Грязные игры
Шрифт:
Славно прогулялись. Основательно упрев под горячим солнцем, они пересекли проспект Октябрьской революции. Затяжной подъем кончился, но тут высокие дома отсекли последние слабые потоки свежего воздуха. Среди зданий выделялась стандартная коробка - гостиница "Кавказ". Нижний ее этаж из сплошного стекла напоминал аквариум и навевал мысль о прохладе. Впрочем, эту мысль тут же отгоняло горячее и чадное стадо машин, столпившееся у подъезда гостиницы.
Просторный холл был полон темпераментных кавказцев. Они то и дело наскакивали на стойку дежурного администратора. Молодой, но уже начавший полнеть администратор не обращал на их молодецкие
– Будем брать?
– спросили у них за спинами.
Строгая костлявая старуха смотрела в упор выцветшими, когда-то синими глазами. Непонятно, какими путями попала она сюда с чухонских, видно, берегов. И ничего, кроме легкого презрения и собственного превосходства при виде толстосума Седлецкого, в этих глазах не читалось.
– Газеты, говорю, брать будем? Какие... А я знаю, какие вам нужно? Может, вы вовсе не читаете... Тогда отойдите, не загораживайте вид клиентам.
– Уж не сочтите за труд, - широко улыбнулся Седлецкий, - уточните, пожалуйста, какие именно издания вы могли бы предложить.
– Все могу предложить, - объяснила старуха.
– И "Правда" есть, и "Известия"... Я же говорю - все!
Минуту спустя они устроились на низком подоконнике среди цветов в кадках. Седлецкий развернул "Правду".
– Ни хрена себе!
– пробормотал над ухом Мирзоев.
– Пока мы тут... А они там! Гляди, что делают...
Под шапкой "Кровавая репетиция диктатуры"
был помещен огромный, почти на половину первой страницы, снимок: толпа, цепь милиции со щитами и клубы дыма над горящим грузовиком. Вдали, в дыму, ясно читался большой лозунг: "С праздником, дорогие россияне!" Статья под снимком называлась "А люди шли на праздник" .
– "Град дубинок, - начал читать Седлецкий, - обрушившийся на головы безоружных... Ничего случайного в избиении демонстрантов нет, это лишь шаг силой сломить сопротивление сограждан, не принимающих дикий капитализм..." По-моему, Турсун, мы в этой жизни что-то пропустили.
– Точно, пропустили. Отцы нации, так полагаю, поздравили эту самую нацию с Первомаем.
Вот, смотри: "Теперь у Президента РФ есть свой Чикаго". Кстати, а почему не с в о е Чикаго?
– Помолчи, - вздохнул Седлецкий.
– "Избивать своих людей в своей стране, на их родных улицах в праздничный день - это самое последнее дело. Как же они собираются дальше править Рос
– А так и собираются, - усмехнулся Мирзоев.
– Мы им еще будем помогать править. За то, как говорится, и в ведомости расписываемся.
Они довольно долго молчали, вчитываясь в строчки отчетов о первомайской демонстрации москвичей на Ленинском проспекте.
– Даже если сделать поправку на некоторую аффектацию, свойственную в последнее время "Правде", - задумчиво сказал Седлецкий, - даже, говорю, если сделать такую маленькую поправку на визгливость...
– Ты бы тоже завизжал, - перебил Мирзоев.
– Получил бы дубинкой по рогам - и завизжал бы!
– Погоди, Турсун! Я и говорю: если скорректировать впечатления корреспондентов... Не по фактам - факты вот, на снимке. А по эмоциям! Все равно - налицо грубая провокация.
Он сложил газету и спрятал в карман.
– Кому-то очень хочется выставить режим сборищем дураков и костоломов.
Ты ведь понимаешь, Турсун, кому это выгодно?– Да брось ты!
– отмахнулся Мирзоев.
– Меня вот никто дураком не выставит, даже если очень захочет. И тебя тоже. А тут, значит, смогли. Выставили! На весь свет без штанов... И теперь это нынешнее Чикаго просто царский подарок для команды нашего заклятого друга Упрямого. Ему бы не в заговоры играть, а въехать Первого мая в Москву на танке. Арестовать парочку первых попавшихся чиновников, побить десяток коммерческих ларьков и пообещать снизить цены на хлеб и колбасу. И ша! На руках бы его в Кремль отнесли. Вместе с танком.
– Хорошо, что ты по нашу сторону баррикад, - съязвил Седлецкий.
– Не представляю, что бы делал режим, окажись ты в танке Упрямого.
– Вот вы где, товарищи...
Капитан Сарана явил круглое лицо в зарослях фикусов, пальм и олеандров, и оно напомнило луну в джунглях - конопатую луну с облупившимся носом.
– Какие мы тебе товарищи?
– прошипел Седлецкий.
– Конспираторы, вашу мать, с ума сойти...
– Ну, извините, господа, - заметно обиделся Сарана.
– Столик для ваших сиятельств заказан.
Пообщавшись неделю с Седлецким, капитан привык к его периодическим вспышкам высокомерной язвительности и теперь изредка, как мог, огрызался. Мирзоев примирительно похлопал Сарану по плечу и спросил:
– Ты сегодняшние газеты смотрел?
– Смотрел, - кивнул капитан.
– Москвичам опять морды побили. Так это не новость. По телеку позавчера показывали. Небольшой, правда, кусочек, но показали. А вы разве не видели по телевизору?
– Ездили в одно место, - сказал Седлецкий.
– Ну и что, Сарана, ты думаешь по поводу этого инцидента?
– Ничего не думаю, - резковато сказал капитан.
– Своих проблем до фига. У младшей девки глазные зубы режутся - вторые сутки вопит, не переставая.
Они пошли через холл к двери ресторана. Дежурный администратор оторвал натруженный взор от пустой стойки и с неожиданным энтузиазмом помахал толстой ручкой:
– Владимир Георгиевич, дорогой, рад видеть!
Покушать к нам? Ну, приятного аппетита!
– Аты, оказывается, популярная тут личность, - заметил Саране Седлецкий.
– Поработайте в краевой администрации на ниве приватизации - и станете популярным, - вздохнул Сарана, открывая дверь ресторана.
– Это, Алексей Дмитриевич, я только у вас - Ванька-дурак, а у общественности - Иван Иваныч.
В ресторане было прохладнее, чем в холле. А может, просто показалось так сначала из-за розового полумрака - стеклянную стену, выходящую на солнечную сторону улицы, прикрывали багровые шторы. Полтора десятка столов под скатертями в клетку тянулись по залу в два ряда, оставляя узкий проход.
Седлецкий поморщился: никакого интима. Придется вести переговоры на глазах любопытных едоков, уже занявших большинство посадочных мест.
Он сразу отметил двух посетителей ресторана за последним у выхода на улицу столиком. В почти одинаковых блекло-зеленых распашонках, с бугристыми мышцами и сонными квадратными физиономиями, они ковыряли вилками салаты и потягивали минералку.
Из полумрака выплыло воистину небесное создание: в жемчужной переливающейся мини-юбке, в прозрачной блузке, с бабочкой в кудряшках, сожженных перекисью водорода. Килограммы загорелого щедрого тела неудержимо рвались наружу из последних оков одежды.