Гувернантка из Лидброк-Гроув

Я немного расстроилась тем обстоятельством, что мне снова придется ждать встречи с Дорианом, после того как прожила в довольно длительной разлуке с ним, но решила, что мне вполне по силам выдержать пять дней его отсутствия. Доктор Харпер еще раз навестил меня и, удостоверившись, что я пошла на поправку, больше не появлялся в Торнбери.

За неимением другого занятия я начала осматривать поместье. Меня сразу поразила величина и роскошь спальни, которую выделил в мое пользование Дориан, ее дорогие шелковые французские обои в незабудку.

– Это спальня покойной матери молодого хозяина, - объяснила мне миссис Эббот.

– Почему же баронет Эндервилль не выделил мне гостевую комнату? – засмущалась я. – Мне прямо теперь неловко.

– Это одна из самых теплых комнат в доме, а доктор Харпер сказал, что вам необходимо тепло, - со знанием дела проговорила экономка.

– Баронет очень великодушен, - с признательностью проговорили мои уста.

– Это так! Наш хозяин к тому же добрый человек и всегда придет на помощь страждущему, - подтвердила моя собеседница, поправляя мое атласное одеяло.

Ее слова доставили мне большое удовольствие, так как в моих глазах именно последняя похвала служила самой лучшей рекомендацией человеческому характеру. Потом мой взгляд упал на портреты, висящие на стенах спальни, и я с невольным интересом спросила:

– Миссис Эббот, а кто этот джентльмен в судейском парике конца восемнадцатого века и белокурая дама в бальном наряде?

– Судья Джеральд Питчер – двоюродный дядя нашего хозяина, большой друг покойной миссис Эндервилль, а дама и есть покойная миссис, - снова ответила мне на вопрос экономка.

– Она – мать баронета Эндервилля? – уточнила я, думая про себя, что Дориан ничуть не похож на нее.

– Нет, миссис Шарлотта Эндервилль – жена баронета Роджера Эндервилля, тоже скончавшегося, младшая дочь губернатора Вест-Индии. Ее богатое приданое стало основой благосостояния Торнбери, - пояснила мне Ханна Эббот, и заключила: - Думаю, вам пора отдохнуть, мисс Линн, потом, когда вы окончательно пойдете на поправку, наступит время для более обстоятельных рассказов.

Я признала справедливость ее слов, ощущая, как слабость вновь овладела моим телом и послушно улеглась обратно в постель. Но через день от моей болезни не осталось и следа, и я оживленно принялась осматривать главное поместье Дориана.

Трехэтажное здание оказалось еще большим и роскошным, чем я ожидала увидеть богатое поместье, расположенное на севере Англии. Как верно упомянула экономка Эббот, приданое дочери баснословно багатого губернатора Вест-Индии Эдварда Джонсона послужило расцвету Торнбери. Были раширены оба крыла здания, построены новые залы, гостиные и спальни, увеличила свою площадь библиотека. Для убранства комнат не жалели денег, и что мне понравилось больше всего – это наличие большого колличества светлых больших окон в северном поместье, более нуждающемся в освещении, чем южные особняки.

Читатель, вероятно, ты знаешь, что налог на окна, введенный Вильгельмом Оранским, не послужил к пользе здоровья населения нашей страны. Применение налога на окна, который сначала был налогом на богатство, а затем распространился на все население, привело к тому, что в английских городах стали строить здания с меньшим количеством окон, а то и вовсе без них. Плохо налог сказался также на производстве стекла. Но особенно страдали из-за этого налога бедняки и английские медики все громче заявляли, что из-за злосчастного налога в стране стали возводить опасные для здоровья многоквартирные дома без окон. В таких квартирах царили мрак и сырость, и именно оттуда распространялись разного рода эпидемии и чахли неимущие люди

Никакого стремления экономить на окнах в Торнбери не наблюдалось. Я насчитала их более тридцати. Казалось, их выстроили с чувством подчеркнутого пренебрежения к злосчастному налогу, и меня радовало, что Торнбери имел чувство собственного достоинства. Я быстро привязалась к этому поместью, и казалось, что его дух тоже дружески принял меня и позволил мне, бесприютной страннице, прочно обосноваться в нем.

Вечером четвертого дня вернулся Дориан. Я как раз зажгла первую свечу, чтобы рассеять огнем сумеречный свет и увидела из окна спальни, как баронет Эндервилль соскакивает со своего коня перед парадным входом особняка. Редкие снежинки начали кружиться над его непокрытой головой, но он, не обращая на холод никакого внимания, передал поводья груму и обменялся несколькими словами со встретившим его лакеем перед тем, как войти в дом.

Море радости тут же разлилось в моей груди. Я не знала, захочет ли Дориан в этот вечер увидеть меня, но на всякий случай тут же переоделась в одно из новых своих платьев, которые мне доставили от местной портнихи благодаря любезности Дориана. Миссис Хэйт не слишком торопилась с моим заказом, когда я была стеснена в средствах, но щедрое вознаграждение от баронета Эндервилля заставило ее в течение двух дней не только завершить ранее заказанную мной одежду, но и сшить новую. Благодаря этому обстоятельству я могла надеть тщательно ею пошитое шелковое платье синего цвета, что придало мне дополнительную уверенность в себе.

Мои приготовлениения к встрече не остались напрасными. Экономка вскоре вошла в мою комнату и доложила:

– Мисс Линн, хозяин просит вас спуститься к нему для вечернего чая.

– Иду, миссис Эббот, - отозвалась я, поспешно накидывая на плечи теплую пуховую шаль и устремляясь к лестнице.

Дориан ждал меня в гостиной возле горящего камина и быстро обернулся на звук моих шагов. Лакей в это время принес блюдо свежих пирожных, а горничная уже заканчивала раставлять на чайном столике мейсенский сервиз с нежной росписью полевых цветов. После окончания своего дела они быстро удалились, и Дориан подошел ко мне с приветливой улыбкой, которая очень красила его красивое и мужественное лицо.

– Эмма, я очень рад приветствовать вас в своем поместье, - тепло сказал он, неотрывно глядя в мои глаза. Сумерки совсем сгустились, перейдя в темноту, но свет многочисленных свечей в гостиной создавал особый мягкий уют и придавал Дориану дополнительное, окончательно покорившее меня обаяние. В тот вечер им была оставленна всякая официальность в разговоре то ли потому, что я только оправилась от болезни, то ли потому, что он соскучился по мне, и искренне желал показать дружеские чувства. В ответ я поклонилась ему, вне себя от счастья таким его душевным обращением, и прошептала:

– Баронет Эндервилль, я всю жизнь буду у вас в долгу за то, что вы спасли меня от смерти.

– О, не нужно преувеличивать, милая Эмма, - ответил он, покраснев от смущения. – Любой прохожий сделал бы для вас то же самое, а я еще должен печься о вас по долгу дружбы.

В этот момент стенные часы над камином начали бить пять часов вечера, и Дориан пригласил меня за столик. Я разлила в чашки чай, и Дориан с приличествующей словесной благодарностью принял от меня одну из них.

Приятное тепло от горячего напитка разлилось по нашим телам, располагая к дальнейшему разговору и душевному общению. Как мне хотелось задать Дориану ряд нетерпеливых вопросов по поводу его долгого отсутствия, но правила приличия требовали от меня дать ему возможность высказаться первым.