Гудвин
Шрифт:
Когда же его рука, наконец, нашарила бюджетную ведомость за тысяча девятьсот девяносто первый год, а под ней - список коммунальных расходов, глаза его расширились. Так и не прожевав, Миша с трудом проглотил еду и нашарил в своём кармане розовый блокнот. Там он записал интересующие его позиции.
– Двадцать тысяч советских рублей - это много?
– спросил он скорее для того, чтобы разбавить гнетущую атмосферу.
К его удивлению, спустя минуту усиленного стука клавиш, Саша ответила тихим голосом.
– Примерно двадцать миллионов сегодняшних рублей.
– Нехило за шесть
– сказал Миша из уважения к
Сашиному поступку.
Он продолжил записывать и изучать бумажки, пока не покрыл записями несколько страниц блокнота. В этот момент он изловил, наконец, мысль, витавшую в голове. Фамилии трёх учителей встречались в документах чаще остальных - Спидоренко, Черненко и Рукосуева. Они стояли под закупками канцелярских товаров, хозяйственных услуг и, кое-где, даже продуктов питания.
Что-то произошло в декабре девяносто первого года. Миша не мог изловчиться, чтобы понять, что именно. Но загадочные письма из Следственной коллегии, некая Чардымова и эта ведомость с двадцатью тысячами - всё это связано, думал он. Надо только узнать, как именно.
Постепенно Мишины глаза начали слипаться. В деревне усталость накатывает рано и быстро, особенно после нескольких часов в полицейском участке. Так как никто никогда в наших краях не ощущал себя в чужом доме гостем, Миша улёгся на диван и, положив ладонь под голову, открыл перед собой одну из страниц блокнота. Уже через пять минут внимательного изучения цифр и записей он понял, что сон близок, и помолил бога о том, чтобы вновь не проснуться на крыльце.
23
Мише приснилось, как он убегает от тени капитана Комарова. Сам капитан при этом не присутствовал, лишь его мрачное очертание ползло за Мишей по горячему летнему асфальту. Он бежал от тени со всей возможной силой, но его ноги, как часто случается во сне, превратились в рахат-лукум и с трудом поддавались контролю. Когда ледяная рука коснулась Мишиного ботинка, он дёрнулся и подпрыгнул.
Тёмные окна дали ему понять, что проспал он не долго. Штаны прилипли к ногам, лоб успел покрыться испариной. В доме стояла страшная жара. Что-то мягкое лежало под его щекой и, когда Миша ухватился за него, оно тихонько взвизгнуло и спрыгнуло на пол. Когда он, наконец, достал телефон и посмотрел в яркий синий экран, часы показали половину седьмого утра.
Миша удивился и с трудом поднялся с дивана. Его ботинки валялись у столика и он нащупал их, стараясь не шуметь. Огонь в печи потух, но от неё исходил такой жар, словно в ней собирались кого-то запекать. За столом слева никого не оказалось, под тёмным экраном компьютера горела тусклая красная лампочка. Пусто оказалось и на кухне. В недоумении Миша попытался понять, где ещё можно было спать в этом доме. Ему стало понятно, когда он увидел открытый люк на чердак.
Когда он вышел в коридор, его вдруг посетила странная идея. Он вернулся в избу и взял Сашин фотоаппарат, висевший на зеркальной створке шкафа. Ему показалось, что кроме уборки и готовки он мог бы принести ещё и эстетическую пользу.
Поборов неистовое желание кота Бори вырваться из душного помещения, Миша вышел на
улицу и с облегчением вздохнул. Он прошёл по оживлённой деревне, утро в которой начиналось строго в пять часов, до самого моего сорок второго дома. Сергей спал на диване у печки, а я развалился на кровати, отгороженной от остального дома высоким дубовым шкафом. Миша решил нас не будить и позавтракал остатками вчерашних Сергеевых кулинарных изысков. Лепёшки, которые Сергей наловчился делать в виде питы, лежали туго набитыми плохо прожаренным говяжьим мясом и картошкой в мундире.Я проснулся раньше Сергея и негромко поздравил Мишу с тем, что ему удалось вырваться из лап Комарова. Я даже залез под шкаф и достал оттуда две бутылки пива.
Миша от предложения решительно отказался, ссылаясь на стабильное утреннее похмелье. Вскоре поднялся Жемякин и мы втроём закончили скудную трапезу, мыча сквозь набитые рты слова одобрения.
– А мы всё время спим в одежде?
– спросил я, откинувшись на спинку деревянного стула после еды. Меня почему-то посетила необычная утренняя мысль.
– Ну я - да, - ответил Сергей.
– Деревня же.
– Я - не всегда, - сказал Миша и достал розовый блокнот.
– Так ты с девушкой живёшь, - внушительно сказал Сергей, подняв палец.
– Это другое
дело.
– Да, - согласился я.
– Тебе можно.
– Не живу я уже ни с кем, - мрачно ответил Миша и рассказал нам свою нехитрую
историю, под конец которой я не удержался и разразился смехом.
– Отличная идея! И почему Арсентий нам не заходит?
Миша не ответил, а лишь вгляделся в блокнот, беззвучно шевеля губами.
– Ты что, отнял его у маленькой девочки?
– спросил я, хохотнув.
– Не знаю, - пожал плечами Миша и указал пальцем на ящик шкафа.
– Я там его нашёл.
– Наверное моей племянницы, - кивнул я.
– Так как ты вырвался на волю?
Он рассказал нам обо всех приключениях, начиная с попадания в участок и заканчивая просмотром старых школьных документов.
– Так значит, они действительно украли деньги?
– спросил я.
– Похоже на то, - кивнул Миша.
– Но кому есть дело до советских рублей? Мне больше
интересно, кто такая Чардымова.
– Никогда не слышал, - сказал я. Сергей молча пожал плечами.
– Ну хорошо, - не сдался Миша.
– Чьи фамилии мы знаем?
– Да всех, - после недолгой паузы ответил Сергей.
И мы принялись перечислять. Черненко, Спидоренко, Урусовы, Юлька Сербова - список оказался настолько обширным, что Мише пришлось записывать их в блокнот с номерами домов, в которых они жили. Это заняло у него целых три страницы.
– У тебя последний дом?
– спросил Миша, когда мы закончили.
– Да, - кивнул я.
– Напротив - сорок первый, там жила баба Марья Татьяненко. Умерла,
когда мне исполнилось три, а ей - девяносто восемь. Кого забыли?
– Вроде никого, - Сергей пожал плечами и на его лице отразилась глуповатая ухмылка.
– Разве что Витька. Мы переглянулись.
– А какая фамилия у Витька?
– спросил Миша. Я вылупил глаза.
– Да хорош, - Сергей махнул рукой.
– Витёк - пьяница. Из него учитель физкультуры, как из меня учитель физкультуры. К тому же там у тебя женщина.