Грязная сказка

— Значит, со мной ты не пойдёшь? — снова эта мука на его лице.

— Будет зависеть от того, кто пригласил тебя.

— Ника Безрукова, — подавил он вздох и улыбнулся. — А ещё она пригласила мою мать и, пожалуй, не меньше сотни других людей лично.

— Да, к Савойскому тоже приезжала.

Мало того, что приехала лично, так эта стервочка ещё вручила приглашения Савойскому и Диане раздельно, с намёком, что спутников они себе могут выбрать сами. И Таня по достоинству оценила и её презрительный взгляд в свою сторону, и самодовольную улыбку, и ледяную холодность Дианы, с которой она её проводила.

— Я не знаю, получится ли у меня пойти с тобой, — улыбнулась она примирительно. — Зависит от того удастся ли уговорить пойти Женьку. Но у меня есть к тебе встречное предложение. А не хочешь походить с нами на эти репетиции? Нам просто катастрофически не хватает одного партнёра.

— Серьёзно? — его глаза засветились таким счастьем, что Тане стало стыдно, что она не догадалась пригласить его раньше.

— Совершенно. Ты же найдёшь в своём плотном графике три свободных вечера в неделю?

— Ты даже не представляешь с каким удовольствием, — он посмотрел на неё с нескрываемым восторгом.

— Я тоже рада, — она протянула руку и всё же повернула её вверх сбитыми костяшками. — А теперь расскажешь мне об этом?

— Нет, — ответил он категорическим отказом, словно взмахнул красной тряпкой перед носом голодного быка. Ничто так не провоцировало Таню на активные действия как это короткое слово.

— Потому что многовато правды для одного вечера или потому что в принципе «нет»?

— Нет, не в принципе, — он протянул руку к бокалу как к спасительной соломинке, но не взял, прикрыл глаза, вздохнул. — Я никого не бил, если именно об этом ты подумала.

— Я подумала, что никто не поймёт тебя лучше, чем я. Ведь я кое-что знаю об этом.

— Я не хочу об этом говорить.

— Мне кажется, я имею право об этом знать. Ведь ты живёшь со мной.

— Я никогда тебя не ударю, — он убрал руку. — Больше никогда.

Лицо его изменилось до неузнаваемости. Серьёзное, усталое, страдающее.

— Но это сбитые костяшки, — показала Таня на его руку.

— Я ударил в стену, — он убрал руку под стол. — Но ты права. Хуже всего то, что всё же я сделал это. Я не смог сдержаться. Я бил и бил эту стену, и никак не мог остановиться. Опять.

Он тяжело вздохнул, откинулся, потом вернулся назад к столу.

— Наверно, моя мать права. Я всё же монстр, такой же, как и мой отец. Когда я в гневе, я не могу себя контролировать. Вернее, могу, но ровно до той поры, пока не разрешу себе. И я невыносимо боюсь, что однажды я не смогу принять правильное решение.

— И кто-то всё же спровоцировал тебя? — нахмурилась Таня.

— Она напрашивается каждый день. Каждый божий день.

— Так может надо её ударить?

— Нет, я не могу позволить себе такую роскошь, — криво усмехнулся Влад. — Но дело не в ней. Дело во мне. Просто я не могу объяснить и ты, наверно, не поймёшь.

— Не решай за меня, — она встала, обняла его за плечи и прошептала, склонившись к самому уху. — Я поняла главное. Что кто-то играет на твоих слабостях, но я знаю, как сделать их твоей силой.

Глава 26

Наши дни

ТАНЯ

Эрик пришёл утром. Потёрся свежевыбритой щекой о её лицо, обдавая ароматом геля после бритья.

— Прости, если тебя расстроило, что я вчера ушёл. Мне показалось, ты хотела побыть одна, — заглянул он по очереди в каждый её глаз, но в них больше ничего нельзя было прочитать. Таня выплакалась и приняла решение.

— Да. Спасибо! — скользнула она губами по его губам, но он её так быстро не отпустил. Поцелуй получился затяжной и чувственный. И они оба знали, что на большее у них времени нет. Сегодня остров Одайба, гигантский автосалон концерна Toyota — Mega Web и самолёт обратно.

Солнце палило нещадно. И, хотя прохладный ветер с Токийского залива и приносил свежесть, Эрик повесил свою куртку на плечо, демонстрируя обтянутые футболкой мышцы и загорелые руки. Он разговаривал по телефону с дочерью, и Таня разрывалась кого ей слушать. Ольга рассказывала про Радужный мост и статую Свободы, уменьшенную в четыре раза копию знаменитого американского монумента. Эрик переживал, что его дочь бросила кормить ребёнка грудью.

— На самом деле Богиня Свободы — это французский символ, — просвещала Таню Ольга.

— Аня, отлучать малыша от груди в три месяца — это очень рано, — поучал дочь Эрик. — Мама кормила тебя до года, Макса до полутора лет.

А Таня в этот момент всей душой хотела улететь в Бордо и прижать к себе свою ненаглядную пухленькую малышку.

В историческом музее, стилизованном под ностальгический город, они рассматривали старинные автомобили 1950-70-х годов собранные со всего мира. На французской улочке Таня застыла перед каким-то бежевым олдсмобилем.

— Жаль, что такой приглушённый свет, — Эрик пытался захватить их в объектив вместе, Таню и раритет. — Я понимаю, что тут полное погружение в эпоху и ночной город, но фотографии получаются не очень.

— У тебя один внук? — проигнорировала Таня его сетования.

— Да, и мало того, что она родила непростительно рано, уже в девятнадцать. Так ещё и кормить не хочет, — Эрик убрал в карман телефон.

— Я тоже кормила до года, — наблюдала Таня за его лицом и поползшими вверх бровями. — А потом уехала.

— У тебя есть ребёнок?

— Да, дочь. Ей пять лет. Её зовут Софи. Она живёт во Франции.

— С отцом? — эта новость явно интересовала Эрика больше, чем коллекция машин.

— Нет, с моими родителями. — Они прошли через огромную библиотеку и вышли на улицу. — Не спрашивай меня о её отце. Он есть, он жив, он дышит. И он понятия не имеет о её существовании.

— Это жестоко, — Эрик нахмурился и показал куда идти. В стороне от входа Ольга разговаривала с другой русской девушкой.