину: не поймешь, не то дерево, не то старик держит под мышкой свою голову с седой бородой, а то еще что-нибудь и похуже.

Подбегая к тому месту, где лежал валун, я услышал треск сучка, как будто кто-то переступил с ноги на ногу. Неужели все-таки пришла? Она, конечно, слышала, как я бежал. Слышала и прячется. Ну, так и есть, в кустах мелькнул огонек фонарика.

— Лора! — крикнул я.

— … а, — ответил лес.

Кто-то опять там переступил с ноги на ногу. Мне послышался даже смех.

— Эй! Хватит валять дурака! Уже поздно!

— о-о-о… — подхватил лес.

Я сделал шаг. Она тоже сделала шаг. Я сделал вид, что бегу к тем кустам, она сделала вид, что убегает.

— Ну, держись! — крикнул я и кинулся напрямик через заросли.

Там мелькнула тень, послышалось шуршание листвы. Меня взяла злость. Стоило отмахать столько километров, чтобы гоняться за ней тут по лесу.

— Догоню — уши оторву!

Вот не думал, что она такая верткая, скользит, как призрак, между деревьями.

Наконец я запыхался и остановился на залитой луной лужайке. Она остановилась тоже. Я слышал ее дыхание и видел смутно платье. Края лужайки были обгрызаны черными тенями, как у льдины, что плывет лунной ночью в черной воде.

Я достал будильник. Зеленые стрелки показывали четверть второго.

— Ну и дура ты! Скоро уже рассветать будет. Как хочешь, я пошел!

Я повернулся назад и увидел в кустах свет фонарика. Это было странно. Я глянул туда, где стояла она, — там тоже зажегся фонарик. И сбоку… И вдруг я понял: я гнался за волком. И вокруг — волки.

Мои руки машинально сжали будильник — единственное оружие.

— Рекс! — крикнул я хрипло. — Рекс…

Вдруг что-то метнулось у меня из-за спины. Послышалось рычание и хруст. Это было последнее, что я услышал. Ноги со страшной скоростью уже несли меня через кусты.

Конец ночи я провел на каком-то сеновале. Я не мог заснуть, мне все время казалось, что рядом кто-то ходит, осторожно хрустя ветками и посвечивая зеленым фонариком.

Едва встало солнце, я пошел на речку. Не успела высохнуть на траве роса, как стала собираться «кодла». Первым пришел Комендант. Он отстегнул протез, швырнул его вместе с палкой на землю, разделся, небрежно кивнул мне и занял свое обычное место на охапке сена. Он ни о чем не спросил меня. Он просто лежал с закрытыми глазами, словно здесь никого не было. Сено было мокрым, но тело Коменданта даже не покрылось мурашками.

Затем примчался Шептун. Этот, наоборот, заахал, увидев меня так рано. Он с ходу начал гадать: не выгнали ли меня из дома, не провел ли я всю ночь с Лоркой Лебедевой? Затем он вывалил мне кучу всяких новостей и стал разводить костер — печь картошку.

Я подошел к Коменданту.

— Комендант, — сказал я, — ночью у меня была встреча с волками… В лесу… Я схожу с ребятами, похороню овчарку.

Я думал, что он вскочит, начнет задавать вопросы. Но Комендант только открыл глаза.

— Ладно…

— Ты знаешь, если бы не она…

— Хорошая собака лучше иного человека.

Я подумал, нет ли здесь чего обидного, но вроде бы ничего не было.

Похоронить овчарку вызвались Шептун и еще несколько пацанов.

Шептун без конца сыпал вопросами. Особенно его волновал вопрос, зачем я ночью забрался в лес.

— Неужели с Лоркой? — крутил он своей рыжей тыквой. — А? Она же трусиха страшная! Я однажды червяка ей за шиворот бросил — визжала на всю школу. Ну, скажи: с Лоркой? Значит, ты ей здорово понравился. Как ты считаешь? Ну, и что вы делали?

— С волками дрались.

— Ага! Вот ты и попался. Значит, она была?

— А тебе-то какое дело?

— Да так просто. Интересно. Корчит из себя недотрогу, а сама по лесам шатается с первым встречным.

— А ну-ка, повтори!

Шептун спохватился:

— Я хотел сказать, что мы еще мало знакомы. Но ты сразу умеешь втере… произвести впечатление. Тебя даже Комендант сразу в «кодлу» принял. Другие, знаешь, сколько ходят, ходят, просят, просят. Я сам… Комендант строгий, но справедливый. Зазря не обидит. Сильней его нет в поселке. А знаешь, какая у него воля? Он ногу себе нарочно отрубил!

Я так и остолбенел.

— А ты не знаешь? — обрадовался Шептун. — Это давно было. У него отца на войне убили, а мать замуж собралась выходить. А он сказал: «Надо ждать отца, может, еще объявится». Мать — ни в какую. Тогда говорит: «Выйдешь — отрублю себе пальцы на ноге». Ну, и отрубил… Пока нашли его в сарае, заражение началось. Так ногу и отхватили. Он дома почти не живет. Целыми днями на речке, потому и Комендантом его прозвали. Он и зимой загорает. Выберет место против солнца, разденется и лежит. Одна старушка с хворостом наткнулась — чуть концы не отдала.