Грымза с камелиями

– Не-е-ет!!! – заорал Осиков.

– Да! Если я найду хоть какие-нибудь доказательства вашей причастности к этим преступлениям или вы еще раз выкинете какой-нибудь фортель, то обещаю: я тут же пойду к следователю и все ему выложу. Отсидите еще раз, а когда окажетесь на свободе – лет через пятьдесят, я вам отдам часть ваших богатств!

– Я не убивал, и не надо мне угрожать, – Осиков воспользовался тем, что я уже устала его держать, и вырвался.

– Я вас предупредила.

– А я дам показания, что в ту ночь, когда убили Служакова, тебя самой не было в домике, я сидел там и ждал тебя. Где ты была? – Осиков перешел на визг. – Ты сама могла убить его!

– Что?!

Острое желание прихлопнуть Осикова, как таракана, приятной волной растеклось по телу.

– Я все расскажу, – потрясая в воздухе толстым пальчиком и подпрыгивая на месте, сказал Осиков.

Он побежал. Это, видно, уже вошло у него в привычку. Хорошо, что в критической ситуации он убегает, а не как страус сует голову в песок, не хотелось бы мне потом выковыривать его из земли.

– Скажете дома, что вам стало плохо, а я пошла искать девчонок одна! – крикнула я ему вслед.

Не знаю, слышал Арсений Захарович меня или нет, уж больно быстро он бегает. Мысли запульсировали с завидной частотой: «Хитрый лис! Не верю я ему: раз обманул нас в самом начале, то, значит, можно от него ждать всего, чего угодно. Осиков своего не упустит, это он только кажется мыльным пузырем. Девчонок я искать не буду, сами придут. Есть у меня еще дело...»

Теперь мой путь лежал в деревню.

Дед Остап старыми грабельками собирал мусор вдоль забора – три серых дырявых пакета с листьями украшали дорожку к дому.

– Здравствуйте, – нарушила я тишину.

Он обернулся, и на морщинистом лице заиграла улыбка.

– Ждал тебя, – сказал вместо приветствия дед Остап.

Я не удивилась: такой уж он человек, что все знает.

– Кот не нашелся?

– Нет, но я не теряю надежды.

– Найдется.

– Сейчас чай поставлю. Замерзла, небось, вон ветер какой злющий поднялся, давно такого не было. Такой ветер не только листву уносит, но и человеческие души с земли сметает.

– Спасибо, – поежилась я.

Чай был с мятой. На тарелке появился кусок черного хлеба, густо намазанный топленым сливочным маслом, такие желтые твердые крупинки... Мне стало стыдно, что я пришла с пустыми руками. Очень стыдно.

– Ты ешь, а то худая, точно жердь.

Укусив роскошный бутерброд, я от непередаваемого удовольствия на мгновение прикрыла глаза.

– Спрашивал про тебя тут один, да ты, наверное, и сама знаешь, из-за этого и пришла.

Я кивнула.

– Сказал, что убили пришлого-то.

– Убили, – коротко подтвердила я.

– Злое дело, нехорошее. К тебе-то чего этот служака цепляется?

– Да он всех проверяет, работа у него такая. Вы ему про меня что говорили?

– Про кота он спрашивал, так я все подтвердил – за котом-то бегать – дело неподсудное, об остальном умолчал, захочешь, сама ему расскажешь.

– Спасибо вам, очень вы меня выручили. И объяснить-то вам я ничего не смогу, просто спасибо.

– А мне объяснять и не надо, ты человек правильный, а такие греха не делают, – дед Остап налил себе вторую кружку чая, – аккуратнее будь.

– Обещаю, – улыбнулась я.

До чего же было мне приятно и спокойно! Оглядевшись, я увидела гроздья рябины, разложенные на подоконнике, связку грибов на ржавом гвозде, дрова, сваленные в кучу, старенькие рукавицы... Хорошо-то как.

– Пожила бы у меня, вся боль бы и слетела, – прочитал мои мысли дед Остап.

– Я бы с радостью, да только не получится. А вы почему перестали приходить за едой, вроде вы говорили, что Екатерина Петровна вам продукты давала? Я бы вас встретила...

– Так шумно у вас теперь, народу понаехало, к чему мешаться. Да и беды навалились – меня и не подпустят.

– Только пусть попробуют не пустить, – нахмурилась я, – вы скажите, что ко мне, а уж я с ними разберусь.

– Вояка ты, – усмехнулся дед Остап и облизал ложку, перепачканную крупинками масла.

– Есть немного, – сказала я и протянула руку ко второму бутерброду, – вот, думаю сходить в дом, где убитый проживал, может, что интересное найду.

– Не найдешь, был я там, сразу после следователя. Пустой дом, даже мыслей от того человека не осталось, видно, слишком мало их было у него.

К реке я шла бодрая и веселая – бояться нечего, Максим ничего не знает.

– Бедный Юрий Семенович, – улыбнулась я, – наверное, мама довела его до инфаркта.

Хотелось бы мне уберечь его от родительницы, но ситуация требовала жертв.

Девчонки оказались уже в домике. Я взяла полиэтиленовую сумку и стала набивать ее продуктами. Все, что попадалось мне на глаза, было тут же упаковано.

– Привет, – выплывая из комнаты, сказала Солька.

Она тут же побледнела, зажала рот рукой и бросилась на улицу в сторону туалета. Началось. Я смотрела ей вслед, почти завидуя.

– Альжбетка! – крикнула я и заглянула в девичью комнату.

Альжбетка пилила ногти и изредка кидала на Юрия Семеновича сочувственные взгляды. Осикова не было, а мама сидела напротив садовника и, расправляя лямки цветастого фартука, вещала:

– Нет, что вы, моя дочь не такая, ее внимание ко мне – это жалкие крохи, которые я вынуждена подбирать с мостовой...

Это сравнение она всегда очень любила.

Увидев меня, мама замолкла, а Юрий Семенович вскочил. Представляю, как он был счастлив меня видеть.

– Альжбетка, дело есть, выйди. Юрий Семенович, пожалуй, нам пора.

Он улыбнулся – не так часто увидишь, как он улыбается. Вот что значит вовремя появиться.

– Не хочешь ли ты сказать, что у тебя есть секреты от своей матери? – услышала я недовольный голос.

– Мама, если бы ты только знала, как много у меня от тебя секретов.

– Когда у тебя будут дети, в чем я очень сомневаюсь, так как на свете нет мужчины, который смог бы тебя терпеть больше одного часа, так вот...