Гусман де Альфараче. Часть вторая

Итак, я ждал, проводя дни в празднествах, пирах и увеселительных прогулках то по заливу в лодках, то среди великолепных садов, коими славится Генуя, то посещая гостиные прекрасных дам. Родичи задумали меня женить с большим почетом и малым приданым. Но на это я не пошел: о невесте моей, как вскоре выяснилось, говорили нехорошее; а главное, близился день, когда мы собирались посадить в печь приготовленный для любезных родственничков пирог. Я всячески выражал свою признательность, не отказываясь, но и не давая согласия, чтобы постоянно держать их в руках, пока не добьюсь своего и не пристукну их шар к колышку: удар молотка тем разительней, чем беспечней и уверенней в себе противник.

ГЛАВА VIII Ограбив дядюшку и других родственников, Гусман де Альфараче отплывает на галере в Испанию

Старые обиды помнятся долго, и я от души советую обидчикам спать вполглаза; месть нежданно-негаданно выходит из-под земли, где в потайной пещере выжидала своего часа; грянет беда, откуда и не чаешь. И тогда не спасет ни властелина его могущество, ни храбреца — отвага, ибо фортуна изменчива и что было вчера, того уж не будет завтра.

Небольшой камень, попав под колесо, опрокидывает тяжелую телегу. Стоит обидчику зазеваться, понадеяться на свою безнаказанность, тут-то и настигает его мщение.

Как говорилось выше, мстительность — свойство робких и слабодушных; это удел женщин; им одним позволительно мстить за обиду. Я уже немало рассказывал о тех, кто, отказавшись от мщения, прославил тем свое имя; теперь же поведаю о поступке одной женщины, которая жестоко отплатила обидчику и была в этом права.

Некая молодая, красивая и знатная сеньора овдовела, лишившись супруга, который обладал столь же редкими качествами. Дама эта, будучи женщиной разумной, хорошо понимала, какие опасности грозят ее доброму имени со стороны злоречивых клеветников, ибо каждый волен думать, что угодно, и говорить, что взбредет на ум. О всяком поступке можно судачить на тысячу ладов, толкуя обо всем вкривь и вкось и болтая невесть что. Рассудив, что негоже отдавать свою красоту и честное имя в жертву пересудам, она выбрала из двух зол меньшее и приняла решение выйти замуж вторично.

К ней сватались два кабальеро, кои с равным жаром добивались ее руки, отнюдь не обладая равными качествами. Один из них был ей по душе и уже почти добился согласия; другой же, напротив, был ей весьма неприятен, ибо не только уступал первому в знатности и богатстве, но не отличался и личными достоинствами, так что не мог бы претендовать на руку столь гордой женщины. Брак молодой сеньоры с ее женихом был уже решен, и оставалось только отпраздновать свадьбу; тогда второй кабальеро, убедившись, что все его надежды погибли, сватовство отвергнуто и сеньора выходит за другого, задумал дьявольскую хитрость, чтобы с помощью бесчестного обмана опередить соперника.

Однажды он поднялся до рассвета и, подкараулив, когда в доме невесты проснулись и отперли двери, незаметно проскользнул внутрь и спрятался за дверью; он простоял там довольно долго, дожидаясь, пока на улице станет людно и поднимутся все соседи. Тогда он вышел на порог и остановился на крыльце с таким видом, будто только что проснулся после проведенной в этом доме ночи; шпагу свою он держал под мышкой, а свободной рукой оправлял воротник и застегивал пуговицы на камзоле.

Соседи подумали, что, видно, вдовушка остановила выбор на нем, а он уже воспользовался своими правами. После этого негодяй не спеша направился к своему дому. Эту выходку он повторил еще раз; честное имя вдовы было погублено; новость облетела город, о происшествии кричали на всех перекрестках; всюду только и было разговоров, что об этой истории, и все дивились непостоянству и странному выбору сеньоры, которая сначала согласилась на выгодный и лестный брак с первым искателем ее руки, а потом предпочла второго, во всем тому уступавшего.

Когда до жениха дошли слухи о том, что соперник его на глазах у всех выходит но утрам полуодетый из дома его нареченной невесты, он был так оскорблен, опечален и разгневан, что если прежде нежно любил эту даму и мечтал стать ее супругом, то теперь смертельно ее возненавидел и не желал более с ней знаться. Ненависть его распространилась на весь женский пол; он считал, что если лучшая из женщин, чью доброту, скромность и целомудрие он ставил так высоко, могла совершить столь низкий поступок, то едва ли найдется среди них такая, которой можно было бы вверить свою честь, а если и существует на свете достойная женщина, то мало надежды ее разыскать.

