Грустный день смеха(Повести и рассказы)

Вад потянул за ремешок.

— Дай. Не жмись.

— Не мешай…

— Ну, дай!

— Не мешай…

— Вот жмотина!

Продолжая смотреть на звезды, Ерманский сунул правую руку в карман. Грохнул выстрел. В грудь Вада ударилась пробка. Брат отшатнулся, споткнулся о камень и упал.

— Ты что ж это? — спросил я.

— А ничего. Не мешайте. Лезут тут всякие…

Виталька Ерманский спокойно повернулся и пошел.

— Ты много о себе думаешь, — сказал я. — Придется тебя проучить.

— На, шкура! Получай! — крикнул Вад.

Вслед Ерманскому полетел камень. Но Виталька даже не оглянулся. Вся его широкая спина выражала презрение.

Наутро мы встали пораньше, но Ерманский уже укатил на своем велосипеде: от его дома по мокрой траве шел след. Весь день мы никуда не отлучались, боясь пропустить Ерманского, даже ели по очереди.

Ерманский приехал, как и в первый раз, вечером. По плану мне надо было любой ценой задержать Витальку на улице, пока Вад сделает свое дело.

— Подожди, поговорить надо, — сказал я, подходя к Ерманскому.

Ерманский поставил велосипед к забору и высокомерно посмотрел на меня.

— Слушаю вас.

— Что ты из себя ставишь? Подумаешь, Сириус увидел. Ты что, никогда не видел Сириуса?

Ерманский взялся снова за велосипед.

— Я попрошу впредь не останавливать меня по пустякам.

— Ах, вот как! Мы все-таки остановим. Вад, пускай!

Из нашей калитки выбежал Рекс.

— Рекс! Раненый! Взять! Домой! — крикнул я, показывая на Витальку.

Рекс не заставил себя долго упрашивать.

Огромный зверь прыгнул на Ерманского и сбил его с ног (под огнем раненому стоять не полагается).

— Ой, что вы делаете! — завопил Ерманский.

Из его карманов посыпались различные предметы, в том числе фонарик «Даймон».

Рекс бережно взял в зубы ботинок Ерманского и потащил «раненого» к нам во двор. Виталька орал, корчился, драл траву, как грабли, но все это было напрасно. Рекс знал свое дело хорошо. Через минуту астроном лежал у наших ног. Его новенькая вельветовая куртка имела бледный вид.

— Вы чего это, а? — спросил Ерманский, отряхиваясь. Взгляд у него был уже не высокомерный, а почти нормальный.

— Знаешь что, — сказал я Ваду, пропуская слова Ерманского мимо ушей, — теперь давай отработаем упражнение «Диверсант». Мы его давно не делали.

При слове «диверсант» Рекс заворчал.

— Да вы что, ребята! — воскликнул Виталька уже совсем искренним голосом. — Я же нарочно. Я думал, вы какие жлобы!

— Принеси только йоду и ваты, а то помнишь, того как отделал…

— Не надо, ребята. Хотите, я вам фонарик «Даймон» подарю? У меня их два, берите. И вообще давайте дружить. Я же думал, что вы жлобы. Надо было бы так сразу и сказать.

— Ну ладно уж… — великодушно сказал я. — Только не надо следующий раз нас пугать Шекспиром и Сириусом.

— Не буду. Хочешь, завтра… Как тебя зовут?

— Виктор.

— Хочешь, завтра в райцентр махнем? Я здесь почти не живу, там у нас своя кодла. Такие ребята и девочки — закачаешься! Ты заходи завтра ко мне пораньше. Махнем на велосипедах. Я тебе материн дам. Час езды.

Виталька Ерманский отряхнул штаны и удалился, прихрамывая сразу на обе ноги.

Мы побродили еще немного по улице, смотря, как в Виталькином доме на тюлевых шторах движутся тени — одна женская, с распущенными волосами, а другая Виталькина, взлохмаченная, — и пошли спать.

— Хорошо, хоть райцентр догадались построить, — сказал Вад, засыпая.

Первая любовь (начало)

Во дворе в большом цинковом корыте Виталькина мать стирала белье. Она приветливо закивала нам:

— Входите, входите, мальчики. Вы к Виталику? Соседи, да? Ну и хорошо. Давайте знакомиться. Виталина мама. Клара Семеновна…

Она вытерла руки фартуком и протянула их мне сразу две.

— Какой ты уже большой. И симпатичный. Эта курточка тебе очень идет.

Руки у Клары Семеновны были теплые и мягкие.

— Ну, ей-богу, не думала, что у моего соседа такие симпатичные дети. Прямо как куколки. Дай-ка я тебя поцелую! Иди, иди, мне поручили присматривать за вами.

Она притянула меня к себе и поцеловала в щеку. Я покраснел. Вад отодвинулся на безопасное расстояние и тоже покраснел.

Стирая, она продолжала говорить. Спрашивала, любим ли мы папу, маму, хорошо ли мы учимся в школе, не балуемся ли, много ли у нас игрушек. Потом она расспросила у нас про Нижнеозерск. Она болтала до тех пор, пока на крыльце не появился заспанный Виталька. Сначала при виде нас он нахмурился, но потом, видно, вспомнил вчерашнее.

— Привет, ребята! — сказал он хриплым голосом. — Мать, кофе в кают-компанию. Милости прошу, господа!

Клара Семеновна бросила стирать и пошла в дом. Мы последовали за ней. Внутри дом был еще лучше, чем снаружи. Диван, кресла, много картин, разные фарфоровые штучки. Но, самое главное — на столе лежали радионаушники. Они волновались и что-то возбужденно говорили. Мы с Вадом так и впились в эти наушники. Из соседней комнаты вышла старушка. Я узнал в ней ту, что тащила хворост. Старушка опять уставилась на нас любопытными молодыми глазами.

— Мама, вскипятите воду, — попросила Клара Семеновна.

— Чичас, чичас, — захлопотала старушка.

Скоро по комнате распространился запах кофе, который блестел черными зеркалами в белых фарфоровых чашках. Возле каждой чашки стояли фарфоровые блюдца. На фарфоровых блюдцах лежали кусочки белого хлеба, кружочки колбасы и какие-то тюбики в блестящих красивых обертках. Возле блюдец во множестве размещались ложечки, вилочки, ножички, какие-то лопаточки. Все это находилось на белой скатерти, вышитой красными розами.

— Прошу к столу! — Виталька сделал небрежный жест и сам сел первый. Он помешал ложкой в чашке, ткнул пальцем в хлеб, недоверчиво понюхал тюбик и вдруг нахмурился. — А где сыр? — спросил он.

— Сыр кончился, Виталечка, — торопливо ответила мать и смущенно посмотрела на нас.

Виталька нахмурился еще больше.

— Как это кончился? Два дня назад был.

— Но ты же сам его отнес в райцентр, — робко вставила мать.

— Что это за кофе без сыра?

Виталька отшвырнул от себя ложечки и встал из-за стола. Я хотел последовать его примеру, но у меня ноги приросли к полу. Вад тоже не отрывал глаз от кружочков колбасы.