Он задумался и о том, как женщины непостоянны и расточительны, как легко овладевают ими страсти и каким тревогам, опасностям и беспокойству подвергают они мужчин. От этих размышлений он перешел к другим, более глубоким, и вскоре под влиянием сих мыслей и следуя внушению неба перенес любовь с творения на творца и решил посвятить себя богу, каковое намерение и осуществил, постригшись в монахи.

Когда сеньора узнала об этом событии, а также о сплетнях, ходивших по городу и послуживших ему причиной, и убедилась, что теперь уже ничем не сможет смыть со своей чести позорное пятно, горю ее не было предела: ведь она погибла безвозвратно, потеряв разом все, что имела, — доброе имя, супруга, богатство и все радости жизни, путь к коим отныне был для нее закрыт.

Она долго думала, как утвердить в общем мнении свою невиновность, но пришла к заключению, что честь ее погублена непоправимо и что есть лишь одно средство очистить себя от позора, а именно — отплатить злодею за его вероломство еще более жестоким вероломством.

Ею овладела такая адская злоба, что она не могла думать ни о чем, кроме задуманного дела.

Храни нас господь от мести оскорбленных женщин! Они мстят беспощадно, как показывает пример этой дамы. Прежде всего она обратилась к настоятельнице монастыря с просьбой принять ее в обитель (и если бы на этом остановилась, то поступила бы много лучше). Поделившись своими горестями с одной монахиней, с которой ее связывала тесная дружба, она добилась удовлетворения своего ходатайства и сохранения полной тайны.

Затем она переправила в монастырь большую часть своих денег, дорогих украшений и других ценностей, пожертвовав в пользу святых сестер почти все имущество и закрепив свое дарение надлежащим образом. После чего стала спокойно ждать, когда тот кабальеро, ее отвергнутый жених и заклятый враг, возобновит свои домогательства. По прошествии нескольких дней тот действительно явился к ней с тем же делом, оправдывая свой поступок безумной любовью, которая довела его до отчаяния и внушила прибегнуть к столь непозволительным средствам; он уверял, что вполне сознает тяжесть своей вины и всю меру причиненного ей ущерба и готов возместить утрату, предложив ей свою руку.

Дама, которой только того и надо было для полного успеха ее замысла, отвечала, что согласна принять его предложение, раз лучшего выхода у нее нет. Однако сказала при этом, что дала обет целомудрия, срок коего истекает через два месяца; если ему угодно повременить со свадьбой, она будет весьма довольна; если же он настаивает на немедленном бракосочетании, то она согласна и на это при условии, что воля ее будет уважена.

Кабальеро на все соглашался и чувствовал себя счастливейшим человеком на свете; позаботившись обо всем необходимом, они в глубокой тайне подписали брачный контракт. Несколько дней новобрачные провели вместе: он в предвкушении грядущих утех, она — в предвкушении мести. Однажды вечером, после ужина, когда молодой муж ушел почивать, сеньора вошла в спальню и, сев подле него, стала дожидаться, когда он уснет; вскоре его сморил крепкий первый сон, который тут же стал последним, ибо, вынув из рукава остро отточенный нож, она заколола мужа и оставила мертвого в постели. Рано утром она вышла из покоев и предупредила прислугу, что супруг ее дурно спал ночь и не надо будить его, пока он сам не позвонит или пока она не вернется после мессы; затем заперла дверь и поспешила укрыться в монастыре; над ней тотчас же совершили обряд пострижения и приняли в число инокинь. Так кровью обидчика она смыла с себя позорное пятно, доказав свою невиновность и явив пример устрашающей жестокости.

Сюда пришлось бы весьма кстати изречение Фуктильоса, дурачка-юродивого из Алькала-де-Энарес, с которым мне привелось там познакомиться. Его укусила за ногу собака; и хотя следы клыков быстро затянулись, в душе его осталась незаживающая рана. Он затаил злобу на эту собаку. Заметив однажды, что она дремлет на солнышке, растянувшись у порога, юродивый побежал к строившейся неподалеку церкви святой Марии, выбрал самый большой камень, какой только мог поднять, направился с ним к мирно спавшей собаке и уронил этот камень ей на голову. Несчастный пес с воем подскочил и перевернулся в воздухе, испуская дух, а Фуктильос, глядя на него, приговаривал: «То-то, брат! Нажил себе врага, так забудь про сон!»